Чужой портрет - Мария Зайцева
— Да, конечно, — киваю я, — я тут спокойно подежурю…
— Ты, главное, не отсвечивай особо, — Ланка подрывается, быстренько скидывает халатик, — я скоро!
Я не успеваю кивнуть, потому что именно в этот момент открывается дверь, без стука даже, и на пороге возникает огромная фигура мужчины.
Мы с сестрой замираем в крайне нелепых положениях, пялясь на вошедшего словно застигнутые светом фар кенгуру. Я — нагнувшись над ведром, а Ланка — в одних трусиках и лифчике.
Мужик, настолько здоровенный, что из-за его плеч не видно вообще просвета в коридор, тоже застывает, вытаращившись на полуголую Ланку.
И взгляд его — дикий и безмерно удивленный.
Первой приходит в себя Ланка.
Она закрывает грудь и пах руками и жестко командует:
— Дверь закрыл!
Мужик хлопает ресницами с недоумением, словно приходя в себя после шока… Еще раз осматривает нахмуренную Ланку, а затем захлопывает дверь.
Ланка торопливо хватает платье, натягивает на себя, ругаясь приглушенно, затем поворачивается ко мне:
— Ну, а ты чего застыла? Вода уже переливается!
Ойкаю, закручиваю вентиль, сливаю лишнее.
— Я быстро, — повторяет Ланка, — не бойся тут, они видишь, какие пугливые.
— Не сказала бы… — бормочу я, припоминая, как внимательно смотрел мужик на фигуру моей сестры.
Это же тот самый, которого побил в прошлый раз Каз на ринге… Точно, он. Только у него одного тут такой рост огромный и такая заросшая шерстью грудь… Словно орангутан… Б-р-р…
— Внимательней там, — все считаю нужным предупредить сестру, — а то вдруг он…
— Ой, я тебя умоляю, — машет ладонью Ланка, — кому я нужна?
— Лан…
— Все, я ушла, позвоню, как Вальчика пристрою.
Сестра выходит за дверь, я остаюсь сидеть, заняв ту самую табуреточку, что до этого облюбовала Ланка.
Тонкое полотно двери опять сотрясается от громового мужского раскатистого рева, затем что-то падает, да с таким грохотом, словно там шкаф уронили здоровенный.
И мужики опять взревывают.
А я смотрю на часы, прикидывая, сколько в этот раз придется тут сидеть…
Мне к одиннадцати надо вернуться обратно в больницу, у меня ночная смена, которую никто не отменял, естественно.
Так что задерживаться нельзя категорически.
Интересно, Каз сегодня бьется на ринге?
Хотя, нет. Не интересно… Не интересно тебе, Маруся. И мужчина этот тебе не интересен…
Вспоминаю его взгляд, веселый и темный, каким он встретил нас с Ланкой еще с порога.
Признаться, я опасалась, что он сразу подойдет, может, пошутит насчет переменчивости женских решений и прочего, потому что очень уж легко мы, практически без споров, согласились на работу. Стоило ли так кочевряжиться?
Хотя, стоило.
Потому что во время повторного звонка Каз предложил пять окладов…
И теперь наверняка думает, что просто купил нас. Меня. Это почему-то мне не нравится, не хочется, чтоб он так думал.
И вот парадокс: какое дело мне до его мнения? Главное же что? То, что мы получим много денег. Всего за один вечер… Но почему-то скребет в душе, и грудь стесняет… Глупости какие…
Каз, кстати, не оправдал моих ожиданий, не подошел. Посмотрел и отвернулся, занятой разговором с кем-то. Словно мы с Ланкой — пустые места… Хотя, так оно и есть, а все, что у меня в голове надумывается… Бред бредовый.
И портрет его надо выкинуть… Вдруг, кто-то найдет…
В дверь стучат, прерывая поток моих беспорядочных мыслей, громко стучат, так, что ее едва не сносит с петель. Это кто там такой усердный? Вообще силу не рассчитывающий?
— Открыто! — кричу я, дверь открывается, и на пороге возникает уже знакомая огромная фигура:
— Это… — басит орангутан, оглядывая помещение, словно выискивая кого-то. И я даже знаю, кого! Вот ведь, кобелина лохматая! — там надо прибрать… На ринге…
— Сейчас, — киваю я, поднимаясь и натягивая перчатки.
— А где вторая? Борзая такая? — спрашивает мужик, и сердце у меня буквально падает в пятки. Рассмотрел-таки Ланку, орангутан чертов!
— Я справлюсь одна, — холодно отвечаю я, поднимая ведро с водой и прихватывая швабру, — пропустите, пожалуйста.
Мужик сторонится, я выхожу из подсобки.
Тут же оглушает гомон, крики, какие-то бесконечные, отовсюду доносящиеся разговоры.
Просматриваю уже вполне привычным взглядом помещение на предмет непорядков, но ничего особенного не вижу. Еда не рассыпана и не разбросана, столы чистые, возле скамеек не накидано и не разлито ничего.
А вот ринг… Мама моя…
Тут убили, что ли, кого-то?
Вся поверхность ринга залита кровищей. Ее так много, что складывается полное ощущение, что я не в спортивном зале, а на бойне. А , учитывая еще и запахи, окружающие меня: пот, спертый, удушающий сигаретный дух, кровь — и впечатление бойни напополам с притоном становится полноценным.
Выдыхаю, собираюсь с силами и поднимаюсь на ринг.
Ох, очень надеюсь, что тут никого не убили, все же… Спрашивать об этом, естественно, и не думаю даже, просто выполняю свою работу, собирая кровь тряпкой, выжимая в ведро и снова собирая. Хорошо, что я в перчатках и маске. Хотя бы как-то можно дышать…
— Почему ты одна?
Голос раздается позади меня настолько неожиданно, что вздрагиваю. Черт… Ну чего ты пришел сюда? Хотя, кто думал, что это будет легко?
— Лана вышла… — смысл скрывать? Он все равно узнает… — она вернется через час.
— Я платил за то, чтоб вы двое тут дежурили, — Каз легко прыгает на ринг, идет ко мне, продолжающей сидеть на корточках и собирать кровь. Не смотрю на него, полностью сосредотачиваясь на своей работе, — именно из-за таких случаев.
Его ноги, в навороченных ярких кроссовках, останавливаются совсем рядом, прямо возле меня, и я едва сдерживаю мстительное желание мазнуть по ним кровавой тряпкой. Потому что нечего подходить так близко! Надо о технике безопасности думать!
— Отойдите, — глухо говорю я, не поднимая головы и продолжая методично работать, — а то брызги крови попадут…
А Каз неожиданно наклоняется, присаживается на корточки прямо передо мной и ловит пальцем за подбородок. Это так внезапно и резко происходит, что не успеваю отшатнуться, замираю, глядя в его
