Бей ушастых! Часть 1 - Марина Владимировна Добрынина
* * *
— Полковник, — мурлычу я, проводя пальчиками по его груди, то есть по куртке, которая прилично так укреплена металлическими бляхами, так что я сильно сомневаюсь, что Кир ощущает мои поглаживания. Но видит-то он их точно! На его физиономии появляется интерес. Правда, как кажется, не эротического характера, а скорее — исследовательский. Мол, забавно.
— Вы что-то еще хотели? — интересуется он.
— Вы такой интересный мужчина! — бормочу я.
Ага, интересный. Тебя нужно отдать магам на опыты, чтобы они выяснили, отчего ты, зараза, такой непрошибаемый! Или это я что-то не то делаю?
— Спасибо, — отзывается Кир.
— Неужели, — продолжаю, — я не кажусь Вам привлекательной?
Широко улыбается:
— Вы красивая дама, Иоханна, думаю, Вы и сами об этом знаете. Я только не могу понять, что Вам от меня нужно?
Он что, всерьез это спросил? Стою, ресницами хлопаю — только теперь уж точно не соблазнительно, а туповато.
— Сообщите мне, когда определитесь, — заявляет Кир, ухмыляясь, и разворачивается к выходу.
— Подождите! — уже в отчаянии кричу я, — Кирдык, — мне нужен от Вас ребенок!
И тут этот гад замирает на секунду и вдруг начинает смеяться. Искренне так, светло, громко, от души… ржет. Ржет, скотина! Я что, бродячий фигляр?!
— Лин… — захлебываясь смехом, стонет он, — ну и хозяйка у тебя… Это же…
— Кир, послушай, — говорю я, а у самой слезы на глазах. У Кира тоже слезы. От смеха. Он вытирает их ладонью.
— Полагаю, она серьезно, — вмешивается Лин.
— Вот именно! Вот именно, это-то и смешно!
Я от слез почти ничего уже не вижу. Возможно, поэтому не сразу замечаю, что, судя по характерным жестам, Мерлин-младший начинает плести заклинание. Это меня моментально приводит в себя.
— Лин! Нет! — кричу, но понимаю, что поздно. Заклинание завершено и запущено.
Кир перестает смеяться, бледнеет.
— Что ты… — начинает говорить он.
— Он видит! — вскрикиваю я в отчаянии.
Глаза Лина расширяются.
— Ко мне! — рычит Кир и вытягивает меч из ножен.
Мерлин глядит на меня умоляюще, поднимает руку и расплывается в воздухе. В шатер врываются четверо воинов.
Кир подходит ко мне, пристально смотрит в глаза.
— Приворот?! Ты надоумила?!
— Н-нет…. - лепечу я, — он..
Да я сама в ужасе, неужели не видно?
— Он — маг!
— Да… Но…
Кир поднимает руку, будто хочет меня ударить, но, скрипнув зубами, сдерживает свой порыв.
— Я с тобой… — продолжает полковник, — после разберусь. Охранять ее!
И в спешном порядке меня покидает. Смотрю на его прямую, прямо-таки излучающую оскорбленность спину, вздыхаю. Ох, Лин, глупый княжич, что же ты наделал!
* * *
Вползла я в камеру, добрела на дрожащих ногах до скамейки, плюхнулась на нее и задумчиво уставилась на кентавра. Он стоял в паре метров от меня, у стены, и смотрел… как бы это сказать? Осторожно так — с опаской, явно пытаясь понять, что со мной произошло и каких истерик от меня можно ожидать? Представляю, что он себе тут навыдумывал насчет моего времяпровождения с Журесом, да еще в "ошейнике покорности"! Вот теперь стоит, и вздохнуть лишний раз боится.
Какое-то время мы молча разглядывали друг друга, Иксион не выдержал первым.
— Дульсинея? — осторожно позвал он.
— Ага, Дульсинея — это я, — отозвалась я, состроив исключительно глупую мину.
Бедный кентавр вздрогнул. Наверно, заподозрил, что я с перепугу с ума сошла. Ну, я бы с удовольствием его еще попугала, но мы все-таки не на приеме каком-нибудь, а в тюрьме.
— Расслабься, Иксиончик, со мной все в порядке, пострадало только мое самолюбие, но это лечится.
Я сделала паузу, давая кентавру осмыслить и переварить радостную весть, а потом задала вопрос, который давно уже следовало задать:
— Почему ты до сих пор не связался с Терином этим своим кентаврийским народным способом?
— Не могу.
— Это как это? Врал что ли?
— Для этого мне травка особенная нужна.
— Что ж ты, конь ретивый, не запасся травой? — возмутилась я.
— Стража отобрала, — буркнул Иксион.
Ну, растудыть твою в тудыть! А я так рассчитывала на то, что кентавр свяжется с Терином и нас в срочном порядке прибегут спасать!
Я окинула Иксиона задумчивым взглядом и приняла гениальное решение:
— Валить отсюда надо.
Он выразительно зафыркал, ну коняга натуральная! Только вот мне смысл этих его многозначительных фырканий не понятен. Он красиво прогарцевал в моем направлении, остановился, сложив руки на груди и глядя на меня сверху вниз, осведомился:
— Как ты себе это представляешь, глупая женщина?
— Внезапно и стремительно, — отвечала я, встала на скамейку и тоже посмотрела на него…сверху вниз. — Нам главное добраться до заблокированной части подвала. Нас защита пропустит, а вот посторонних нет.
— И что мы будем делать в заблокированной части подвала? — терпеливо поинтересовался Иксион. Кажется, он опять начал подозревать, что я умом тронулась.
— Уйдем через потайной ход.
— И как мы, по-твоему, выйдем из камеры?
— Очень просто, — заявила я и, больше не тратя времени на разговоры, в один прыжок перелетела со скамейки на спину кентавра.
Он взвизгнул как испуганная лошадь и встал на дыбы. Но я к тому времени уже успела обнять его за талию и прижалась как к родному, так что сбросить меня не получилось. А потом, не дав ему опомниться, заверещала со всей дури:
— Спасите! Помогите! Насилуют! Ааааааа….
Не знаю, что больше всего шокировало Иксиона — мой визг, который был заключительным аккордом к внятной речи, или сама речь о том, что он меня насилует. Как бы то ни было, брыкаться и гарцевать, как коняга, которому колючка под хвост попала, он перестал.
Дверь в камеру распахнулась, явив испуганную физиономию Олафа.
— Вперед! — велела я, как следует пришпорив Иксиона пятками в бока.
Он издал леденящий душу рык и рванул к двери, Олаф побледнел и попытался ее захлопнуть, да только не успел.
— Налево! — подсказала я, когда мы выскочили из камеры.
И началось. Крики (это охрана). Визг (это я). Заковыристая брань (это Иксион). Беготня и суета (это все мы дружно вместе).
Кто сказал, что на кентаврах кататься здорово? Ни фига не здорово! Во-первых, я себе все внутренности растрясла и задницу отбила, потому что мчался он
