Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №04 за 1982 год
— Осторожно, лед шевелится!
Наблюдая за переправой, я подумал, что теперь у нас появится излишняя осторожность. А потеря темпа может стоить жизни обледеневшему Шишкареву.
— Давай, Юра, тут крепко,— не выдержал я.
Наверное, он не слышал ни Мельникова, ни меня. Шагнул на льдину, та вмиг перевернулась, и Юра ухнул в воду. В руках у Хмелевского нет лыжных палок, и поэтому он успевает развернуться, ухватывается за край льдины. Рядом уже распластался Мельников, и, поймав правую руку Хмелевского, крепко прижимает ее ко льду. Через секунду с другой стороны подскакивают Давыдов и Рахманов. Юра, видя, что его держат крепко, просит Мельникова: «Отпусти руку!» Ему пришлось повторить это трижды, прежде чем Толя понял, чего именно от него хотят. Прямо мертвая хватка...
...На долгожданной овальной льдине разбили лагерь. Развесили сушить одежду пострадавших. К вечеру наш приют окружала черная, поблескивающая в лучах низкого солнца вода. Горячий чай и теплые спальники согрели парней.
— Если упал в воду — кричи!— вывел мораль Володя Рахманов.
Шишкарев молчит. Переживает.
17 марта. Нам предстояло решить вопрос: как всемером идти на 13 лыжах? Беду первого дня Василий переживал как большую личную оплошность и потому новые возникшие трудности решил взять на себя. Он привяжет рюкзак к нартам и потянет их. Опыт говорил, что идея никудышная. Утром все казалось сложным, неясным и опасным.
Мы привыкали, акклиматизировались. Нам не нужна была скорость. Но напористого Леденева это не устраивало. Он рвался в бой.
Шишкарев привязал рюкзак к санкам и впрягся в них. Лед словно кочковатое болото. Василий пыхтит, ему жарко и трудно. На привале Леденев говорит мне:
— Давай разгрузим Василия.
— Подождем...
Володя недоволен ответом, но не спорит.
— Сможешь еще? — спрашиваю Шишкарева.
— Да,— не очень твердо отвечает он.
Про себя думаю: понимает ли упрямец, что так ему далеко не уйти. На привале Леденев снова предлагает разгрузить Василия. Я спрашиваю Шишкарева:
— Еще один переход выдюжишь? Через час сделаем обед, возьмем из санок 24 килограмма и распределим между собой.
Итак, вес каждого рюкзака с 45 килограммов подскочил до 49. Легкий рюкзак положили на нарты и тянем их поочередно. Шишкарев встает на лыжи Леденева, надевает его рюкзак, а Леденев — пеший — тянет санки. Убеждаемся: шагать пешком гораздо труднее, чем идти на лыжах.
Лыжи у всех одинаковые — двухметровые. Сделано так потому, что они служат частью каркаса палатки. Василий на каждом привале снимает чьи-то лыжи и надевает новые. Берет всякий раз новый рюкзак. После груженых саней ему легче. Идет без видимых неудобств, а вот мне трудно вообразить себя на его месте. Это ведь самое ужасное в походе — непривычно уложенный груз.
Я вспоминаю весну 1977 года. Василий в первый раз отправлялся с нами на лыжную тренировку в Подмосковье. В его рюкзаке стояли две металлические двадцатилитровые канистры с водой. Торчали какие-то доски, видимо воткнутые для удобства. Но поразительно, что между спиной и канистрами не было ни пуховой куртки, ни спального мешка. «Вася-то стоик,— подумал я.— Вроде Хмелевского». Через день после очередной тренировки мылись под душем. Две синие с красным вмятины остались на спине Василия...
19 марта.
— Наконец-то пришел в себя,— признался сегодня Рахманов,— поверил, что могу идти довольно долго. Что произошло, не знаю, но до этого момента было невыносимо. По-прежнему чувствую тяжелый рюкзак, мерзнут ноги и руки, но это уже «нормальное» состояние.
Володя торжественно объявил, что нашел способ облегчить свою ношу — выбросил три крошечные замерзшие батарейки. Юра, чтобы было легче идти, отрезал карманы у верхних брюк. Решение Хмелевского долго дебатировалось, но через день его примеру последовал Мельников. Особенно «вдохновился» Вадим, который собирается укоротить бахилы и обрезать рукава у свитера. Леденев, наш завхоз, категорически против. Вадим тут же апеллирует к общественности: то, что на мне,— мое или не мое? Из соображений субординации я поддерживаю Леденева.
На следующий день Мельников потерял фляжку со спиртом.
Сокрушается:
— Снег белый, фляжка белая. И как я не обмотал ее синей изоляционной лентой? Все откладывал...
Он просит Юру, который ведет учет съестных припасов, израсходованного бензина, добавить ему 800 граммов груза.
Потеря спирта огорчает и Леденева. Им мы разогревали головки примусов, а теперь придется пользоваться бензином. Володя считает, что горючего может не хватить. Но, зная запасливость Леденева, в это никто не верит.
Холод донимает и днем и ночью. Пальцы у меня отморожены еще в 1976 году. На острове Генриетты я снова обморозил правую руку, потом в первые дни не уберег и левую.
В самом начале похода мы часто останавливали друг друга: «Вадим, потри щеку», «Юра, у тебя нос белый», «Толя, спасай подбородок». Но в последние дни таких разговоров не слышно. Болячки на лицах хотя и не гноились, но и не заживали. Сегодня поднял руку и лямкой от меховых варежек задел нос. Боль пробежала по всему телу, словно ток. Потекли слезы, а на снег закапала кровь. Хмелевский спрашивает врача:
— Слушай, а нос уцелеет?
Вадик отшучивается.
— Ты, брат, лечи.
— Носы у всех останутся на месте. После полюса само по себе пройдет...
Под рюкзаком не холодно, и днем мерзнут только конечности. Ночью, конечно, хуже. Вспоминаю, что Нансен отморозил себе во сне кончики пальцев...
На днях в три часа ночи проснулся с паническим ощущением — большой палец на правой ноге замерз. Выбрался из мешка. Натянув поверх носков бахилы, пролез наружу. На небе горели тусклые звезды, термометр показывал —36°. Ту температуру, которую Василий, наш метеоролог, называет нормальной и которая на удивление постоянно держится все эти дни.
Взял лыжные палки, оперся на них и стал делать махи: сто правой ногой и сто — левой. Упражнение согревает отлично. Уже на пятидесятом- махе чувствую, как кровь бежит к ступне. Согретый и радостный возвращаюсь в «дом», где температура —30°. Но теперь мне тепло. Дышу в свой пуховый спальник, обшитый капроном. Засыпаю. Выдыхаемый пар постепенно превратится в замерзающую влагу.
Утром парни в плохом настроении, но все же стараются шутить:
— Старик, подай спальник,— просит Вадим кого-то.— Да поосторожней. Не убей своим пуховым гнездышком!
25 марта. С утра было солнце, но к концу первого перехода его закрыла темно-серая туча, подул северо-восточный ветер. Поднялась поземка. Видимость уменьшилась, на океан опустилась белая мгла.
Мы шли по ледяным «каменоломням». Путь выбирали Леденев и Шишкарев.
Сегодня впервые сделали девять переходов. Наши координаты 78°57" северной широты, 156°30" восточной долготы.
Дмитрий Шпаро, лауреат премии Ленинского комсомола, начальник комсомольско-молодежной полярной экспедиции Окончание следует
Амбулатория в океане
Умение увидеть необычное в привычном дано не каждому. Но Томас Суини наделен им с избытком. Эта черта особенно проявилась, когда он увлекся плаванием с аквалангом. После летних каникул скромный преподаватель биологии неизменно возвращался в свой провинциальный колледж, переполненный любопытнейшими наблюдениями, которые нередко ставили в тупик его именитых коллег. (А по переписке Суини был знаком со всеми светилами в области морской биологии.) Взять хотя бы рыбу-лоцмана. Согласно общепринятой точке зрения эта маленькая рыбешка постоянно сопровождает акулу и, поскольку та не отличается хорошим зрением, наводит ее на добычу. Однако, плавая в прибрежных водах Мексиканского залива, биолог обратил внимание на одну деталь: лоцман никогда не опережает свою спутницу, а держится приблизительно на расстоянии фута над ее головой. Причем какие бы резкие маневры ни совершала хищница, лоцман синхронно повторяет их. Значит, рыбешка сумела найти легкий способ добывать себе пропитание, подбирая крохи с акульего стола. И для этого выработала способность воспринимать на расстоянии биотоки акулы.
Томас Суини написал нескольким видным ученым о своем открытии «живого энцефалографа» и о тех грандиозных перспективах, которые оно сулит. Но ответы были весьма сдержанны: его выводы представляются спорными, проблема требует дальнейшего изучения.
Однако при всей наблюдательности Суини был начисто лишен скрупулезности и долготерпения исследователя. А посему на следующий год вместо акул и лоцманов занялся... языком рыб. Причем и тут он пошел непроторенным путем. То, что подданные Нептуна отнюдь не вечные молчуны, науке известно, их звуковые сигналы многократно записаны на пленку. Суини же заинтересовал рыбий «язык жестов». Он не раз был свидетелем того, как стайка лениво плавающих рыбешек вдруг устремлялась в сторону, стоило одной из них занять определенное положение, «встать в позу», причем так, чтобы остальные видели ее. Неожиданные изменения в поведении происходили и после того, как рыбы терлись боками или тыкались друг в друга.
