О, мой бомж - Джема
Одна его рука скользнула вниз и сжала мою грудь через бюстгальтер.
— Какие сисечки! М-м-м… Некоторые любят баб помоложе. Дураки! Здесь же самый сок. У меня хер колом стоит с того самого момента, как тебя увидел, — зашептал он мне в ухо и провел слюнявую дорожку к шее.
Самым ужасным было то, что сидя за столом, я просто не могла дать ему отпор. Зато он мог делать все, что хочет. С виду он казался нормальным интеллигентным человеком. Кто бы мог подумать, что за маской благовоспитанности скрывается извращенец!
— Я не спала с вашим отцом! — прошипела я.
— Не верю! — он продолжал облапывать меня своими похотливыми руками, расстегнул рубашку, запустил руку в чашу лифчика и ущипнул сосок. — Ты давала восьмидесяти летнему старику. А я тебя оттрахаю так, что ноги вместе свести не сможешь. Приползешь за добавкой как миленькая. Завтра чтобы пришла без трусов. И на обед никуда не уходи. На обед у меня на тебя планы. Ясно?
— Ясно, — пролепетала я.
— Иди, свободна. И побрейся там. Не люблю заросли.
Я кивнула.
Тем же вечером я зашла в отдел кадров и написала заявление на увольнение по собственному желанию. А со следующего дня ушла на больничный.
Глава 26
После прикосновений Павла Ивановича я чувствовала себя испачканной. Будто меня вывалили в грязи, и эта грязь огромными пятнами расползлась по одежде, и все люди ее видят и осуждающе качают головами.
Приехав домой, я первым делом залезла в ванную и долго терла себя мочалкой, пытаясь до последней молекулы оттереть невидимые отпечатки пальцев начальника.
Мама робко постучалась в дверь. Наверное, стояла перед ней минут пять, раздумывая, стоит ли это делать.
— Катя, все в порядке?
Да ни черта не в порядке! Все плохо. Очень плохо!
— Да, мам, все хорошо, — крикнула ей.
— Мы с Данечкой уже поели. Тебе накладывать? У нас на ужин макарошки с сосисками.
Я ничего не ответила.
Через пять минут мама забарабанила в дверь снова, но уже настойчивее.
— Доченька, остынет же. Выходи.
Вздохнув, я вылезла из ванны. Нельзя маму надолго задерживать. Ей еще домой ехать. У нас в последнее время так заведено: пост сдал, пост принял. Стоит мне войти в дом и раздеться, как мама начинается собираться.
И сегодня мама, конечно, сразу же поняла, что что-то случилось. Обычно я не запираюсь в ванной, едва войдя в квартиру. Я раздеваюсь и сразу же тискаю Данечку, по которому успеваю соскучиться за целый день. А сегодня я лишь мельком заглянула в гостиную, убедившись, что Даня полностью поглощен просмотров мультиков. Не стала к нему заходить. Побоялась, что мое гадкое настроение передастся и ему.
Войдя в кухню, наткнулась на обеспокоенный взгляд мамы — и поняла: нет смысла скрывать правду. Иначе мама сама придумает причину, отчего я расстроена. Причем придуманная причина, вероятнее всего, окажется в сотню раз хуже настоящей. Она сама ее сочинит, сама поверит, а потом еще убедит дядю Геру, как все плохо.
— Меня уволили, — со вздохом сообщила ей. Так проще, чем рассказать из-за чего мне пришлось написать заявление на увольнение.
— Но как же так?
Мама резала хлеб и выронила нож от неожиданности.
— Вот так. Я не соответствую требованиям нового руководства.
— Всегда соответствовала — а тут перестала! — она снова взялась за нож. — А я подозревала, что может быть что-то подобное. Новая метла по-новому метет. Вот только загнутся они без тебя, помяни мое слово, — слова мама сопровождала яростными взмахами ножа.
— Не загнулись же за три года, — заметила я.
— Так сначала Иван Никифорович, Царствие небесное, был жив. Так и ты все время помогала, ночь-полночь, сидела на них батрачила, пока Даня спал. А теперь всё! Просрут фирму.
По мнению мамы все на моей, теперь уже бывшей, работе держалось исключительно на мне. И переубеждать ее в этом бесполезно.
— Что теперь делать будешь? На хорошее место тебя с маленьким ребенком не возьмут. Работодатели тоже не дураки.
— Не знаю, поищу что-нибудь попроще.
— А знаешь, не дури. Сиди дома, занимайся Данечкой.
— А кто кормить нас с Даней будет?
— А что не прокормим?
— Дядя Гера этому не обрадуется. Хватит с него того, что он кормит тебя.
— А ты на меня переключайся! — погрозила мне мама. — На мне полностью и дом, и дядя Гера. Работа ну никак в мой график не вписывается.
Я была благодарна маме, что она не упомянула то, что ей теперь приходится каждый день таскаться к нам, чтобы забрать Даню из садика и сидеть с ним до моего прихода.
Как я ни пыталась найти работу, у меня ничего не получалось. Я была готова идти даже кассиром в супермаркет, но меня не устроил график. Теперь оставалось идти в поломойки или к Дане в садик нянечкой. Но зарплата там такая, хоть плачь.
Деньги, которые мне передал сын Ивана Никифоровича, таяли. Просить у мамы, которая сама не зарабатывала, было бы большим свинством. Тем более я не была уверена, что смогу эти деньги вернуть.
Как-то я поделилась с Ковалевой своей проблемой и попросилась к ней в управляющую компанию.
— К себе не возьму, — заявила она, да так грубо, что у меня внутри все оборвалось. — Зарплата — говно. Коллектив — говно! Жильцы — говно! Ты же мне не враг, чтобы я тебе так жизнь портила. Знаешь, я по знакомым своим пошуршу. Может, где-то что-то и выгорит.
Вера Ивановна позвонила мне через несколько дней.
— А я тебе работу нашла! — кричала она в трубку, как все глуховатые люди. — Помощником директора строительной компании!
— Но я ничего не понимаю в этой сфере. Как я буду работать?
— Разберешься, — отмахнулась она. — Ты девочка умная. Зарплата там отличная. И начальство хорошее будет. Сын моей подруги с йоги. Он тебя не обидит.
Глава 27
Она стояла подобно призраку прошлого, вот только она была реальна. В отличие от меня она совершенно не удивилась неожиданной встрече. Смотрела на меня с настороженным любопытством. Либо она прекрасная актриса, либо она меня забыла. И не мудрено, если через нее проходит людей больше, чем через сотрудника в окошке МФЦ. Где уж тут всех упомнить.
— Виктор Степанович?
Сдержанно кивнул.
— Я к вам по поводу вакансии личного секретаря. Вера Ивановна сказала, чтобы я
