Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №10 за 1990 год
И почти сразу же Страль сделал свое первое открытие. Оказалось, что семейные группы гоацинов имеют свои собственные небольшие пригнездовые территории (в радиусе 35—40 метров от гнезда), которые охраняют от своих же, расположенных рядом, соседей. Из-за границ участков группы часто ссорились.
Но как наблюдать за птицами, если все они одинаковы? Тогда ученый вместе с товарищами решил отловить несколько взрослых гоацинов и пометить их разноцветными кольцами на ноге. Но все попытки успеха не принесли. Птицы вовремя замечали преследователей и быстро исчезали в густом кустарнике.
Выход из положения все же был найден. Ученые стали отлавливать молодняк. Делалось это довольно просто. Ловцы сильно трясли деревце, птица перебиралась на соседнее, тогда трясли и его. Так продолжалось до тех пор, пока выбившийся из сил птенец не падал к ногам ученых. На лапку надевали кольцо. За три года удалось отловить и пометить разноцветными кольцами 150 молодых гоацинов. Это дало возможность наблюдать за жизнью отдельных особей с юного возраста и до того времени, когда птенец уходил от родителей.
...Дождь шел не переставая. Попадавшая на окуляры бинокля вода сильно мешала наблюдению. Страль стоял по пояс в грязной жиже ирригационного канала, и она потихонечку просачивалась в сапоги. В тот момент, когда ливень немного утих, он заметил, как через канал перелетел гоацин. Его странный полет напоминал действия поврежденного вертолета. За первой птицей последовала вторая. Обе подняли страшный крик. Страль сразу понял причину их беспокойства: в кустах напротив выглядывал их едва оперившийся птенец. Малыш карабкался наверх по ветвям дерева. Он цеплялся клювом за ветку, затем дотягивался до нее крыльями и рывком подтягивал тело, пока не скрылся в листве. Дело в том, что первые три месяца после рождения у птенцов гоацина имеются на крыльях так называемые функциональные когти. Именно из-за них в XIX веке некоторые ученые были склонны относить гоацина, как и археоптерикса, к промежуточному звену между птицами и рептилиями. Впоследствии когти у птенца исчезают.
За три года наблюдения Страль выяснил, что селятся они небольшими колониями, по 10—15 пар, на берегах протоков; что птенцы, если их что-то встревожит, могут запросто прыгнуть в реку и, нырнув, ловко плыть под водой. Оказалось, что гоацины — одна из немногих птиц, питающихся почти исключительно зеленой листвой. Их пищевой тракт похож на коровий.
Но главное, что интересовало Страля,— это крепость семейных связей у этих птиц. Птенцы покидали родителей только в трехлетнем возрасте. Почему? Объектом его исследований были 90 групп гоацинов.
Одним из самых первых подопечных стал едва оперившийся птенец, которого он увидел убегавшим в дождливую погоду. Он назвал его Красным — по цвету кольца, одетого впоследствии на лапку. Красный, как и положено гоацину, на второй год жизни уже помогал своим родителям высиживать будущих сестер и братьев, причем уделял этому столько же времени, сколько и его отец. Вместе с родителями он охранял гнездо. Помогал он им и на следующий год, но, достигнув трех лет, нашел себе подругу на близлежащей территории.
Однажды, наблюдая с вышки за гнездом родителей Красного, Страль услышал громкие крики встревоженных птиц. Тут же появился целый отряд обезьян капуцинов, совершающих набег на гнезда. Хриплые крики птиц, напоминающие резкое карканье, их угрожающие позы и даже выпады против обезьян — ничего не помогало. Крупный капуцин, передвигаясь к гнезду по ветке, отгонял обороняющихся птиц лапой. Ему удалось добраться до гнезда и, схватив три яйца, он скрылся в густой листве. Бывает, хватают обезьяны и молодых птенцов. Вот почему, едва почуяв опасность, молодой гоацин смело бросается с шестиметровой высоты в воду. Но, бывает, что и там его подстерегает опасность. Пираньи и кайманы не упустят возможности полакомиться молодой «кукушатиной»...
Упав в воду, птенец обычно ныряет, но может, замерев,— остаться и на поверхности. Как только угроза минует, он, пользуясь клювом и когтями на крыльях, начинает карабкаться по кустам вверх.
Исследования длились четыре года, и все же этого времени оказалось недостаточно, чтобы ответить еще на целый ряд вопросов, в частности о том, каково место гоацина на генеалогическом древе птичьего царства? Уж больно смахивает он на первоптицу — археоптерикса...
Страль и сегодня живет в Венесуэле, изучая древесных кур — гокко и гуахаро. А за гоацинами ведут наблюдения его ученики.
По материалам зарубежной печати подготовил Е. Солдаткин
Алан Дин Фостер. Светлячки
Уэллсу просто не повезло. В сражении с ухабистой дорогой победила, как всегда, дорога, и теперь одна четвертая ходовой части его машины в виде бесполезного резинового бублика жарилась на солнце у старой заправочной станции. Худощавый молодой человек в джинсах, весь в машинном масле и прыщах, крутил камеру в баке с водой.
— Она вся порвана, мистер. Видите?
Уэллс заметил воздушные пузырьки, бегущие из опущенной в воду камеры.
— Вижу. И что же мне теперь делать?
Механик выпрямился.
— Завтра привезу вам новую из Карризозо,— обнадежил он Уэллса.— Я бы и сегодня съездил, но вот скоро закрываться, а я сегодня остался один. Мистер Ордуэй уехал в Санта-Фе навестить сестру.
— Выходит, придется здесь заночевать...— Уэллс посмотрел в сторону Агуа-Кальенте — маленького городка, где всего-то несколько десятков домов.— В городе есть мотель?
— Да, сэр,— механик обернулся, смущенно вытирая руки тряпкой, на которой масла было больше, чем у него на ладонях, и указал на север.— Пройдете по шоссе один квартал... это короткий квартал,— добавил он, припомнив, очевидно, городское произношение Уэллса.— Потом поверните на Би-стрит направо, и через два квартала будет «Мескальеро». Рядом кафе с таким же названием.
— Это хорошее кафе?
— Это единственное кафе. Хотя примерно в миле к югу есть еще ресторан «Стакис», и если вам не лень...
— Спасибо. Видимо, я остановлюсь в «Мескальеро».— Уэллс пнул ногой злосчастную камеру.— Мне завтра во сколько заглянуть?
— Трудно сказать,— механик пожал плечами.— Все зависит от того, когда вернется мистер Ордуэй.
— Ладно. Понятно. Купи «Гудрич», если там будет выбор. И спасибо еще раз.
Механик вежливо ответил: «Всегда пожалуйста». Уэллс повернулся и зашагал к городку.
По обеим сторонам улицы стояли аккуратные маленькие домики: черепичные крыши, белые оштукатуренные стены, обязательный кактус во дворике и гараж отдельно от дома. Никаких заборов не было. И представление о «глухомани» начало постепенно рассеиваться: Уэллсу приходилось бывать и в более диких местах.
Мотель «Мескальеро» выглядел как поезд, состоящий из отдельных вагонов-коттеджей, выстроившихся вдоль ручья, что отделял городок от дикой холмистой местности. В голове «поезда» стояло здание побольше.
КОФЕ ПИВО ЗАКУСКИ. Кофепивозакуски. Тарабарщина какая-то, подумалось Уэллсу, хотя все это и означает простые радости в придорожных кафе.
Уэллс уселся за отгороженный столик и взял меню, воткнутое между солонкой, перечницей и сахарницей. Подошла официантка с круглым, словно полная луна, лицом, и Уэллс заказал паштет в надежде, что он будет иметь хоть какое-то отношение к говядине.
Ископаемые посетители кафе не обращали на него никакого внимания, официантка тоже исчезла за двустворчатой дверью на кухню, и Уэллсу оставалось лишь ждать. И смотреть в окно.
Как и коттеджи мотеля, кафе стояло на берегу ручья. Сам ручей, берущий свое начало в холмах, скрывался за стеной зелени, однако его извилистое русло выдавали буйно разросшиеся камыши, кустарник и молодые тополя.
...Паштет оказался на удивление вкусным. И вообще Уэллсу все понравилось — и жареный картофель, и охлажденный чай, заваренный на настоящих чайных листьях, а не на быстрорастворимой бурде.
Престарелая леди, заправлявшая отелем, с улыбкой приняла карточку «Америкэн Экспресс»— власть этих кусочков пластика проникла даже в это богом забытое местечко — и проводила его до коттеджа.
— Вам тут никто не будет мешать, мистер Уэллс,— заверила она его.— Вы сейчас единственный постоялец. В это время у нас совсем мало гостей.
Простыни на чистой двуспальной кровати пахли лимоном. На полочке в ванной лежало мыло. Через открытое окно доносилось слабое журчание ручейка.
— Спокойной ночи, мистер Уэллс. Крепкого вам сна. Уэллс долго лежал без сна, глядя на экран черно-белого телевизора. Когда программа одного-единственного канала иссякла, спать все равно не хотелось.
Потом он расслышал какой-то звук. Кто-то прошел по гравию, раздвигая ветки кустов. Уэллс сбросил ноги с кровати и подобрался к окну.
