Ужасный век. Том I - Андрей Миллер
— Дольше Гаскойнов?
— Дольше гвендлов.
А гвендлы-то утверждали, что жили в лесу и Вудленде всегда. Выходит — как минимум достаточно долго, чтобы забыть собственную историю. Хотя у гвендлов нет книг: так, вырезанные на деревьях знаки, не более. Немудрено забыть многое.
— Вы такой недоверчивый, сир Робин… Не понимаете, от чего отказываетесь. От великих даров и великой судьбы.
Кончик меча немного дрогнул, и Гелла придержала его пальцем. Робин думал, что тотчас ударит, едва ведьма попытается сделать нечто подобное — однако не ударил. Выглянувшее из-за облака солнце блеснуло на мече — и вместе с ним блеснула возле лезвия улыбка.
— Я ведь не просто соблазнить вас пытаюсь, ну право слово! Кабы только этого хотела — не стала бы раскрывать, кем являюсь. Ужели вы б тогда не пожелали тотчас, ммм?
Ведьма склонила голову, коснулась щекой плоскости клинка. Может, надо было что-то сделать, но Робин не стал делать ничего. Да: опять слова, звучащие логично. Если хочешь сгубить обманом — зачем представляться той, от которой лишь обмана и ждут? Однако же нечто ей от Робина нужно. В одни только благие намерения Тьмы он поверить был не готов.
Рыцарь не надеялся разгадать что-либо в янтарно-голубых глазах, но и оторвать взгляд от них не пытался. Робин вдруг вспомнил, что стоит тут с мечом наперевес, будучи совершенно голым — и понял, что его это больше совсем не беспокоит.
— Я не буду вас торопить. Таков Порядок: всему своё время.
Ведьма лизнула кончик клинка и отпрянула.
Проклятье, да что же это? Что она делает? Что творится с самим Робином?
Гелла сделала пару шагов назад — кажется, чтобы ещё раз, получше рассмотреть фигуру рыцаря. Ведьме увиденное нравилось, уж это читалось ясно. И Робин предпочёл не лгать сам себе, будто это ему не польстило.
— Понимаю, сир Робин: вы пока лишь чуть более готовы со мной разговаривать, нежели в первую встречу. А верить всё ещё не готовы. Но я действительно могу дать вам очень… очень многое.
Без сомнений. Вопрос только в том, что она собирается забрать взамен.
— Вот что, милорд… Ясное дело — я не та, кому добрый рыцарь охотно верит. Но ведь с отцом у вас отношения иные, ммм? Спросите старика Клемента о том, про что никогда не спрашивали. Что он знает о ведьмах. Что он видел в Орфхлэйте. Должно быть, это поможет нашему следующему разговору.
— Я не хочу тебя больше видеть. Никогда!
Прежде Гелла смеялась негромко, кокетливо — а теперь расхохоталась от души. В этом смехе Робин услышал нечто большее, нежели в любом человеческом голосе. Показалось, что от смеха ведьмы волны на озере поднялись и листва задрожала.
— Вот это шутка! Сами себе-то не врите, сир Робин… До встречи.
Она без спешки направилась прочь, в чащу — Робин глядел ведьме вслед, пока та не скрылась в тени, за толстыми старыми деревьями. Да: ложь у него вышла неубедительная.
Глава 6
Глядя на Кортланк издалека, всякий замечал три архитектурные доминанты. На западе, прямо из самих вод Эшроля тянулся к небу королевский замок. Против него, возле восточной стены, стоял Санктуарий: крепость столь же неприступная, с высокими башнями, однако менее помпезная. Ну а в самом сердце столицы, посреди Благодатной площади, высился собор Благостной Девы. Такой же могучий оплот веры в Творца Небесного, каковыми были замки Кортланка в военном смысле.
Собор для Тиберия был домом даже более, чем Санктуарий. Крепость ордена паладинов возвели в конце Великой войны, уже при жизни будущего магистра: он сам видел, как закладывались на окраине столицы первые камни. А вот главный храм королевства — вовсе первое, что Тиберий в жизни помнил. Вырос он именно там. Двадцать семь лет назад, в самое тяжкое для Стирлинга военное время, морозной и голодной зимой, кто-то оставил младенца у дверей храма. Тиберий никогда не желал выяснить, кем были его родители: всегда знал, что происходит каков есть лишь из Церкви. Ниоткуда больше.
Первые силы он обретал, забираясь на каждую из четырёх высоких башен собора, выстроенного в форме правильного креста. Глядя с колоколен на прекрасный город — познавал, как сам Творец Небесный глядит на сущее. Рассматривая великое изобилие деталей святого здания, которые видят сверху лишь само божество да звонари — впервые задумывался о сути поклонения.
Здесь же обучали Тиберия чтению и письму, здесь знакомили со Святым Писанием и науками. Тут ему, почти ещё ребёнку, вложили в руки меч — и тут же Тиберий произнёс слова обетов. Наконец, спустя годы, в этом же храме архиепископ провозгласил молодого рыцаря магистром.
Всё, чем Тиберий обладал, получил он именно на этой площади. Всем паладин был обязан ей.
Если встать лицом к главным дверям собора, глядя на окно-розу с удивительным витражом, подобное глазу гиганта-циклопа, то по обе руки окажутся здания очень древние. Ещё имперские. Слева — залы Конгрегации чистоты веры, откуда направляют на врагов паладинские мечи. Справа — резиденция архиепископа, откуда направляют стремления души каждого верующего.
Совершив утреннюю молитву в стенах Санктуария, а полуденную — под величественными сводами храма, Тиберий направился к обители Флавия. Паладин был при мече, однако без брони — лишь в белом облачении монаха да магистерском белом плаще, с равносторонним чёрным крестом на груди и за спиной. Двое одоспешенных сквайров следовали за ним, но остались у дверей резиденции.
Флавий и Корнелий производили странное впечатление, если увидеть их вместе — и без иных священнослужителей вокруг.
Архиепископ и префект Конгрегации оба были стары, грузны, безбороды и почти лысы. Оба одевались крайне помпезно, в пурпур и индиго, что столь отличалось от скромности рыцарей-монахов — и даже многих епископов. Оба сурово сводили брови, а из-под них глядели мудро и проницательно. У обоих были широкие плечи и широкие лбы. Поглядеть так — словно братья не только во кресте, но и по крови.
Однако при всём внешнем сходстве, столь легко описываемом, Флавий и Корнелий были также до крайности меж собой различны — и вот это несходство Тиберий описать затруднялся. В чём оно проявляется? Какое-то бесплотное, но очень чёткое ощущение. Его полностью понимаешь, но никак не можешь объяснить словами.
— Долго же мы вас ждали... — буркнул Корнелий.
— Сегодня я посвятил молитве больше времени, чем обычно.
— Это похвально, магистр, однако важно помнить: вы не только Творцу