Скуф. Маг на отдыхе 5 - Максим Злобин
— Вы тоже заметили, да? — оживилась Фонвизина.
— Заметил-заметил. Ведёт себя не как обычно, верно?
— Да-да! Ещё и шутки эти странные.
— Про акробата?
— Про акробата, — кивнула Оля. — Не замечала за ней раньше такого.
— Хм-м…
Пубертат — дело сложное. Особенно, если он затянулся до… сколько, кстати, Смертиной? Восемнадцать? Двадцать? Не суть! Суть в том, что пускай я и не подростковый психолог, да и не психолог вовсе, но кое-какие представления о предмете имею.
Что-то у Смертиной в голове поломалось… а может быть, наоборот починилось, кто знает? Но в любом случае с Ритой нужно поговорить по душам и понять, что сейчас с ней происходит. А чтобы разговор вышел искренним и продуктивным, нужно обязательно брать в расчёт принцип «свой — чужой».
Я — сорокалетний мужик. Рита — звиздючка. Откровений не случится ни в одну, ни в другую сторону. Не потому, что кто-то кого-то не воспринимает всерьёз, не уважает, боится или ещё что-то. А просто потому что… потому!
И даже пытаться не стоит.
Так что заходить к ней в голову нужно либо через менталиста — это мы всегда успеем, если что — либо же через «своего». Благо, что с ней живёт ещё пять девушек её же возраста.
— Оль, утром поговори с ней, ладно? — попросил я.
— Конечно, Василий Иванович.
— Не дави, не злись, не ругайся. И обязательно скажи, что я не злюсь и не ругаюсь. Надо узнать, что за хрень у неё в голове творится.
— Узнаю, Василий Иванович, — пообещала Фонвизина. — Обязательно узнаю…
* * *
Утро Степана Викторовича Державина началось с кофе. Там, в Институте, под пристальным взглядом коллег он пил чёрный, крепкий и без сахара. Сурово, так сказать, по-начальственному.
Дома же, когда никто не видел, Державин любил растворимую бурдинушку напополам с миндальным молоком и со сгущёнкой в качестве подсластителя.
Иногда, когда было время, делал шапочку из взбитых сливок и посыпал её сверху маленькими разноцветными зефирками.
Помимо этого, завтрак ректора состоял из яичницы — два белка, три желтка — и кусочка ветчины поверх злакового хлебца. Именно так всё было и сегодня.
Ничто, как говорится, не предвещало.
Вчера ночью, безо всяких отлагательств, он выполнил просьбу Скуфидонского и послал запрос в ГНК. Попросил выслать ему все связанные с некромантией учебные материалы, либо копии материалов, либо хотя бы организовать физический доступ к этим самым материалам. Причиной своей просьбы он указал пространные «исследования». Подписал, что дело это государственной важности, а что да почему разжёвывать не стал.
Ни самого Скуфидонского, ни Риту Смертину ректор в письме не упоминал, однако в ГНК — как оказалось — люди работали проницательные.
Ровно в восемь ноль-ноль Державину позвонили со скрытого номера:
— Доброе утро, Виктор Степанович, — произнёс приятный женский голосок.
— Здравствуйте.
— Соединяю вас с Мавриным. Пу-пу-пи-пу.
Маврин⁈ У Державина чуть яичница носом не пошла. Да ну! Не может быть такого! Неужели жив ещё⁈
— Твою ма-а-а-ать, — беззвучно выдохнул Державин.
Среди людей мнения насчёт Родиона Маврина разнились и были откровенно полярны. Первое мнение заключалось в том, что начальник ГНК — один из тех преданных своему делу поданных Его Величества, на которых стоит вся Империя.
Мнение второе: Родион Маврин — самая жестокая сволочь из тех, что только видел этот мир.
Исходя из личного опыта, Державин придерживался второго мнения. Он искренне считал, что именно из-за людей вроде Маврина в Европе одно время всех женщин чуть красивее унитазного ёршика жгли на кострах. Из-за людей вроде Маврина североамериканские индейцы живут в резервациях. Из-за людей вроде Маврина…
Да фанатик он, чего уж там!
Выживший из ума ещё в детстве, некогда властный и востребованный, а теперь за ненадобностью задвинутый в дальний угол вместе со всей его конторой. Но тем не менее всё равно фанатик! Ту ярь, с которой он пытался пересажать всех некромантов по комнатам с мягкими стенами, да в другое бы русло, но…
Увы.
Родион Андреевич Маврин был максимально упёрт. Ректор на полном серьёзе предполагал, что, если в один прекрасный день ГНК лишат финансирования или вообще упразднят, Маврин один хрен продолжит ловить некромантов. На чистом энтузиазме. Всю пенсию в это дело впулит, а может, даже кредитов на родню наберёт.
— Пу-пу-пи-пу, — прозвучал очередной звуковой сигнал и: — Алло.
В трубке раздался властный мужской голос с эдакими старческими модуляциями; всё же Маврину должно быть уже сильно больше семидесяти.
— Привет, Степан Викторович.
— Здравствуйте, Родион Андреевич.
— Ты что мне там за писюльки пишешь? — начальник ГНК решил долго не расшаркиваться. — По что тебе некрокнижки?
«Некрокнижки». «Некромразь». «Некровыродки». Речь Маврина сплошь и рядом состояла из подобных словечек. Всё, что хоть как-то было связано с некромантами, обязательно маркировалось приставкой «некро» и презрительным тоном.
— Для исследования, Родион Андреевич.
— Для какого ещё исследования?
Державин вдруг почувствовал себя пятиклассником, которого застукали в школьном туалете с пакетиком дрожжей. Почувствовал, прочувствовал, взял эмоцию под контроль, напомнил себе, что вообще-то возглавляет Институт Одарённых Российской Империи и каждый день в прямом смысле этого слова вершит историю. Собрался с духом и:
— При всём уважении, Родион Андреевич, но это не ваше дело. Я подал официальный запрос, будьте любезны официально на него ответить. Либо подтвердить мою просьбу, либо отказать. Но знайте, что в случае отказа, мне придётся ходатайствовать в вышестоящие инстанции и свидетельствовать о том, что вы препятствуете научной работе.
Какое-то время в трубке было тихо, а затем:
— Ах-ха-ха-ха, — грубый, неприятный смех Маврина пробрал ректора аж до мурашек. — Взрослый совсем стал, да? Или ты это… с дружочком своим переобщался? Со Скуфидонским?
— Родион Андреевич, я всё сказал.
— Ты всё сказал, а я ещё не всё.
«Старый ублюдок», — подумал Державин, а затем на всякий случай включил запись разговора.
— Ты думаешь, что я не знаю, чем вы там занимаетесь? Думаешь, что я не знаю про планы Его Величества?
Давай же, давай. Ляпни что-нибудь про Императора.
— Это касается моего ведомства, Державин! Величество лично обсуждал со мной обучение Смертиной! Я пытался объяснить ему, что он слишком мягок в этом вопросе! Пытался донести, что с «некромразью» невозможно договориться и даже пытаться не стоит, но он всё равно настоял на своём!
— Ну так позвоните Его Величеству и ещё
