Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №06 за 1988 год
Рядом со столиками стояли стулья и лежали на земле циновки — на вкус клиента, как я скоро убедился. Часть писцов-машинистов отдыхала, но все время кто-нибудь появлялся и, осмотрев внимательно весь ряд, присаживался к приглянувшемуся специалисту. Чаще всего клиентом был прожаренный солнцем крестьянин в выгоревшей юбке. Он опускался на циновку, скрестив перед собой черные голые ноги. Писец участливо наклонялся к нему, и клиент начинал излагать свое дело на языке малаялам. В Керале язык малаялам пользуется правами официального. Надписи и вывески в штате — на этом языке, но и — это обязательно — на английском. Иногда — только по-английски. Торговое предприятие без английской вывески выглядит несолидно, объяснили мне знакомые индийцы. Кроме того, люди из других штатов ничего не поняли бы без английского.
Клиент продолжал свой рассказ, специалист время от времени деловито перебивал его короткими вопросами и, получив ответ, закрывал глаза и устало кивал. Спросив о чем-то в последний раз, окончательно кивнул и вставил в машинку лист отличной бумаги. Посидел краткое время неподвижно и сосредоточенно, как поэт, уже сложивший строфу, но пока не нашедший первое слово, потом удовлетворенно тряхнул головой, и пальцы его, вдохновенно взлетев над клавиатурой, издали пулеметную очередь, краткую и уверенную: «Dear Sir!»
Потом машинка заработала вовсю. Мастер вынул лист, перечитал его, довольно улыбнулся, словно убедившись лишний раз в том, что ошибок нет и быть не может, и пригласил клиента подписать. Тот долго выводил подпись на трех экземплярах. Потом бумаги были положены в плотный конверт.
У соседнего писца сидел на стуле прилично одетый мужчина. Текст был там короткий, но, очевидно, очень важный, поскольку обсуждали они его весьма обстоятельно. Оказалось, текст приглашения на свадьбу. Малаяламский текст написали дома, тут опасений в грамотности нет, с английским же надо быть осторожным. А здесь — гарантия.
Все это дружелюбно объяснил мне заказчик, пока писец стучал по клавишам. «Без английского все-таки нельзя, дочь у меня образованная, она кончила колледж».
Вообще, вопрос языка в Индии — вещь сложная. Самый распространенный в стране язык — хинди, но здесь, на дравидском Юге — в Керале, в Тамилнаду, в Карнатаке,— его не знают, да и не очень хотят знать; дравидские языки, считают здесь, ничуть не хуже, чем индоарийские. Почему бы им на Севере не выучить наш язык? Да и бенгальцы, которые говорят на языке, родственном хинди, уверены, что бенгальский гораздо лучше: на каком языке писал Рабиндранат Тагор? То-то же. А ведь Тагор, сэр, лучший поэт в мире! Это всем известно. Зато английский — всем чужой, но все его более или менее знают, и никто не имеет привилегий. Кстати, в Индии он настолько изменился, что его можно считать здешним языком, англичане так говорить не умеют и не сразу все понимают. У них свой английский, сэр, а у нас — свой.
Индия, наверное, самая многонациональная страна в мире. Официально здесь зарегистрирован двести восемьдесят один язык. До этого считалось, что языков гораздо больше — восемьсот сорок пять, но когда стали учитывать только те из них, на которых говорит не менее пяти тысяч человек, число существенно поубавилось. Общий язык действительно нужен стране.
Преподаватели университета, чиновники, портье в гостинице говорят по-английски свободно. Только надо приноровиться к произношению, существенно отличающемуся от прононса наших преподавательниц. В лавке, где — сколь бы мала она ни была — трудится не менее трех человек, двое говорят по-английски в узко ограниченных профессией рамках; третий — владелец — может повести с вами беседу о качестве товара. Крестьяне на базаре, многие из городских прохожих, рядовые полицейские зачастую не понимают вообще. Поэтому иногда попытка расспросить о чем-нибудь превращалась в суровое испытание.
Но дело не в одном языке: в конце концов, всегда рядом оказывался кто-нибудь, кто говорил по-английски. Дело в другом. Мимика людей, манера их поведения настолько отличаются от европейских, что до смысла ответа добраться бывает трудно.
Например, тамилы и малая ли, желая подтвердить сказанное, так энергично вертят головой, да при этом издают множество неартикулированных жалобных звуков вроде «не-а, не-а», что кажется, будто вам возражают. С нами ездил индиец доктор Кришнамурти, щуплый светлокожий тамильский брахман. Каждый день (и не по одному разу!) я переводил его беседы с нашим врачом Виноградовым. Специалисты, они быстро пришли к взаимопониманию, обменивались лекарствами, делились медицинскими соображениями. Но на первых порах было невесть как тяжело.
— Переведите,— просил Виноградов,— я дам аспирин, чтобы сбить температуру. Что он головой замотал? Что он — против аспирина?!
Чем настойчивее я объяснял, тем отчаяннее мотал головой доктор Кришнамурти, но, когда он начинал уже просто стонать и, казалось, настолько возмущен аспирином, что кинется немедленно к больному и вырвет аспирин у него из рук, доктор Кришнамурти, улыбнувшись, произносил: «Олл райт!»
Южные индийцы, если желают выразить свое одобрение, покачивают головой. Стоит целая шеренга людей, смотрит, как наши артисты последний раз перед сценой репетируют, и как бы демонстрируют неодобрение. Артисты даже нервничали: «Что не так?» А люди в действительности покачивали головой, как бы приговаривая: «Ну и молодцы!.. Ну и красавицы!»
Зато, когда я как-то спросил сторожа, в своем ли кабинете мистер Рао, тот вытянул губы трубочкой и три раза коротко свистнул. Правда, тут же перевел это на понятные слова: «Ушел, сэр».
...Обслужив клиента, писец потянулся, сладко зевнул и поманил пальцем. Из соседней чайной вышел мальчонка в цветастой юбочке со стаканчиком на подносе.
— Желаете напечатать что-нибудь, сэр? Извините, извините, я понимаю, что вы — грамотный, но, знаете, как бывает: вы в чужом городе, ваш офис — далеко, а нужно что-то напечатать. В случае чего заходите прямо сюда. Меня зовут Джайпракаш Менон, я работаю здесь каждый день.
Я уверен, что мне никогда не придется обращаться к Джайпракашу Менону, мастеру высокой квалификации, принимающему жалобы на малаялам, тамили и языке каннада, хотя могу подтвердить, что работает он быстро, уверенно и печатает прямо набело без ошибок.
Храм Вишну на змее
Улица, перпендикулярная той, на которой стояла наша гостиница, замыкалась с одной стороны старыми городскими воротами, а с другой — огромным вытянутым зданием с длинной, слегка как бы просевшей посередине темной крышей. Пышное и массивное, оно возвышалось над всеми окружающими строениями и было по своей форме настолько несовременным, что наводило на мысль о храме.
Отдыхавший в тени на углу старик — с обнаженным торсом и шнурком дваждырожденного через плечо — подтвердил: «Да, это храм, и я — один из брахманов его».
Мне приходилось уже бывать в индуистских храмах. Пускали туда очень охотно, только просили разуться у входа. Так же охотно объясняли, что к чему. Правда, нас предупреждали, что в каждом случае нужно спрашивать разрешения. Я спросил брахмана: можно ли мне зайти в этот храм?
— Нет,— отвечал брахман, огорченно кивнув,— нельзя, никому нельзя, только индусам. Но и индусам,— добавил он, словно желая смягчить горечь отказа,— нельзя входить туда в европейском платье. Только в дхоти, без рубашки, босым.
Из-за угла выкатил огромный автобус с поляризованными стеклами. В таких автобусах ездят обычно заморские туристы и гости правительства. Местные жители предпочитают автобусы с естественной вентиляцией, то есть без стекол,— они дешевле и вместительней. Автобус уверенно подкатил к храму, и это вызвало у меня сомнение в правоте брахманских слов.
Но старик уже ушел по своим делам, и переспросить было некого. Времени у меня тоже не было — через два часа ждали в университете, а надо было еще пообедать. Среди прохожих довольно часто попадались босые люди в черных рубашках и черных юбках. На лбу у них был круг с красным пятном посередине, пересеченный тремя горизонтальными желтыми полосами.
Впервые я увидел таких людей еще в далеком отсюда городе Бангалоре, но среди оглушающего разнообразия одежд и человеческих типов не придал их виду значения.
Индийская толпа необычайно разнообразна. Оттенки кожи — от почти черного до почти белого; костюмы — от европейской тройки с галстуком до скуднейшей набедренной повязки. Знаки на лбу? Но вот у торговца в лавке неровная желтая полоса и алый мазок; у кого-то лоб вымазан чем-то серым; прошел пожилой мужчина в шафрановом одеянии, и на лбу у него трезубец: два зубца белые, а средний красный. Да и нам мазали лоб в знак приветствия всюду, куда мы ни попадали, и один раз краску не удавалось отмыть дня три. И всех этих людей разных цветов кожи, в разнообразнейших одеяниях можно встретить в один день и один час на одной улице. И говорить они будут на одном языке, и принадлежать к одному народу. Это разнообразие очень трудно понять, даже когда его видишь.
