Жена без срока годности - Ольга Горышина
— Ты же поняла…
Его указательный палец поймал прозрачный пузырь в уголке моих приоткрытых губ и повел по подбородку к шее. Я сглотнула — шумно, и ещё громче, когда палец подцепил перекрученную бретельку майки. Я ничего не сказала, и трикотажная резинка перетянула мне предплечье, оголяя левую грудь. Я молчала, не могла говорить из-за полного рта: я же на первом «нет» захлебнусь собственной слюной, кислой от клюквы… Под вторую бретельку скользнула уже целая ладонь и накрыла вторую грудь — сложилась домиком, и мой окаменевший сосок оказался ровно в ее центре.
Не знаю, где сейчас было больнее — в моей груди или у него в паху: Андрей стиснул зубы. Да если бы на моих губах была такая же хватка, то о помаде можно было б забыть навсегда… Откусил бы. А сейчас прикусил язык себе. Тогда я ненароком чуть подвинула коленку, застрявшую у него между ног: Андрей зажмурился и вздрогнул. Его рука в отместку сжала мою грудь. Другая отыскала впадину на животе.
— Прекрати, — проговорила я горящими губами, не сопроводив слова какими-либо спасительными действиями.
Руками я сжимала покрывало.
— Почему? Ты вся горишь…
— У меня температура.
— У меня тоже. Проверь.
Я подняла руку, но он поймал ее и опустил ниже своего лба и даже ниже живота с внутренней стороны ремня. Можно было застегнуть его на лишнюю дырку, тогда пропасть между кожей и джинсой не поглотила бы наши обе руки.
Нужно было что-то сказать или сделать, но я ни говорила, ни руки не убирала, чувствуя ладонью камень.
— Мы же просто друзья… — захлебнулась я своей дурью.
— Не хочешь?
Он сжался — сильнее. Не в штанах, а в плечах: они у него поникли.
— С чего вдруг? — прошептала я, вдруг потеряв голос.
— Мы одни, — проговорил, не выпуская из-под пряжки ремня мою плененную руку, таким же странным шепотом.
— Мы всегда одни, — еле шевелились мои губы. — Бабушка всегда на работе, — добавил еле ворочающийся язык.
— Ну… — растерялся Андрей в конец, и плечи его окончательно округлились.
Он скуксился. Там, кстати, тоже, и выпустил мою руку.
— Зачем тебе это? — смотрела я ему в глаза, боясь сморгнуть.
— А тебе не надо? — спросил уже с вызовом. — У тебя ж никого нет. Иначе бы ты не держала меня у себя до ночи.
— И? Скажи еще, что у тебя тоже никого, раз ты торчишь тут у меня… — говорила я с тупой злостью, понимая, что ему просто захотелось воспользоваться ситуацией. — Тупая логика.
И девчонка тупая… Ну, блин, я полуголая тут сижу, растрепанная… Да ещё не оттолкнула его сразу и в штаны полезла. Вот чего дёрнуло! Дернуло… Я аж вздрогнула. Озноб. Чертов грипп не отпускает жертву. Как и Андрей меня — коленками все равно держит. Нашел бы уже опору ногам на полу.
— Так у тебя есть кто-то?
Глаза в глаза, и я не смогла солгать:
— Нет.
— Тогда почему “нет”?
— А почему должно быть “да”?
— Потому что…
“Потому” он не добавил, но сполз на пол: колени его просто соскользнули с покрывала. Нет, на коленях он передо мной не стоял. Просто сел — не совсем по-турецки, а так, отставив одну коленку — чтобы не давило на одно место, наверное. Глаз не опускает — ну и я не могу смотреть в сторону и тем более вниз. Только нащупала бретельки и натянула на плечи.
— Ты знаешь, что от гриппа умирают? — сглотнула я последнюю слюну.
— Да и черт с ним. Зато я тебя поцеловал.
— А здоровую слабо было?
— Ну… Не знаю… Если считаешь, что легко подойти к девчонке с таким предложением, то спешу тебя разуверить… Страшно получить отказ.
— Тебе-то и не легко?
— А чем я такой особенный? Мне за деньги не надо, знаешь ли… За деньги я могу конспект купить. Почему “нет”?
— Да покупай, кто ж против…
— Я про нас, ты все прекрасно поняла. Почему? Чего ты боишься? Куда я сбегу? Нам четыре года вместе учиться… Ну все все равно уже думают, что ты со мной спишь…
— Я никому не скажу, что это не так, — облизала я губы и тут же почувствовала его руки поверх бугорков коленок.
Андрей придвинулся вплотную к кровати.
— Мы и так вместе почти сутками… Блин, ты в дружбу между парнем и девчонкой, что ли, веришь?
— В твое желание учиться… — сглатывала я все громче и громче. — Ты меня домой не приглашал…
— Радуйся, что не приглашал. Я больше такой ошибки не сделаю. У меня мать чокнутая на всю голову… Больная… Я у нее крайний. Говорит, что из-за меня не стала устраивать свою личную жизнь, когда папаша свалил. Мне года четыре тогда было… Она сказала, что теперь нам нужно будет нового папу найти, а я ответил, что не надо: типа, вырасту и сам на ней женюсь…
— Бред же…
— Ну… Типа она теперь мне списочек выкатила, что должно быть у хорошей девушки… Не зря же она жизнь на меня положила!
— И что?
Он сильнее стиснул мне колени.
— У тебя этого всего нет, так что… Я не могу пригласить тебя домой. Мать вечно там торчит. Она типа накладные для дяди Миши заполняет… Ну и собственно считает, что нехрен мне квартиру на целый день оставлять… Как бы что не вышло…
— Больная?
— Идиотка, говорю ж!
— Ну… Тебе же дядя машину купил…
— Фильмов, что ли, американских пересмотрела? У нас тут Поле Чудес, а не Сказочный Лес, как у них, — пошутил он над переводом слова “Голливуд”. — Ну чего?
— Чего? — окончательно покрылась я испариной.
— Того! Давай не только дружить… Ну, тебе же со мной еще четыре года учиться… Твоей бабушке я, кажется, нравлюсь…
— Ну и что… что четыре года?
— Ты хочешь уроки со своей Дашей делать или со мной? У меня на ноуте компайлер быстрее бежит…
— А ты с уроками без меня справишься?
— Я не хочу без тебя их делать. Я к тебе даже к больной пришел. Неужели ничего не поняла?
— А зачем ты пришел? Я же сказала, что ко мне нельзя.
— Я соскучился. Ну нахрена ты заболела?
