Дочери Лалады. Паруса души - Алана Инош
Будучи до мозга костей педанткой, она приезжала каждый день домой к обеду ровнёхонько в час, минута в минуту. Трапеза к этому времени была уже обычно готова. Пока она вкушала свой обед, члены семьи были обязаны доложить ей о том, как прошла их первая половина дня, рассказать о своих занятиях; если у кого-то обнаруживалась праздность или недостаточная полезность времяпрепровождения, тот получал от главы семейства строгое порицание с наставлением вести себя более достойным образом. Чаще всех доставалось, конечно, отцу, у которого периоды работы перемежались простоями, когда не было заказов или творчество не шло. Дочка прилежно училась и получала в основном одобрение матушки. Тьедриг считался неудачником, его и обсуждать-то не имело смысла. О каких-либо его успехах и речи уже не шло. Не бездельничал — и то хорошо. Монетку заработал — ну что ж, значит, хоть без толку небо не коптил. Аналогичный доклад семья делала перед ней и в конце дня. Мачеха подводила итоги и выносила свою оценку того, как они провели очередные сутки.
Иногда отец, когда был при деньгах, приглашал к себе своих приятелей, накрывал стол в саду, и они сидели часик-другой. В такие минуты отец позволял себе поныть и пожаловаться своим гостям на жизнь и жену.
— Зануда и скупердяйка моя дражайшая супруга, конечно, страшная... Но что поделать! Так и приходится жить... С чем только не вынужден мириться художник, дабы не умереть с голоду!
Все, конечно, поддерживали беднягу и вежливо поругивали его жену. Разумеется, о таких посиделках отцу приходилось докладывать мачехе, в том числе и приводить точную сумму затрат на угощение. Как правило, оно было скромным. Но если отцу случалось быть чуть щедрее, мачеха грозила ему пальцем и настоятельно рекомендовала не увлекаться кутежами. Кутежом она называла один кувшин вина на компанию из шести-семи мужчин, горку бутербродов с мясом и тарелку сырной нарезки.
Сегодня Тьедриг вынужден был доложить, что не пошёл на службу, потому что всё равно проспал, а там такие обычаи — за опоздание вышвыривают. Вот он и не стал суетиться. Мачеха этого, конечно, не одобрила. Но в успехи Тьедригу засчитывалось брачное предложение госпожи Иноэльд, это было главным событием в их жизни и весьма живо обсуждалось. Хотя слово «живо» применительно к сухой и педантичной манере мачехи звучало несколько громковато. Скорее, она уделяла этому событию довольно много внимания.
— Ну что ж, дорогой сын, это, определённо, большая удача для тебя, — подытожила она. — Постарайся извлечь из неё наибольшую пользу для себя. Я искренне желаю тебе наконец устроить свою жизнь достойным образом.
Вино она оценила по достоинству, хотя не удержалась от замечания:
— Это, безусловно, весьма расточительно. Учитывая, что деньги достаются госпоже Иноэльд непростой, а зачастую и тяжёлой морской службой, ей следовало бы относиться к ним более бережно.
— Дорогая, но это же ухаживание, знак внимания к избраннику, — попытался возразить отец. — Здесь допустимы и щедрые жесты.
Мачеха считала, что соблюдать разумные рамки можно и при ухаживании, но сегодня она пребывала в более мягком расположении духа, чем обычно, и не стала настаивать на своём мнении. В воздухе витало праздничное настроение, впереди маячило... неужели счастье?
Вечером, как раз к ужину, пришла госпожа Иноэльд. Мог бы выйти конфуз: количество еды на столе всегда было строго отмерено — ни одним куском хлеба больше необходимого, и на внезапного гостя могло уже и не хватить. Впрочем, хозяйка дома проницательно предвидела такое развитие событий: раз уж у Тьедрига появилась избранница, это можно было отметить чуть щедрее обычного. Дело, конечно, для мачехи неслыханное, но и свадьба пасынка бывает не так уж часто — всего-то второй раз в его жизни. Для госпожи Иноэльд нашёлся дополнительный столовый прибор и дополнительная порция пищи.
Подарочное вино было разлито по бокалам — как раз по одному на каждую персону за столом и вышло. После ужина жениху с невестой нужно было побыть вдвоём, но не мог же Тьедриг вести госпожу Иноэльд в свою забитую хламом мансарду! Для них был накрыт дополнительный стол в саду: по чашке отвара тэи без сливок и тарелочка орехового печенья на двоих. Мачеха сегодня прямо разошлась, так и сыпала щедрыми жестами.
— Тебе понравились сладости, мой дорогой? — спросила госпожа Иноэльд, накрывая руку Тьедрига своей и окутывая его сердце теплом ясного лучистого взгляда.
— О да... очень, благодарю, — с некоторой запинкой ответил он и неловко улыбнулся.
Взор госпожи Иноэльд стал ласково-укоризненным.
— Ты ведь к ним не притронулся, да?
— Мой батюшка страшный сладкоежка, — вынужден был со смущённым смешком оправдываться Тьедриг. — Я лишь кусочек попробовал, а всё остальное съел он. Увы, в нашей семье не приняты излишества, вот он и дорвался до... — Он хотел сказать «дармовщины», но такое грубое слово было сейчас неуместно, и он выразился мягче: — До возможности полакомиться.
— Да, я вижу, что госпожа Гердегунд вас щедростью не балует, — усмехнулась избранница. — Мой милый Тьедриг, я никогда и ни в чём тебе не откажу — разумеется, в пределах моих возможностей. Ты достаточно долго прозябал, и пришло время положить конец такой жизни.
Ему снова хотелось плакать от её доброты, его сердце просто не справлялось с таким потоком счастья, и он прямо за столом разрыдался.
— Тьедриг! О... Ну что ты, дорогой мой! — воскликнула госпожа Иноэльд, ласково гладя его вздрагивающие плечи. — Не нужно плакать... Всё хорошо. И будет хорошо, обещаю тебе!
Это был прекрасный вечер. Даже после ухода госпожи Иноэльд Тьедриг пребывал в состоянии тихого счастья, сладостной безмятежности... Только разлука с дочкой горестным облаком маячила на светлом небосклоне его будущего.
Он всё же решился наведаться в театр, где служил билетёром. Там его встретили грубо и велели убираться: он более не значился в списке сотрудников. Последнего жалованья ему не выплатили из-за вычетов и штрафов, на которые последний месяц выдался щедрым. Впрочем, ему было плевать. Он лишь забрал свой костюм комедианта из подсобки да захватил изящную коробочку для перекусов, в которую иногда откладывал часть трапезы из забегаловки. Он склеил её сам из обрезков упаковки