Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №01 за 1972 год
Он приступает к делу. За спиной его тяжело дышит Бюшья с пистолетом в руке. Слышатся голоса охраны.
Леман вытаскивает из вазы землю вместе с растениями и раскладывает ее на брезенте. Бюшья по очереди передает ему части заряда — 25 килограммов взрывчатки; сверху Леман укрепляет консервную банку с приемным устройством.
В момент, когда Бюшья протягивает ему сверток, Леман шепчет: «Осторожней, может рвануть».
Это ложь. Но Бюшья прижимается к земле. Леман только того и ждет. Быстрым движением, вместо того чтобы вставить детонаторы, он рассовывает их по карманам... Всё.
Бюшья и Леман возвращаются в Рим. Леман ждет рокового дня 15 августа: он не сомневается, что Бюшья пристрелит его, когда узнает, что бомба разряжена. Тем не менее Леман регулярно является за своим еженедельным гонораром.
15 августа, в день церемонии, Леман ждет в маленькой квартирке вестей. С ним Бюшья и двое телохранителей. Начиная с четырех часов дня Бюшья нервно звонит по телефону. Время идет, вот уже начало темнеть, а вестей по-прежнему никаких. Для Лемана наступает самая тревожная ночь в его жизни.
В 5 утра Бюшья подходит к его дивану со словами:
— Ну, сегодня твой праздник.
«Все. Сейчас он убьет меня», — мелькнуло в голове Лемана. Но, к его вящему удивлению, Бюшья откупоривает бутылку шампанского.
— Сорвалось, — объясняет он. — Но мы здесь ни при чем. Пара не смогла подойти к мавзолею — полиция никого не подпускала.
Леман избежал верной смерти. Как генерал де Голль и сопровождавшие его лица.
Вскорости Бюшья и его группа были арестованы в Ницце. Леман отработал свои доллары.
Это была последняя попытка покушения на президента.
Франсуа Кавильоли, французский журналист
Перевела с французского Н. Машина
Пламя над Персеполем
Мортимер Уилер — один из крупнейших специалистов по истории культур Древнего Востока. Он был директором Национального музея в Уэльсе, хранителем Лондонского музея, почетным директором Института археологии при Лондонском университете, генеральным директором археологического департамента в Индии. Руководил археологическими раскопками в Великобритании, Франции, Индии, Пакистане. Является автором многочисленных научных работ по европейской и индийской археологии. Вашему вниманию предлагается сокращенный перевод глав из его книги «Пламя над Персеполем», подготовленной к печати Главной редакцией восточной литературы издательства «Наука».
Дарий со своим войском не успел, и его столица Персеполь без боя открыла ворота юноше из Македонии — Великому Александру.
«Был этот город, — писал Диодор, — самым богатым из всех существующих под солнцем, и в домах частных лиц с давних пор было полным-полно всякого добpa. Македонцы, врываясь, убивали всех мужчин и расхищали имущество, которого имелось очень много: битком было набито и всякой утвари, и драгоценностей... Огромные, по всему миру прославленные дворцы были отданы на позор и полное разграбление...»
Здесь Александр провел всю быстро наступившую зиму. В том краю с декабря по март то идут ливни, то выпадает густой снег — неудобное время для широкой кампании. Четыре месяца Александр отдыхал, тренировал свое пресыщенное победами войско и растрачивал понемногу свои сокровища.
С приходом весны 330 года до нашей эры возобновились военные действия, и прежде всего преследование Дария. Сообщали, что Дарий с тридцатью тысячами персов и греческих наемников направился в Бактрию и был сейчас возле реки Оке (Амударья).
И буквально накануне выступления македонских фаланг произошло событие, которое навсегда осталось в истории как один из тех ее поворотных пунктов, причины которого невозможно объяснить чем-то одним и очевидным, а следствие выходит далеко за границы мечтаний и устремлений тех, по чьей воле оно случилось.
«Собираясь выступить против Дария, — писал о случившемся Плутарх, — Александр как-то вместе с друзьями пировал и забавлялся. На пирушку к своим возлюбленным пришли и женщины, пившие вместе с остальными. Одна из них, особенно известная, Фаида, родом из Аттики, любовница Птолемея, в будущем царя Египта, умело хваля Александра в одном и подшучивая «над ним в другом, опьянев, дошла до того, что сказала слово, уместное, по понятиям ее сограждан, но не соответствующее ее положению. Она сказала, что за все, что она претерпела, скитаясь по Азии, она получит награду в тот день, когда сможет поиздеваться над гордыней персидских царей. И еще было бы сладостнее ей, идя веселой толпой с пирушки, поджечь дом Ксеркса, сжегшего Афины; ей самой бы хотелось на глазах царя подложить огонь: пусть пойдет молва, что женщины сильнее отомстили персам за Элладу, чем знаменитые военачальники Александра, его стратеги и навархи. Поднялись крики и аплодисменты, сотрапезники стали уговаривать и подгонять друг друга. Царь, увлеченный общим порывом, вскочил и с венком на голове и факелом в руках пошел впереди. Спутники его веселой толпой с криками окружили дворец. Остальные македонцы, узнав, в чем дело, радостно сбежались с факелами. Они надеялись, что царский дворец сжигают дотла, так как царь помышляет о родном доме и не собирается жить среди варваров».
К утру от дворца «царя царей» остались лишь обугленные развалины.
Походу Александра в персидскую Азию с самого начала придавали — пусть лишь в целях пропаганды — характер возмездия, уготованного правнукам тех, кто полторы сотни Лет назад принес Греции столько страданий.
События эти общеизвестны, они стали классикой, но напомним о них вкратце. В V веке до нашей эры огромные армии персидского царя Ксеркса заполонили Аттику. Очевидно, следуя сомнительным указаниям дельфийского оракула, возвестившего, что Зевс оборонит греков деревянной стеной, большинство горожан укрылось на кораблях. Но простодушные жрецы и храмовые прислужники поняли буквально слова оракула и остались на Акрополе, сложив кругом него грубую бревенчатую стену. Персы, как сообщает Геродот, заняли соседний холм Ареса, Ареопаг, и атаковали оттуда баррикаду пылающими стрелами. В конце концов они проникли внутрь ограды, перебили защитников, разграбили храм и сожгли Акрополь дотла.
Раны эти нанесены были не только Акрополю, не только Афинам. Те античные храмы, что избежали ярости Ксеркса, вскоре были сокрушены военачальником его, Мардонием. Пожары полыхали вновь и вновь. Тридцать лет после персидского нашествия стояли всюду на этой земле почерневшие руины, взывая к отмщению. Накануне решающей битвы при Платеях, в 479 году до нашей эры, после которой персов изгнали из Европы, греческие патриоты объединились, забыли ненадолго свои споры и торжественно поклялись не восстанавливать эти скорбные монументы.
Теперь в такой же монумент превратился символ величия Ахеменидов — великой персидской двухсотлетней империи.
Двести лет назад персы не знали ни архитектуры, ни монументальной пластики и поэтому оказались в затруднительном положении, когда между 559 и 529 годами до нашей эры, вдохновленные великим Киром, завоевали пространства от Средиземноморья до Мидии и внезапно ощутили на своих плечах всю тяжесть огромного мира. Мидия и Кария, Ликия, Вавилон — греческие города малоазиатских окраин, да еще добрая часть когда-то обширной Ассирийской державы, которую захватили в конце предыдущего столетия мидийцы в союзе с Вавилоном. Это была огромная ноша. И она не сделалась легче оттого, что Камбиз, сын и наследник Кира, добавил к ней Египет.
Империя Ахеменидов объединила и подчинила азиатские земли, протянувшиеся на 3 тысячи миль. Не располагая сколько-нибудь развитой художественной школой, она оформила свое имперское мировоззрение и обрела собственный стиль, не чуждаясь талантов чужестранных художников. И за 200 лет она создала архитектуру и скульптуру, которые заняли подобающее место во всемирной истории искусств и навсегда остались там под славным именем «искусства Ахеменидов».
Персы овладели — в срок жизни одного поколения! — важнейшей долей наследства — зрелой и весьма цельной ассирийской культурой. Решение этой задачи предопределялось тем, что в основных своих идеалах персидская монархия оформилась как истинная преемница Ассирийского государства. А образы Ассирии одухотворяли персидское монументальное искусство.
И персепольский дворец стал наиболее ярким образцом его.
Работы в Персеполе велись около восьмидесяти лет — до середины V века до нашей эры.
Смело задуманное и мастерски исполненное, сооружение это было под стать империи, находившейся тогда в расцвете своего могущества. Подсчитано, что Зал приемов должен был вмещать 10 тысяч человек. Число это может показаться преувеличенным, но, конечно, толпа придворных и гвардейцев, просителей и посланников, которая собиралась здесь, была огромна.
