Тусклый Свет Фонарей - Xenon de Fer
— О, сяньцзы Йе! Неужто вы искали подарок для девушки?
— Да, — смущенно кивнул Йе Баоюй. — Для моей возлюбленной…Только молю — не говорите отцу. Эта картина попала к нему, только потому что он заметил её у меня, и мне пришлось сделать вид, что я решил сделать подарок им с матушкой. Я не мог допустить, чтоб он узнал, для кого я в самом деле купил её.
— Почему так?
— Эта девушка — дочь довольно влиятельного человека. В начале года я рассказал отцу о своём намерении посвататься к ней, но отец велел мне забыть об этом. Сказал, что наша семья недостаточно знатна и богата, и к тому же ходят слухи, что её отец уже сузил круг женихов до троих знатных молодых людей, и я непременно получу унизительный отказ. А вместе со мной щелчок по носу получит и вся наша семья. Позже я понял, что эти трое — сыновья людей, с которыми мой отец очень не хотел бы поссориться. И теперь, хотя моя любимая так ещё и не просватана, я не знаю, что мне делать…
Очевидно, он ещё что-то хотел добавить, но не сумел. Лишь опять печально вздохнул и повторил свою просьбу держать это всё в строжайшем секрете. Я же, хоть и сочувствовал ему как товарищу по несчастью, больше был занят порученным мне делом и, пообещав помалкивать, попросил всё же рассказать подробнее о том, кто продал ему эту картину. Йе Баоюй рассказал, что то был старик, торгующий в лавке старьевщика, но не хозяин самой лавки. Сам я в эту лавку не наведывался ни разу, в чём смущенно и признался, тогда юноша пообещал на следующий день сходить вместе со мной.
Он определенно начинал мне нравиться, и мы уж начали договариваться о времени встречи, когда внезапно стало по-зимнему холодно, и словно ветром задуло разом все светильники в комнате. Мы тут же вскочили, кинулись к опорным столбам у входа и спрятались за одним из больших деревянных экранов. Я клял себя на чём свет стоит — котомка со всеми моими магическими инструментами так и лежала у ножек табурета, на котором я так безмятежно восседал несколькими мгновениями ранее. Совсем забыл, дурачина, зачем явился! Надо было не чаи распивать, а подготовить зал! Теперь оставалось лишь прятаться и, затаив дыхание, наблюдать в надежде, что духи нас не тронут.
Пока я мысленно ругал себя, на стене, где висела шёлковая картина, одно за другим призрачными желтоватыми огоньками засияли все десять солнц, а потом проступили и тусклые очертания ствола, и красноватые изображения птиц, и волны, и горы…И я мог бы поклясться, что всё оно зашевелилось словно на ветру, и будто ожило — зашелестела листва, зашумели волны, птицы кругами витали вокруг Древа… Я моргнул всего на миг, а когда вновь разомкнул веки, то с ужасом увидал, что комната исчезла.
Мы с Йе Баоюэем всё так же прятались за экраном, но теперь он скорее напоминал инби[5], а вокруг нас трепетал летними красками и звуками сад, и впереди стоял деревянный экран, на котором всё так же висела шёлковая картина с Древом Десяти Солнц, но теперь словно освещенная призрачным солнечным светом. И возле неё сидели двое — мужчина и женщина в старинных нарядах. Одежды такие носили, должно быть, на заре становления нашей империи, в Эпоху Обновлений. Женщина играла на гуцине[6], а мужчина с улыбкой слушал её. Потом исчезли и экран, и то место, а эти двое уже прогуливались по мостику над речкой, взявшись за руки, пока их не окутал туман, и, едва марево расступилось, как пред нами предстал тот же мужчина в доспехах в окружении всадников и слуг, и та же женщина с поникшим лицом провожала его, обнимая на прощание.
А потом пошёл дождь, и в его пелене показалась похоронная процессия, виднелся тусклый свет фонарей, слышался бой ритуальных барабанов…Последнее, что я видел — это ту же женщину с покрасневшими от слёз глазами, которая стояла возле саркофага, касаясь его рукой. То ли услышал, то ли прочёл по губам я её слова — «Дождись меня…». Дальше она будто бы произнесла имя, но разобрать его я не сумел. А после вновь всё окутал туман, затем он потемнел и исчез…А мы с Баоюэем оказались в приёмном зале дома сяня Йе. И всё было по-прежнему, даже светильники зажглись сами собой, а потом пришёл хозяин дома и очень удивился, увидав нас там, где мы очутились.
_____
[1] Имеются в виду синские единицы измерения, где один час равен двум нашим привычным, а неделя длится десять дней. То есть работа увеличивается до двенадцати-четырнадцати часов, а на сон остается четыре.
[2] Синская концепция Ан и Ян действительно во многом похожа на китайскую Инь и Янь, но, полагаю, не вполне. Древние маги и жрецы были убеждены в том, что Цю наполнен различными духами, низшими и высшими. Первые были порождениями «Изначальных», вторые, как и люди, пришли извне и были связаны с Небесным императором.
Всё это породило концепцию Ан и Ян, тёмного и светлого начал, женского и мужского, спящего статичного и бодрствующего активного. Помимо этого, существовали духи людей, мертвых и живых. Сила Ан представлялась тёмной и загрязненной, но не злой. Однако со временем сложилось представление о том, что мужчины-маги (даосы) должны избегать по возможности любых обращений к Ан, в то время как женщины-маги свободно могут пользоваться и теми, и другими силами. Это привело к чрезвычайно жесткому отбору в маги среди женщин. Вплоть до полного запрета в некоторые периоды.
Всё, что касалось Ан, вызывало у древних шанрэнь противоречивые чувства. С одной стороны это было нечто грозное и опасное, с другой — на этом были завязаны все силы природы, и люди от них зависели. Так был порожден ряд культов: Ни Яй и Фу Са, отвечавших за землю и её плодородие, Тян Луна, Небесного Дракона, почитавшегося в качестве божества «Нижних Небес» и погодных явлений, Шуи Луна, Водного Дракона, почитавшегося в качестве повелителя вод (океанов, морей, рек и озер).
Строение Цю представлялось шанрэням в виде семи слоев — одного срединного, мира людей и животных, куда те, что связаны с Ан, как правило, не забредали, трех земных и трех небесных. Океаны делились так же, как и земля. Считалось, что
