Южная пустошь 3 - Алёна Цветкова
Я прикусила губу изнутри, чтобы не нагрубить идиотке, которая считает, что какие-то украшения способны предотвратить катастрофу, которая случается прямо сейчас. Она забывает, здесь реальный мир а не гарем, где все вопросы решают исключительно с помощью женской красоты и сексуальности. Здесь все по-другому…
— Моя мать говорила, — тем временем продолжала рабыня султана, — что когда-то это украшение нашему роду подарила сама Богиня, наказав беречь, как зеницу ока. Это крохотное зеркало позволяет матери видеть свое дитя и говорить с ним… Но со временем мы потеряли силу, способную соединить близких людей. Но, возможно, у тебя получится связаться с дочерью-наследницей самой Древней Богини…
Она открыла коробочку, и я с удивлением увидела лежащую на самом дорогом красном бархате уменьшенную копию моего зеркала. Появившееся в этот миг нестерпимое желание вытащить артефакт и посмотреть в него, чтобы убедиться, что в Хуррой все в порядке, я задавила на корню. Слишком глупо выглядел бы этот поступок. И я, склонив голову перед той, которая вне всякого сомнения пошла на большую жертву ради меня и мое дочери, произнесла:
— Я благодарю вас за этот дар. И обязательно воспользуюсь им следующей ночью. Сейчас же мне нужно поторопиться. Скоро рассвет, а мой сын, — я запнулась и исправилась, — мой брат тоже находится под влиянием монахов.
Покрывала согласно качнулись и рука с коробочкой исчезла в их складках. Я же поднялась с пола и попрощавшись с Амилом и его матерью, рванула в свои покои. Рядом семенил Грегорик, все это время карауливший подходы к старому тронному залу. Я решила, что в этот раз мы не пойдем по крышам, хотя это, несомненно гораздо безопаснее, а будем пробираться в гостевое крыло по служебным коридорам.
— Тетушка Елина, — когда мы добрались до дверей в свои комнаты, он все же не выдержал и впервые, с того момента, как увидел гостей, открыл рот, — эта женщина… Она первая жена султана?
Я кивнула, занятая своими мыслями. Мне не терпелось остаться одной и воспользоваться артефактом, чтобы увидеть своих детей.
— Очень плохо, что она здесь, — хмуро заметил Грегорик. — Мой отец говорил, что если хочешь спровоцировать султана, надо бить не по нему, а по его гарему. Хотя женщины в Аддии всего лишь рабыни, но их мужчины больше всего гордятся не богатством или положением, а своим цветником. Если украсть у аддийского мужчины деньги, он пожмет плечами и отправиться в свой гарем. Если забрать у аддийского мужчины милость султана, он пожмет плечами и тоже отправится в свой гарем. Но если лишить аддийского мужчину гарема, то его достоинство не спасут ни деньги, ни милость султана.
Я никогда не слышала такую поговорку. Но вынуждена была признать, в ней много правды. Аддийцы и, правда, слишком много внимания уделяют женщинам и именно женщины являются их слабым местом.
Между тем Грегорик продолжал:
— Если та рабыня первая жена султана, то он не сможет не ответить на такое оскорбление, как ее похищение. И может получиться, что прямо сейчас за ними, в Грилорию идет вся аддийская армия, чтобы вернуть беглянку и наказать того, кто посмел украсть любимый цветок султана.
А ведь он прав! Я улыбнулась. Теперь мне стало понятно, почему первая жена султана решила отправиться в путь вместе с сыном. Она рассчитывала, что ее побег отвлечет Эбрахила от похода в Южную пустошь, и он бросит все силы на поимку беглянки. А тем временем я увезу и спрячу его внучку, которая может лишить Мехмеда титула наследника. Правда, при таком раскладе она сильно рисковала жизнью младшего сына. Никто не сможет убедить султана, что в этой паре главным был не Амил, а его мать. Ведь рабыня это имущество, ей не положено иметь своего мнения, она должна только выполнять то, что ей говорят. А значит вся вина лежит именно на мужчине который отдавал приказы.
Амил не мог не понимать этого. А значит он принял и смирился со своей судьбой, и был готов погибнуть ради того, чтобы его брат не потерял трон. Я невольно прониклась к брату уважением.
— Надо сообщить его величеству о возможном нападении аддийской армии, — снова напомнил мне о насущном Грегорик.
Мальчишка, вне всякого сомнения, был очень умен и проницателен. И нравился мне с каждым разом все больше. Хотя одновременно эти качества немного тревожили меня. Пусть я приняла мальчиков и даже полюбила их, но глупая заноза в сердце никогда не давала мне забыть, что они дети Грегорика.
Но сейчас Грегорик-младший был прав. Я именно так и собиралась сделать. После того, как взгляну в зеркало и смогу убедиться, что мои дети в безопасности и им ничего не угрожает. По-крайней мере, в данный момент. А потом попрошу Фиодора связаться с сестрами и предупредить об опасности.
Они должны немедленно уехать в Ургород. Возможно границы Грилории заставят армию султана остановиться, чтобы не нарушать заключенный между нашими странами союзный договор… Или, в самом худшем случае, у нас будет небольшая отсрочка, пока идет битва между аддийской армией и нашими приграничными гарнизонами. Их, правда, там очень мало, зато они всегда настороже и привыкли убивать измененных тварей пустоши.
В то что Эбрахил, ослепленный жаждой мщения, забудет про Хурру я не верила. Вернее, я верила, что он мог бы отложить похищение наследницы Аддии до поимки сбежавшей рабыни, если бы принимал решения сам. Но сейчас им управлял маг, которому плевать на оскорбленные чувства султана. И значит, несмотря на отчаянный шаг матери Мехмеда и готовность Амила умереть ради брата, их побег вряд ли изменил что-то настолько, чтобы моя дочь могла чувствовать себя в безопасности.
Я бы поставила на то, что армия султана разделилась и движется сейчас в двух направлениях: одна часть — к Южной пустоши, а вторая — к границам Грилории, направляясь в Ясноград.
— Иди отдыхай, дальше я все сделаю сама, — прошептала я Грегорику, замерев у своей двери. За размышлениями не заметила, как мы добрались до своего крыла.
К счастью никто не заметил, как мы двигались по коридорам для прислуги, хотя мы так торопились, что почти не прятались. Зато успели. Солнце еще не встало, сквозь бойницы, которые заменяли окна на служебной половине, было заметно, что ночь уже отступила, и город накрыли полупрозрачные предрассветные сумерки.
— Я не устал, — так же шепотом ответил Грегорик, не замечая, что постоянно зевает и трет покрасневшие от бессонной ночи глаза.
Я улыбнулась и, потянувшись, взъерошила непослушные вихры, одновременно убирая паутину, прилипшую к волосам. Сейчас Грегорик, как никогда, напомнил мне Лушку. Он часто встречал меня по утрам, когда я