Гиблые земли - Альбина Равилевна Нурисламова
Глава шестая
Пока Лизавета пыталась осмыслить, что случилось на берегу Белого озера, а ее муж приходил в себя после встречи с покойником и кошачьим монстром; пока Роман и Катя выкладывали друг другу мучившие их секреты, Борис в тысячный раз задавался вопросом, какого черта его принесло в Липницу.
Ответ был всегда один: все предрешено.
Человек – нелепая и безвольная кукла-перчатка на руке Бога. Или Судьбы. Или Дьявола – кому как удобнее думать. Бывают же такие тряпичные куклы: шевелятся, головой трясут, двигают ручками и тельцем, будто бы даже идут куда-то, только вот беда, делают они это не сами. Внутри торчит рука кукольника, она и управляет всеми движениями. Да и говорит бедный Петрушка не своим голосом, и хохочет, когда надо бы плакать, потому что так за него решили. А как сбросит высшее существо перчатку с руки, так даже и фальшивое, выдуманное существование прекратится.
При мысли о том, что внутри него торчит чья-то лапа, Борис сначала захихикал, как деревенский дурачок, а потом затрясся от рыданий. Он был пьян, пил третьи сутки, но винить и стыдить его было некому. А сам он считал, что иначе того, что творится, ему не пережить. Мать говорила, Бог жалеет пьяниц. На трезвую голову ногу подверни, упадешь и расшибешься насмерть, а если водка в тебе плещется, так с пятого этажа свалишься – и как новенький. Бывали такие случаи.
Из того страшного места Борис выбрался больше недели назад. Пока блуждал в лесу, дожди шли, а теперь лето вернулось, солнышко светит. Раньше, до всего этого, он считал, что страхи-ужасы оживают только в темное время, в плохую погоду, в грозовые ночи, но теперь знал: ерунда это. Бабушкины сказки. Им, чудовищам, все равно, когда являться.
Самой большой загадкой для Бориса было: как же он забыл-то все? Разве такое забудешь?.. А вот поди ж ты.
Помнил бы, нипочем в Липницу не приехал. Как говорится, запер дверь и ключ потерял. Однако в этом случае, если уж продолжать аналогии, ключ он обнаружил в дальнем ящике и, не зная, что именно от отпирает, принялся искать дверь.
Буратино, мальчик с деревянными мозгами.
Борис плеснул себе еще, выпил, крякнул, похрустел огурцом, который достал пальцами из банки. Водка, огурцы, картошка, черный хлеб – этим и питался. Бутылка была последняя, завтра придется за новой идти, сегодня поздно уже. И сил нет. Заснуть бы и спать, спать, а проснувшись, обнаружить, что эта жуть приснилась на пьяную голову. Однако даже в затуманенном алкоголем сознании мысль о том, что случившееся могло быть сном, не приживалось, хоть убей.
Весной, в марте, Борису исполнилось сорок семь лет, и жизнь его была пустой – именно так он подумал, когда сидел за праздничным столом в кафе «Речное». Кроме него за столом этим сидела жена и две семейные пары, которые считались их с Настей друзьями. Они с женой учились вместе в институте, и общие их друзья были бывшими однокурсниками.
Борис ел, пил, слушал дежурные тосты и поздравления и думал, что ему глубоко плевать на присутствующих. Точно так же, как им плевать на него. Улыбки были вымученными, шутки – глупыми, а когда Стас начал вспоминать, как они сдавали первую сессию, Борису захотелось заорать, чтобы он заткнулся. Но пришлось делать вид, что это мило, забавно, приятно вспомнить и поностальгировать.
После, сидя в такси, Борис думал, что не расстроился бы, если бы больше никогда в жизни не увидел ни одного из тех людей, что сидели с ним за одним столом. Даже Настю. Вечером он попытался обнять жену, но не потому, что хотел заняться любовью, а просто надо же вспомнить о супружеском долге, который не выполнял уже пару месяцев. Или больше. Настя сообщила, что устала, вымоталась, ей «не до того». Борис с облегчением пожелал жене спокойной ночи и отвернулся к стене.
Ночь прошла, а мысли о собственной никчемности и одиночестве никуда не делись, и размышления на эту тему были мучительны. Когда Настя, спустя месяц, сообщила, что хочет развестись, он не удивился, потому что все отчетливее понимал: жене он столь же безразличен, как и она ему.
Нечто похожее на боль Борис ощутил, когда Настя сообщила, что не просто уходит, а уходит к другому мужчине, и мужчина этот – Стас. Тот самый любитель предаться воспоминаниям о розовой юности. Жить они собирались на его даче, квартиру он оставлял жене. Настя на их с Борисом «двушку» не претендовала: она досталась ему по наследству от родителей.
Брошенная жена Стаса прибегала скандалить: у них была шестнадцатилетняя дочь, которая тяжело переживала предательство отца.
– Ты чего молчишь, Борька? – рыдала жена Стаса. – Тебе все равно? Они у нас под носом крутили, за дураков держали, а мы не знали ничего! Это шесть лет уже длится! Сделай что-нибудь!
– Например? К батарее Настю приковать?
Жена Стаса обозвала его рохлей и ушла, хлопнув дверью. Настя тоже ушла, волоча чемодан. Развели их быстро и легко: имущество делить не пришлось, детей нет. Удивительнее всего было то, что поженились-то они из-за потенциального ребенка: Настя забеременела. На шестом месяце случился выкидыш, детей жена больше иметь не могла.
– Ты поступил как честный человек, женился, а теперь можешь со спокойной совестью развестись, – сказала Настя, – я все пойму, ты хочешь детей, а я…
Она заплакала. Борис с ней не развелся.
Уйти в той ситуации казалось подлостью. Не станешь же всем объяснять, что брак был «залетный», не будь Настя беременна, о женитьбе и речи бы не шло, а теперь беременности и ребенка нет, так что… Со стороны это выглядело бы паршиво. О том, что на мнение окружающих можно и забить, как нынче говорят, Борис в те годы не думал.
Он не врал себе: жену никогда не любил, однако им было неплохо вместе, да и о детях Борис не мечтал, и ее бездетность оказалась плюсом. Так и жили, притерпевшись, приноровившись, и временами это было похоже на счастье (правда, с годами все меньше).
Теперь хлипкая конструкция, построенная на ложной основе, на зыбучих песках, рухнула окончательно, и Борису полегчало на короткое время. Но потом пришло осознание, что и в профессиональной жизни он столь же неудачлив, как и в личной.
Мечтал стать врачом, поступал дважды, оба раза безуспешно. Провалившись во второй раз, пошел туда, куда мог поступить легко: на естественно-географический факультет педагогического института. Учился хорошо, хотя без интереса, без огонька.
Так же и работал: сначала
