Каждый может любить - Валентина Игоревна Колесникова

— На самом деле все нормально. Просто очередная семейная гадость со стороны бывшего мужа, не более того. Это мои проблемы, не хочу засорять ими вашу светлую голову.

— А я, между прочим, за тобой заехал. Беременная дама, особенно после больницы, должна прибыть домой в комфорте, тепле и уюте. Так что марш в машину, вещи свои мне отдала, перестала строить из себя вселенский комочек зла, спокойно выдохнула и успокоилась! Тоже мне! Бабы! То тут не так, то здесь все через одно место и все время какие-то нервотрепки! И как сами не устаете себе нервы трепать?

Я молча показала ему сообщение на телефоне, раз уж Преображенский так сильно негодовал по поводу моего состояния. Он несколько раз перечитал его, потом перевел взгляд на меня и тихо произнес:

— Смотрел я тут как-то один фильм с сыном… про мальчика волшебника… Так вот, там такой обаятельный злодей был с потрясающим арсеналом убийственных заклинаний, что невольно хотелось воспользоваться его методом расправы с врагом…

— Авада Кедавра? (прим. автора — взято из фильма Гарри Поттер, автора Дж. Роулинг) — предположила я.

— Именно! — Александр завел машину и медленно тронулся с места, — так и вижу тебя всю такую беременную, с большим пузом, улыбка до ушей, взгляд наивный, но в руках заветная палочка… Этакий комочек зла на свободе и во всеоружии.

Я рассмеялась, представив эту картину и честно говоря, мне тут же захотелось ее нарисовать. Настроение немного улучшилось, я смогла немного расслабиться в машине, и успокоиться.

— Саш, почему вы мне помогаете? — этот вопрос уже давно не дает мне покоя.

— А почему я не должен помогать?

— Я уверена, что у многих ваших знакомых в жизни присутствуют те или иные проблемы, не будете же вы всем оказывать помощь.

— Не буду, — мужчина слегка улыбнулся, перестроился в крайний ряд для поворота и выключил тихо играющее радио.

— Тогда почему?

— Тут все очень просто, Даш. Вы — наш будущий художник, чье состояние отражается в картинах, а мне нужно изображение спокойствия и тишины, умиротворения, плавности и текучести, без взрывов эмоций, но с возможными яркими пятнами… Надеюсь, я понятно объяснил…

Врет. Точнее не так — придумал хорошую причину, которая имеет место быть, но она не основная. Совсем не основная.

Я смотрела на него почти не моргая, видела, как он плавно поворачивает головой, как смотрит в зеркала заднего вида, как изредка бросает в мою сторону взгляд, явно желая увидеть то, что я поверила его словам. Иногда улыбается, еле заметно, может хмыкнуть при взгляде на дорогу или сдерживать себя от ругательств, когда кто-то нарушает правила.

— Можно я выскажу одно странное предположение? — мне не хотелось молчать, потому что я догадывалась об истинной причине его интереса ко мне и помощи. И эта причина мне не нравилась.

— Можно, — несмотря на то, что он согласился слушать, было видно по его лицу, что он явно недоволен. Ну, правду вообще мало кто любит, особенно высказанную в лицо.

— Вам меня жаль. — произнеся эти слова, я нисколько не удивилась его смеху, но не позволила перебить себя, — жаль, потому что вы видите в моей истории отражение самого себя. Вы ведь понимаете, о чем я?

— Не совсем, — понимает, еще как понимает, но словно надеется, что я ошибаюсь.

— Я безумно любила мужа, испытывая светлое искреннее чувство по отношению к нему. Вы любите Марию — по-настоящему, в открытую, не скрывая своих эмоций. Вам причинили сильную боль, разбив сердце, я сейчас нахожусь там же. Я думаю, что во мне вы видите себя — свой образ, мысли, чувства, но самое главное — боль, которую я испытываю от разрыва. Поэтому вы мне и помогаете, потому что прекрасно знаете, какого это, когда любят не вас. Или я не права? Но знаете, что меня злит?

— Злит? Я разве сделал что-то плохое? — Александр сильно изменился внешне, его лицо стало очень серьезным, грустным.

— Вы меня жалеете. — я пожала плечами, — раз я вызываю жалость, значит вам кажется, что я не способна справиться с трагедией в своей жизни, но это не так, не нужно меня жалеть, я этого очень боюсь…

— Я и не думал… Хотя… — он запутался, притормозил у обочины и повернулся ко мне, — Чего именно ты боишься?

— Того, что могу оступиться, — и это вполне логично, — того, что я осталась одна и рядом никого из близких мне людей нет. Это сейчас я дееспособна, но что потом, когда живот станет больше? Женское тело меняется — я это в книгах вычитала…

— Значит, когда тело поменяется, тогда мне и позвонишь. Если смогу, то приеду. И да, ты права, как на зло. И откуда столько проницательности? Что ты, что Маша… Да, мне было очень больно. Да, хотелось сдохнуть, даже скрывать этого не стану, да, было до отвращения стыдно и да, я до сих пор испытываю к ней чувства, но есть кое-что, в чем ты сильно ошибаешься.

Александр вновь завел машину, и мы влились в общий поток.

— И в чем моя ошибка?

— В том, что я до сих пор испытываю к ней сильную любовь. Может это и прозвучит странно, но, несмотря на мое завышенное Эго, я не гонюсь за той, что отвергла меня. Все совсем не так — я рад, что она выходит замуж за брата. Мария та женщина, которая опустила меня на самое дно. Она втоптала мои чувства сама того не понимая и не осознавая до конца, что происходило со мной на самом деле, но в тоже время она и не скрывала своего ко мне отношения. Я не понравился ей с самого начала, сейчас, когда я вижу ее с братом, я испытываю не ту неразделенную любовь, о которой ты могла подумать, а самую банальную, самую простую зависть. Я вижу, каким стал Виктор рядом с ней, как расцвела сама Мария, как успокоилась ее дочка, осознав, что ее мама больше не плачет по ночам от дикой боли и одиночества. Я вижу перед глазами пример семьи, пример тех чувств, которые не умею испытывать. Я не понимаю, что такое любовь в семье, не могу представить свое будущее, женщину, которую хотел бы видеть рядом. Я не понимаю, как мне общаться с сыном, хотя с ним сейчас стало намного проще, я