Война - Максим Юрьевич Фомин
…Твои ноги пропахли солдатской кирзой.
Ты так любишь подумать не одной головой…
Я помогу тебе себя защитить,
Моё вдохновение.
Я предлагаю в помощь и на удачу своё умение-е-е-е.
Я революция!
Или я твоя, или кто ещё,
Это любовь моя.
И она меня — как и я её-о-о!.. — кричала Лобода.
Девки хором подпевали припев. Ух, сучки…
«Солдатской кирзой… Хм…» — почему-то зацепилось в голове.
— Посмотри, как интересно! Посмотри, как геи хотят быть бруталами. Небритый, подбитый нос… Типа я не гей, я воин…
Только сейчас я увидел, что Лёха смотрит на телевизор. Есть какой-то закон, который не разрешает, чтобы в кафе у телевизора работал звук. Поэтому играет Лобода, а по телику Дима Билан пиздится с охранной клуба из-за бабы.
— Нахуй мне эти геи, я вон на молодых лолли смотрю…
— Да… Лолли хороши…
— Братан! Лолли потом… Что по делюге? Новый год скоро…
— Да что по делюге? Всё ясно. Съезжу на выходных с Дядюшкой по делам, он просил, и сделаем.
ЧАСТЬ З
ГОЛГОФА
Отче Мой! Если возможно, да минует Меня чаша сия;
впрочем, не как Я хочу, но как Ты.
Евангелие от Матфея 26:39
* * *
Донецк — Горловка. 10 сентября 2015 года
Приехал спецназ ГУИН и забрал меня у СОБРа. На место задержания подъехали Крым и Малой. Начали объяснять, что я военнослужащий 11-го полка. Им возражают: сейчас это уже не имеет значения.
Меня повезли на улицу Ходаковского, где располагается главное тюремное управление.
— Ребята! Да хоть сейчас его отпущу. Дайте мне основания юридические, — говорит Крыму замначальника управы Швец.
Он дал мне телефон позвонить маме. Опять близкие услышали мои странные телефонные звонки:
«Мама, меня сажают назад в тюрьму. Всё хорошо. Позже свяжемся…»
«Сынок, меня сажают опять в тюрьму, всё будет хорошо. Я люблю вас»…
Приехали офицеры 57-й колонии и повезли меня в наручниках в лагерь — досиживать срок.
В очередной раз закрываются тяжёлые тюремные двери одиночной камеры.
Теперь моя вина в том, что я пошёл воевать в ополчение. «Нет юридических оснований для вашего освобождения…» Когда под Мариуполем нужно было ловить какой-то секретный американский радар, никого не интересовал мой юридический статус… Да и когда шёл к Жоре, на Пески — тоже…
Наверно, если бы я не знал историю России, то удивился бы такому повороту событий, а так… Ничего удивительного.
ЗАПОМНИ! Хочешь добровольно воевать за Россию — это твой личный выбор, и в случае проблем рассчитывать можешь только на Бога, себя и друзей.
Но всё-таки надежда теплилась. Ходят слухи, что всё-таки не раскрутят, но придётся сидеть «звонком», т. е. любой наркоман сможет насобирать денег и выйти по УДО, а я и такие, как я, будем «звонить». Специально никто ничего не говорит — пытка неведением.
Командиры пообещали забрать меня через 2–3 дня… Конечно, такого не будет, поэтому я дарю свою форму Николаевичу. Он ДПНК (дежурный помощник начальника колонии), типа начальник смены. Хороший мужик. Один из очень немногих, кто не разбежался в 2014-м, а выполнял свой долг до конца.
Друзья мне передали кроссовки и спортивный костюм. Я снимаю форму. На рукаве шеврон «Восток».
— Возьми, Николаич, только тут шеврон… Берцы чуть треснуты…
— Да ладно, ничего… Хоть такие… Спасибо.
Я просовываю всё это в «кормушку».
Николаич ушёл, и я померил камеру шагами. Пять с половиной на два с половиной. Кругом бетон и железо. Вспомнил псалом:
«Стеснили оковами ноги его; в железо вошла душа его…»
Сегодня утром я проснулся дома, а засыпать буду вот здесь. Жизнь опять круто поменялась. Внешне я спокоен, но организм не обманешь — я чувствую, как повышается давление…
Надо молиться. На всё Воля Божья…
Почему-то вместо молитвы я начинаю мурчать себе под нос песню:
«Моя звезда всегда со мной
Моя звезда горит внутри
И говорит мне: подожди,
Постой чуть-чуть, ещё немного.
Нам предстоит неблизкая дорога».
Вот я и отвоевался…
10 сентября 2015 г.
Мичуринская исправительная колония № 57
Самое сложное, что ждёт человека в одиночной камере, это его собственные мысли. Хотя я уверен, что если бы меня посадили в одиночку во время моего отбытия наказания, то я бы особо не парился. Но сейчас была другая ситуация, ведь утром я проснулся дома, надел военную форму и жил совершенно другой жизнью. В один миг всё круто изменилось. Снова тот же лагерь, те же лица, как будто не было никакого побега, Краснодона, Новоазовска, Бахмутки, «Вольво-Центра» и всего остального — как будто всё это не со мной.
На «яме» нас четверо: я, Бутыль, Татарин и Жора-наркоман. Бутыль и Татарин были в числе тех восемнадцати, кто год назад тоже сбежал из лагеря. В момент задержания они уже не служили. Бутыль какое-то время служил у Корсы на «Градах». Затем почему-то ушёл и спокойно жил дома в Горловке. Его так же спокойно арестовали во дворе, когда он шёл с работы.
Татарин запомнился мне ещё до побега, потому что он ходил в чёрной футболке, полуармейских штанах и берцах, что необычно для зека. Выяснилось, что он бывший мент с нереализованными военными амбициями. Так как Татарин — бывший сотрудник, сидел он на «козлобараке». Когда мы после побега ожидали своей судьбы на «Проминвестбанке», он первый вышел в какой-то красивой форме, видно, что у него в ополчении было много знакомых. Но карьера самого Татарина в армии не сложилась, так как он сразу начал бухать, слетел с катушек и был изгнан. На гражданке занялся ремонтом компьютеров. Люди дали ему отремонтировать компьютер, а он его куда-то дел. Теперь его крутят за мошенничество.
Кроме меня, Бутыля и Татарина, уже было арестовано несколько «побегушников». Первым арестовали Ревяку. Он бежал самым последним, не с нашей группой. Его уже в сентябре забрали земляки со Славянска. После того как в апреле 2015 года в Донецке разоружили казаков, среди задержанных оказался Ревяка. Его обвинили в причастности к знаменитой «банде Юриста».
Весной 2015 года задержали Магу — дагестанца с дальнего барака. Я с ним хорошо общался. В сентябре 2014 года его забрали земляки. Говорили, что он воевал на танке, но это оказалось ерундой. Мага просто всё время охранял кого-то из
