Ужасный век. Том I - Андрей Миллер
— Вы скромничаете, уверена. Впрочем, я никогда не считала способность к схваткам главным качеством настоящего мужчины.
А то не вышла бы замуж за такого тюфяка, мысленно добавила Эбигейл. И сразу вспомнила, как канцлер Сантьяго фехтовал с тем невзрачным молодым человеком, на поверку оказавшимся ну просто выдающимся мастером: даже слабых представлений маркизы о бое на клинках хватило, дабы это оценить. Лукавила она, конечно. Мужчины, владеющие оружием — это всегда ой как притягательно! Жаль, что Арчибальд — младший сын Анри Бомонта, и титул достался не ему.
Ламберт опять невольно подыграл ей сам.
— Думаю, отцовские пэры не согласятся с таким мнением.
— Ох, увы: я точно знаю, что они со мной в том не согласны. Поговаривают, знаете, в кругу пэров…
— Что же поговаривают?
Да уж, Ламберт — не Люка и не канцлер. Наживку хватает только так. Эбигейл изобразила, будто очень смущена из-за случайных, нежеланных слов.
— Ах, Ваше Высочество… Не важно. Я просто что-то, быть может, слышала по случайности, пока маркиз вёл деловые беседы. Но к чему придавать этому значение? В конце концов, я всего лишь женщина. Плохо понимаю все эти мужские разговоры и не должна, вообще-то, их подслушивать. Но вы же знаете женщин, правда? Любопытные мы создания, не в меру любопытные. Такова уж природа.
Интерес Ламберта, конечно, лишь разгорелся пуще. Он даже помотал головой, осмотрелся: не слышит ли их кто? Ах, какой милый мальчик! До чего с ним просто!
— И всё-таки. Поделитесь.
— Вы ставите меня в неудобное положение, Ваше Высочество.
Ламберт подмигнул. Ох, этот дамский угодник в себе уверен — только не на тех дамах учился.
— Ну… Я знаю женщин, в этом вы правы. Знаю, в какое… положение их можно поставить, а в какое не стоит.
— Вы совсем меня смущаете… — маркиза постаралась слегка покраснеть, хоть не была уверена, что это возможно подделать.
Потом она вспомнила утреннюю пылкость старичка Амори, представила Ламберта на его месте и, похоже, достигла цели. Натурально вышло.
— Не тушуйтесь, маркиза. Надеюсь, я не перешёл границы дозволенного?
— Нет, что вы! Ваше Высочество, как вы даже подумать могли подобное… Где же лежат границы для будущего короля? Дозволенное ему, думаю, и пределами земель Стирлинга не ограничено. Но… если позволите леди маленькую дерзость…
— Я позволю вам всё.
— …тогда я посмела бы спросить, почему вы так настойчивы в этой сущей мелочи?
— Что ж, откровенность за откровенность, и в этом принципе буду первым. Я не впервые слышу о разговорах пэров насчёт своих качеств и своего будущего правления. Даже не впервые за… самое недавнее время.
Вот оно что. Нетрудно догадаться, от кого ещё Ламберт слышал это в «самое недавнее время». Если точнее — пару минут назад. Не теряет Люка времени даром, и его игра правда похожа на ту, которую канцлер завёл. Похожа. Это ещё не значит, что Эбигейл с Люкой на одной стороне. Тем более учитывая странный визит к церковникам.
— Ну хорошо. — сказала маркиза, сделав вид, будто предельно смущена и колеблется сильнее, чем девица при ужасно непристойном предложении. — Только не хотелось бы беседовать о подобных вещах прямо здесь и сейчас. Я сама проговорилась, сама виновата, теперь остаётся нести ответ перед Вашим Высочеством, право слово. Побеседуем вечером? Королева обещала театральное представление, но думаю, что Вашему Высочеству оно после тремонской оперы не будет столь уж интересно. А мой славный супруг как раз окажется занят общением с венценосными вашими родителями. Отличная возможность, да?
— Прекрасная идея. И верно: наши артисты перед тремонской оперой… смешно сравнить, увы!
Маркиза попрощалась с кронпринцем, будучи чрезвычайно довольна собой. Может, Люка её и несколько опередил — зато вечером всё внимание Ламберта обеспечено, не приходилось ничуть сомневаться. Люка непрост, но природа наделила Эбигейл кое-чем таким, что молодой наследник ценит чрезмерно высоко. По её счастью!
Что до Люки, размышляла Эбигейл, то если он не мужеложец — возможно, также найдётся ещё подход. Отыщется у искушённой лисицы пара фокусов. Кстати, а вдруг он и правда… из этих? Что-то в Люке было… странноватое. Нечистый ведает.
Тут она припомнила слова канцлера о том невзрачном балеарском фехтовальщике. «Дорогая, запомни этого человека. Очень возможно, что вы ещё встретитесь: тогда будет полезно помнить, что это друг». И правда — полезно будет. Выйдет здорово, если встреча состоится скоро — и уже не в Балеарии.
***
Под вечер на Бернарда опять накатила тоска. Так крепко накатила, что он даже задумался — не сказаться ли нездоровым, чтобы пропустить намеченное на время после заката представление. Сказался бы обязательно, только вот не хотелось расстраивать матушку: столько она за сегодня сказала на тему желания почаще видеть королевскую семью вместе. Ей будет неприятно, если Бернард не придёт.
Причиной всему были, конечно же, воспоминания о Фиршилде. Лорд Клемент, сир Робин… ну и Адель. Прежде всего Адель. Стыдно было самому себе признаться: Бернард только после расставания окончательно осознал, каковы его чувства. Так глупо! Нужно было поговорить гораздо, гораздо раньше… и прежде с бароном, затем с ней.
Бернард столь погрузился во все эти мысли, нахлынувшие внезапно, что совершенно забыл: он же посреди разговора!
— Ваше Высочество?.. Вы, кажется, слегка упустили последние нюансы моей мысли…
Вкрадчивый голос с каким-то непонятным акцентом, звучащий приятно. А вот внешность этого человека, у которого даже бровей не было, что о прочих волосах говорить — она скорее Бернарда отталкивала.
— Нет-нет. Я вас слушаю.
— Я вёл, Ваше Высочество, речь об этих весьма удивительных, поверьте, для меня самого настроениях среди знатнейших людей, окружающих вас.
Люка говорил так многословно и витиевато, что юный принц не мог понять: ему нынче в самом деле разъясняют крамольные вещи — или это просто кажется? Может, Люка только пару зёрен закинул, а Бернард уже сам себе додумывает возмутительное?
— Не пойму, к чему вы клоните.
— Я, Ваше Высочество, ровно ни к чему не клоню. Кто я такой, чтобы? Скромный слуга… — ну да, интересно вот только, кому именно служащий. — Клонят совсем другие. В меня самого, поверьте, эти беседы о большей вашей пригодности к престолу, нежели законно наследующего его брата, вселяют тревогу.
