Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №08 за 1960 год
Едва мы познакомились с нашими новыми друзьями, как в чреве судна глухо запел дизель. Сейнер, вздрогнув корпусом, стал медленно отчаливать.
Наш курс, как сообщил капитан, — остров Маяндо. Вокруг него расставлены сети. Достаточно ли в них рыбы, не пора ли их поднимать — это и должны определить рыбаки сейнера. К вечеру надо вернуться на берег. Капитан и его помощник оставили нас и поднялись на мостик.
С кормы мы перебрались на самый нос посмотреть, как разламываются о сейнер и торопливо разбегаются в стороны волны, как уплывает от нас берег. Уже совсем игрушечными кажутся отсюда и величественная эстакада, и корпуса цехов рыбоконсервного завода, и весь рыбачий поселок Синпхо. Даже горы будто пригнулись.
Лица у всех сосредоточенные, каждый думает о чем-то своем.
Но вот молчание нарушил Мун Хеи Фё — директор рыбозавода, немолодой человек, поначалу казавшийся неразговорчивым.
— Совсем недавно, после войны, — начал он, — у нас оставалось это синее море да берег. И только. Враги уничтожили почти все рыболовецкие суда, дотла сожгли консервный завод. Они рассчитывали, что мы долго не поднимемся на ноги.
— Но они просчитались, как та прожорливая акула, что хотела проглотить кита. Пока она охотилась за ним, то сама в сети попалась, — под общий смех вставил Ким Юн Гю.
— Это точно, — Мун Хеи Фё придержал свою кепку, которую едва не сорвал с головы налетевший ветер. — Теперь, кроме моря и пляжа, у нас еще кое-что есть. Да вы и сами уже видели многое.
Теперь у рыбозавода сорок мощных сейнеров и траулеров, больше сотни парусных судов. На них рыбаки ежегодно добывают более 40 тысяч тонн рыбы — это вдвое больше, чем до войны. А скоро предприятие получит еще 46 новых траулеров.
Стало покачивать. Но рыбаки не замечали этого. Ведь круглый год днем и ночью, в зной и в штормы выходят они на промысел «белого мяса».
Кто они, эти люди? Седобородые поморы, умудренные опытом целых рыбацких поколений, прошедшие все огни и воды? Или...
— Или... — поняв нас с полуслова, подхватывает Ким Чон 0.
— Судите сами, — глаза его сверкают, — из семисот рыбаков нашего предприятия пятьсот пришли в последние два года по путевкам Союза демократической молодежи Кореи. Все как один молодые, и большинство из них до этого моря не видели. Тысячи и тысячи юношей и девушек — выпускники школ, служащие различных контор и учреждений, рабочие вспомогательных отраслей промышленности — вышли в море. Здесь они проходят настоящую школу жизни, школу мужества и отваги.
— Только из нашей провинции работать на море пошли четыре с половиной тысячи человек, — подытожил Ким Юн Гю.
За разговорами мы и не заметили, как быстро пролетело время. Сейнер, сбавив ход, уже приближался к скалистому острову, очень похожему на нашу черноморскую гору Аю-Даг. Затем развернулся и лениво пошел вдоль берега. Чем ближе подходили мы к тому месту, .где были расставлены сети, тем больше кружилось над сейнером чаек. И, наконец, море сплошь, насколько хватает глаз, оказалось усеянным белыми птицами. Их было так много, что тем, которые поднимались в воздух, потом уже некуда было сесть. Они с криком метались над живым ковром своих сородичей и, не найдя пристанища, уносились далеко в сторону.
Когда судно очутилось в самом центре этого птичьего базара чайки взмыли ввысь и буквально заслонили небо. Только теперь на открывшейся воде мы увидели длинные шеренги поплавков. Это и были ставные сети.
— Пожалуй, теперь их и смотреть не стоит, — сказал стоявший рядом молодой рыбак. — Не будь в них рыбы, не было бы и чаек.
— Правильно, чайки — верная примета, — поддержал его директор. — Ишь, как навалились на даровой корм!
Все же для большей верности рыбаки осмотрели две-три сети, и бригадир довольно заметил:
— Порядочно набилось, можно бы и поднимать.
Оставаться у острова больше было незачем, и сейнер, набирая скорость, лег на обратный курс.
Под тентом на покрытом белой скатертью столе дымилась только что сваренная камбала. Когда все сели обедать, Ким Чон О вспомнил:
— Я обещал рассказать о парне с траулера. Если хотите...
— Конечно, хотим!
...Зовут его Хан Сен Дюн. Ему восемнадцать лет. На море пришел после семилетки три года назад. Сын шахтера, он в самых романтических красках рисовал свое рыбацкое будущее. Но случилось, как ему казалось, непоправимое: его послали на камбуз помощником повара. Парень протестовал: «Я приехал ловить рыбу, я хочу стать моряком! И вообще...» Но как ни упорствовал, пришлось идти на камбуз. С той минуты Хан Сен Дюн считал себя самым несчастным человеком на свете.
А тут новая беда: в первом же рейсе на него навалилась морская болезнь. Его мутило, кружилась голова, он сутками ничего не ел. Друзья подтрунивали: какой же из тебя моряк, если даже на камбузе не устоял? Это были обычные для рыбаков незлобивые шутки, но парень совсем сник. А вернувшись на берег, он ушел с траулера.
Два дня бродил Хан Сен Дюн по пристани, забирался на траулеры и сейнеры, часами наблюдал, как работают рыбаки, и все о чем-то расспрашивал их. Так он обошел чуть не всю рыбацкую флотилию. Наконец на одном видавшем виды паруснике его приметили старые рыбаки. И, когда он попросился к ним на судно, те, поговорив между собой, охотно приняли парня.
Если бы знал тогда Хан Сен Дюн, чем все это кончится! Когда парусник был уже далеко от берега, бригадир рыбаков сказал: «Ну, вот что, малый, будешь у нас поваром».
Парень, как говорят, на стену полез: ему хотелось кричать, стучать кулаками. И хотя бригадир говорил, что других должностей у них нет, Хан Сен Дюн наотрез отказался готовить пищу.
А тем временем рыбаки с траулера сбились с ног, разыскивая пропавшего помповара. Вскоре он сам объявился, сникший, но с прежним упорством в глазах. На этот раз пошли ему навстречу — назначали черпальщиком. Его обязанностью было выгребать рыбу из поднятого трала — дело нехитрое, но требующее большой сноровки и умения. Все шло как будто гладко.
Но однажды — это было зимой — с ним приключилась еще одна история. То ли Хан Сен Дюн поскользнулся, то ли наполненный до краев черпак перетянул его, словом, вместе с черпаком он свалился за борт, прямо в трал, к рыбам. Его, конечно, тут же подняли наверх. На лицах рыбаков он увидел ту самую усмешку, из-за которой однажды уже сбежал с траулера. Но эту последнюю проверку на зрелость Хан Сен Дюн выдержал.
Вскоре его сделали помощником машиниста. И по сей день Хан Сен Дюн несет вахту у самого сердца траулера.
...Когда наш сейнер подошел к причалу, сгущались сумерки. Оказавшись на эстакаде, мы бросились туда, где три часа назад стоял траулер со звездочками на капитанской рубке. Хотелось крепко пожать руку славному парню, историю которого мы только что узнали. Но судна на месте уже не было. Расплывающийся пенистый след на волнах вел к выходу из бухты. Сверкали на мачтах огоньки: набирая скорость, траулер уходил в открытое море.
А Киреев
Фото автора
Первый сакал-джеру
Уже три года работала наша зообаза в Киргизии. Мы поймали представителей почти всех видов диких животных, которые водятся здесь. Не удавалось добыть только бородача-ягнятника — необычайно сильную птицу, редко встречающуюся в зоопарках.
Это поистине гигант с размахом крыльев, превышающим два с половиной метра, с пепельно-серым оперением и ржаво-желтыми головой и шеей. У основания большого загнутого острым крючком клюва растет черная щетинистая борода. Потому киргизы и называют птицу сакал-джеру — бородатый орел.
Зовут ее также и балта-джутар, что значит «топор проглотил». Ходит такая легенда, будто бородач однажды проглотил окровавленный топор. И действительно, балта-джутар глотает иногда — не топоры, конечно, — но такие кости, что не уступят размерами и киргизскому топору, длинные ребра взрослого козерога, например.
Бородач целыми днями парит высоко в облаках, просматривая с высоты горные ущелья. Никогда его зоркие глаза не скользнут мимо трупа архара или погибшего в камнях маленького горностая. Даже обмытые дождями, высушенные солнцем старые кости могут привлечь голодного бородача.
Этот стервятник не прочь отведать и свежего мяса, но охотник он плохой. Редко когда поймает больного сурка или схватит у зазевавшейся дикой козы совсем еще слабого козленка.
Однако про него поговаривают, будто он таскает из стада ягнят, сбивает крылом в пропасть взрослых козерогов и даже ворует детей.
Мы не скупились на хитрости, чтобы поймать бородача: расставляли вокруг туши убитого козерога замаскированные капканы; раскидывали сетные шалаши, как на беркута; опутывали места, которые чаще всего посещал бородач, проволочными и ременными петлями. К нашим приманкам слеталось множество альпийских галок, сипов и грифов. Бородач же, если и спускался, то садился поодаль. Застыв неподвижно, он зорко наблюдал за другими хищниками, которые начинали трапезу. Когда же какой-нибудь сип или гриф попадал ногою в петлю и наш коварный замысел раскрывался, первым снимался с места бородач.
