Журналист - Павел Солнышкин
Но на тот момент Ваня был свеж и бодр и с удовольствием выступил со своей группой на разогреве у своего гуру Андрея Шамина. Художник Француз нарисовал такой мрачный билетик, что работники типографии во Владивостоке, в которой «бывший раскапыватель могил» заказал их печать, тоже захотели на этот концерт в Уссурийск послушать гремучую смесь из смертельного металла и психоделического рока.
Концерт группы Ex-Disentomber в Уссурийске состоялся вскоре после того, как Уля Банкина сказала Павлику Морошкову, что их встречи не имеют смысла. Поэтому Павлик шел на это мероприятие с устойчивой целью познакомиться с хорошей девушкой, ценящей хорошую музыку. С этой целью он купил литровую бутылку водки «Столичная» и литровую бутылку воды «Столовая» и так — держа одну в правой руке, а вторую в левой — он ворвался в бесновавшуюся у сцены толпу фанатов Андрея Шамина и Вани Шведа. Там он пил «Столичную», запивал «Столовой», потом пил «Столовую» и запивал «Столичной», потом пил угощал «Столичной» окружавших его металлистов и психоделистов, потом угощался из их рук пивом, портвейном и чем-то еще. Музыки и слов песен Павлик закономерно не запомнил. А самого себя он вспомнил в углу фойе пединститутского актового зала. Его окружали сотрудники патрульно-постовой службы, которые предлагали ему показать содержимое его карманов.
— Я журналист газеты «Дальневосточные ведомости», я тут материал собираю для статьи, — собрав мысли в кучу, сообщил милиционерам Павлик и достал из кармана джинсов удостоверение корреспондента «ДВВ».
— А это тоже журналисты? — спросил его милиционер, кивнув на троих щуплых индивидов, прижатых к стене института другими сотрудниками милиции. Павлик их не знал — точнее, не помнил обстоятельств недавнего знакомства с ними, а тем более содержательной части этого знакомства. Но, встретив надежду в глазах самого высокого из индивидов, Павлик кивнул. Этого хватило, чтобы правоохранительные органы, удостоверившись в отсутствии наркотических средств в карманах молодежи, отпустили таковую на свободу.
— Идите, граждане, и больше так не напивайтесь! — козырнул Павлику старший пэпээсник, и его наряд отправился дальше исполнять свои должностные обязанности по сохранению порядка на концерте группы Ex-Disentomber.
Троица парней, спасенных Павликом от нежелательного привода в милицию, оказалась пости полным составом уссурийской панк-группы «Провода». На тот момент группа эта не имела никаких собственных песен, в связи с чем ей приходилось прозябать каверами на «Король и Шут» и «Би-2». Единственной песней, которую «Провода» выдавали за свою, был тот самый гимн Уссурийску, который оценил Пашка Окунев, услышав в электричке в исполнении семерки дегенератов. Однако Павлик, зная уже о литературных способностях всех «Проводов», считал, что слова этой песни народные.
Фронтменом и вокалистом группы был Слава Блинков, соло-гитаристом — Рома Гайдамак (единственный из них имевший среднее музыкальное образование по классу домры), басистом — Вова Мелков по кличке Вава, а барабанщиком — Саша Зайцев по кличке Энерджайзер (в честь игрушечного зайчика-барабанщика из рекламы батареек Energizer). Единственной проблемой коллектива (если не считать таковой отсутствие собственных стихов) был тотальный дефицит музыкальных инструментов. Слава играл на пьезо-электрической гитаре производства Урюпинской экспериментальной фабрики баянов, отчего и заработал кличку Баян. Впоследствии он выкрасил ее в черный цвет, торцы деки — в серебряный металлик, а на грифе написать Gibson, что позволило продать этот экспериментальный баян каким-то наивным деревенским парням за 100 долларов США. У Ромы была китайская электрогитара Prince — самый, наверно, популярный музыкальный агрегат у подножий музыкального олимпа Приморья. У Вавы бас-гитара «Урал» с такими струнами, что от их натяжения гнулся гриф. А у Энерджайзера вообще ничего не было. Он стучал своими палочками по всему, что могло издавать хоть какие-то звуки. Ну а подключали ребята все свои электроинструменты к усилителю «Рубин», купленному в комиссионке, и огромным, но очень слабым колонкам «Электроника», которые Слава Баян разобрал и за счет новой обмотки электромагнитов увеличил мощность с 20 до 30 ватт. Все это было паяно-перепаяно, а провода, соединяющие между собой всю эту конструкцию, валялись и висели так, что ходить можно было только очень аккуратно. Собственно, эти самые провода и дали название творческому коллективу.
Глоток свободы на оставшихся после расставания с нарядом ППС 20 минутах концерта повел трех панков и одного журналиста в круглосуточный магазин, где они вскладчину приобрели еще одну бутылку водки и возобновили прерванное знакомство. За разговором выяснилось, что Павлик пишет стишки и песенки, а группе «Провода» именно их и не хватает. Договорились о пробной репетиции, положили на два аккорда (ля-минор — соль-минор) песню «Авиабомба» (сначала ее два куплета и соло-проигрыш занимали две с половиной минуты, но постепенно скорость их воспроизведения росла, и на первом концерте парни выдали ее за 47 секунд), потом на другие два аккорда (соль-мажор — до-минор) песню «Табуретка» (эта медитативная песенка-мантра из всего четырех строчек могла тянуться бесконечно, задействуя неограниченное число музыкальных инструментов и партий, поэтому применялась потом для заполнения пауз и расслабления аудитории). Потом — с гонорара за интервью с Чиграковым — Павлик купил за 900 рублей по объявлению в газете «Из рук в руки» у каких-то гопников во Владивостоке барабанную установку «Пионерская зорька» (они явно отобрали ее у какого-то поставленного «на счетчик» пионера) и торжественно вручил ее Энерджайзеру, после чего звучание «проводной» музыки стало более насыщенным. Они стали ставить песенки посложнее: спэйс-роковые «Скиталец» и «Отель на краю Галактики», хардовые «Бермудский треугольник» и «Высота», фолк-роковые «Князь» и «Замок». Потом, узнав о суициде Кати Евдокимовой, Павлик посвятил Ване Шведу песню «Блюз восьмого дня», на которой Слава Баян превзошел самого себя в сочинении ритма.
Следует оговорить одну важную вещь. Панки из группы «Провода» были уссурийским панками, и по строгим «плаховским» канонам могли претендовать лишь на звание панкующих. Они не жрали объедки на помойке, не играли в «веснушки» и тем более не целовались с ВВС. Они учились в кулинарном колледже на поваров-кондитеров, фанатели от российского «Короля и Шута» и иностранных сексуальных пистолетов и знать не знали о материях, более сложных нежели на побренчать на гитарах, поорать песни,
