Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №07 за 1986 год
Загудел, закричал, заплясал в руках раскрашенный, разнаряженный собольими и беличьими хвостами бубен. Вождя опустили в могилу. Невдалеке пылал костер, в который были положены лук и рогатина, принадлежавшие вождю. Когда они стали обугливаться, их вытащили из огня, загасили и положили рядом с телом... Отломили рукоять у кинжала... Наконечники стрел надломили. А потом, прежде чем засыпать могилу землей, лицо вождя накрыли берестой, и один из богатырей поднял на вытянутых руках огромный камень...
Андрей Черняховский шел подножием обрыва по песчаной отмели, торопясь в лагерь. Он был доволен тем, как прошли каникулы: его, Олю Токмакову и Сережу Мерзлякова, учащихся красноярского СГПТУ № 20, сам Василий Иванович Привалихин, научный сотрудник Красноярского краеведческого музея, пригласил в археолого-этнографическую экспедицию. Они уже несколько лет занимались у него в краеведческом кружке. На что, казалось бы, ему и Сереже, будущим сварщикам, или Оле, будущему штукатуру-маляру, изучать неолит, эпохи ранней и поздней бронзы, заучивать замысловатую историческую терминологию? Да разве не интересно узнавать как можно больше о той земле, где родился и вырос!
Сколько стоянок древних обнаружила уже экспедиция Привалихина на берегах Подкаменной Тунгуски, на ангарских островах Сергушин и Отика! А недавно Василий Иванович сказал, что у него появилось ясное предчувствие — они найдут нечто значительное. Словно для него, Андрея Черняховского, сказал. А он руководителю своему верил. И вот...
Две с половиной тысячи лет пролежал в могиле вождь тунгусского племени. Сменялись века, засыпали могилу бесчисленные снега, проносились над нею большие и малые пожары, тревожили землетрясения. А однажды чуть не рухнула вершина обрыва в Ангару — когда промчался над тайгой и огласил окрестности чудовищным ревом, ужаснул все живое гигантским взрывом Тунгусский метеорит. Было это 30 июня 1908 года. «Мертвый проснется»,— говорят в таких случаях. Но мертвый не проснулся. Лишь осыпалась по склону обрыва мерзлая земля с изголовья могилы, обнажив череп. Его-то жарким июльским днем и обнаружил Андрей Черняховский.
Привалихин и его юные помощники тщательно и осторожно расчищали могильник. И вот объявилась находка, которая заставила поволноваться всех: овальное скульптурное изображение женщины-шаманки. Поражали тонкие, очень женственные, просто-таки нежные ее черты: разлет бровей, узкие прорези глаз, тщательно очерченный овал лица.
Вечером ребята сидели у костра, глядя, как багровые отсветы пламени играли на скульптурке в руках Василия Ивановича, и слушали своего руководителя.
— Жаль,— задумчиво говорил Привалихин,— что творение рук древних мастеров дошло до нас не в полной сохранности. И все равно с уверенностью можно сказать, что в V—III веках до нашей эры, с точки зрения художественно-эстетической, изделия из рога и кости были весьма и весьма совершенны. Эту скульптурку вполне можно отнести к шедеврам первобытного искусства. Аналогов ей, насколько я знаю, пока нет. По своему художественному исполнению, думаю, она не имеет себе равных.
— Но почему,— недоумевала Оля,— здесь непременно изображена шаманка?
— Посмотрите внимательно на эти миниатюрные рожки,— улыбнулся Василий Иванович.— В прошлом только у наиболее влиятельных эвенкийских, якутских шаманов существовали головные уборы в виде рожек оленей или изюбров. Кроме того, на лбу выше бровей у этого скульптурного изображения мы видим небольшое углубление-ямочку — третий шаманский глаз. В отличие от простых смертных шаманы, как все были уверены, видели то, что происходило во всех трех мирах: верхнем, где находились добрые духи, среднем — где жил человек со всеми его заботами и хлопотами, и в нижнем — обиталище духов смерти.
Привалихин ненадолго смолк, а потом, окинув всех прищуренным взглядом, вдруг спросил:
— А вас не удивило, что череп погребенного был укрыт берестой и оказался проломленным массивным камнем? В том-то и дело, что обнаруженное нами захоронение и его исследование помогут уточнить некоторые детали древнего погребального обряда. Можно предположить, что, боясь умершего, сородичи укрыли его слоем бересты и «вторично умертвили»: ударили камнем по голове. А предметы, найденные в захоронении, вы заметили, преднамеренно испорчены. Обычай ломки предметов, которыми почивший пользовался при жизни, существовал у многих народов Сибири, в частности, у эвенков. И здесь наконечники сломаны. Кинжал оказался без рукояти, к тому же на его лезвии мы обнаружили пять зарубин. Считалось, что если этого не сделать, то душа покойного могла выйти на поверхность и использовать свое оружие во вред живым соплеменникам. Поэтому после смерти хозяина полагалось «умертвить» все его вещи, которыми он пользовался при жизни...
Василий Иванович задумчиво посмотрел на изображение шаманки.
— Да,— тихо произнес он с удивлением, прямо тунгусская Нефертити.
— Может, так и назовем? — загорелся Андрей Черняховский.
— Имеешь право,— засмеялся Привалихин.— Ты первооткрыватель.
Андрей оторвался от воспоминаний и прибавил шаг. Он думал о том, что «Тунгусская Нефертити» его первая, но, скорее всего, не последняя находка.
Красноярский край
Б. Барышников
Наследник Улукиткана
Егор Петрович Архипов — старый эвенк из поселка Аим, что на берегу реки Май, стекающей с западных отрогов Джугджурского хребта. Хребет этот протянулся вдоль берега Охотского моря, до ближайшей железной дороги оттуда тысячи километров. Через Джугджур проложены лишь оленьи тропы, протянута линия связи Магадан-Якутск, да изредка повисает над сопками маленький Ан-2. Когда-то по Джугджуру водил экспедиции Григорий Федосеев, геодезист и писатель, автор известных романов «В тисках Джугдыра», «Смерть меня подождет», «Злой дух Ямбуя». Его верным другом и проводником был эвенк Улукиткан...
Я бывал в тех местах много лет назад с друзьями биологами и, признаться, не думал, что когда-нибудь вернусь в эти края. Егор Петрович все это время писал мне письма. О своем житье-бытье. О зверях, появляющихся вблизи его зимовья. Будучи нашим хозяином во время практики, он прекрасно знал, что может заинтересовать меня и моих коллег — биологов. А однажды Егор Петрович сообщил, что у него в зимовье поселилась невиданная, необычайных размеров летучая мышь. Неужели, судя по описаниям Егора Петровича, это азиатская широкоушка, исчезающий вид?! Наши сердца дрогнули...
Дорога на Джугджур длинна. Сначала — в Николаевск-на-Амуре. Оттуда — тоже по воздуху — до Нелькана, а там до Аима — триста километров вниз по Мае, дня два пути на моторной лодке. И вот, уже в темноте, лодка причалила напротив дома Егора Петровича. Хозяин с женой вышли нас встретить с фонариками.
Сдержанно поклонились мы друг другу (внешне эти люди никогда не выскажут радость), пожали руки. До мельчайших подробностей хозяева расспросили нас о дороге. Завели хлебы. Почистили только что выловленную рыбу. А наутро снова в дорогу. До зимовья дневной переход. Придя туда, решили поставить палатку неподалеку от избушки. Дежурили по ночам, притаившись в кустах,— ведь рукокрылые ведут ночной образ жизни. И вот наконец в нашу сеть попалась долгожданная добыча. Увы, это оказалась рыжая вечерница, летучая мышь из самых обычных и распространенных...
Мы простили Егору Петровичу маленькую хитрость, за которой скрывалось огромное желание еще раз увидеть старых друзей... Тем более что мы, конечно, не зря потратили время на Джугджуре, изучая любопытнейшую фауну тех мест.
О. Гусев
Кир Булычев. Город Наверху
Пролог
Зал Совета директоров много лет не ремонтировали. Священные фрески, которыми был расписан потолок, почти выцвели, пошли замысловатыми пятнами сырости, придававшими загадочность батальным сценам.
Господин директор Спел разглядывал потолок, стараясь угадать смысл изображений. Он не хотел показывать, что интересуется происходящим.
Господин директор Мекиль, начальник полиции, уже заканчивал свою речь, и до слуха Спела долетали обрывки фраз: «...Преступно нарушив порядок, инженер Лемень... Опорочив честное имя одного из самых уважаемых семейств, инженер Лемень...»
Мекиль, по прозвищу Мокрица, имел в виду семейство Спелое: инженер Лемень вознамерился жениться на дочери Спела.
Шестнадцать директоров, сидевших в жестких деревянных креслах вокруг массивного, отполированного локтями стола, слушали внимательно, и каждый из них старался понять, какую угрозу для них таит гневная речь Мокрицы. Тощий, мрачный, похожий на летучую мышь; Первый директор Калгар задумчиво крутил пальцами колокольчик. Его не устраивало усиление начальника полиции, а преступление Леменя, ясно каждому, наполовину выдумано Мекилем.
