Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №05 за 1984 год
Трояновский, приказав не шевелиться, обошел нас со всех сторон, стрекоча мотором своего «конваса». Он делал дубль за дублем, и мы покорно то поправляли лямки, то вновь застегивали тугой карабин грудной перемычки.
Тем временем на самолете Метлицкого уже запустили двигатели. Все жители ледового лагеря пришли пожелать нам счастливого приземления — летчики, гидрологи, бортмеханики, радисты. Чибисов что-то сказал Кузнецову и махнул нам рукой — пошли! Пурга, поднятая крутящимися винтами, сбивала с ног, и мы, подняв воротники, с трудом вскарабкались по стремянке в кабину и повалились на чехлы. Бортмеханик с треском захлопнул дверцу. Сразу стало темно. Замерзшие стекла иллюминаторов не пропускали света. Они казались налепленными на борт кружочками серой бумаги.
Гул моторов стал выше, пронзительнее, машина задрожала, покатилась вперед, увеличивая скорость, и легко оторвалась от ледовой полосы.
— Вы располагайтесь поудобнее,— сказал нам бортмеханик Константин Самохвалов.— Вот спальный мешок подложите. Если хотите, сейчас чайку организую. Да, вот еще что, Петрович. Может, будете прыгать в левую дверь? Она грузовая — пошире...
— Ну, молоток, Костя, правильно сообразил...— Петрович не договорил, заметив, что к нам пробирается Володя Щербина.
— Ну как самочувствие, настроение? — сказал Щербина, присаживаясь рядом на чехлы.
— Настроение бодрое, самочувствие отличное, только холодно и ноги затекли,— отозвался я.
— Значит, слушайте и запоминайте. Порядок работы будет такой. До полюса лететь еще минут тридцать. Как только выйдем на точку, определим координаты, так будем выбирать площадку для сброса.
— Постарайтесь,— сказал Медведев,— поровнее найти.
— А если не найдем, будете прыгать или обратно полетите? — ехидно улыбнулся Щербина. Но Медведев так на него посмотрел, что он шутливо-испуганно замахал рукой.— Ну, не серчай, Петрович, я же пошутковал. Так, значит, найдем площадку, сбросим две дымовые шашки. Скорость ветра и направление определим, а для вас, пока они дымят, хоть какой-то ориентир будет. Сделаем затем кружок над полюсом и, как только выйдем на боевой курс, просигналим сиреной. Тогда занимайте места у двери. Как услышите частые гудки — значит, «пошел». Ясненько?
— Все понятно,— ответили мы разом.
Щербина ушел и через несколько секунд появился снова с двумя литровыми кружками крепкого, почти черного чая.
— Значит, Виталий, действуем, как договорились,— услышал я голос Медведева.— Я пойду подальше к хвосту, а ты стань с противоположного края двери. Как услышишь сигнал «пошел», прыгай сразу следом за мной. Не то разнесет нас по всему Северному полюсу. И не найдем друг друга. В наших шубах не шибко побегаешь.
Пока мы обсуждали детали предстоящего прыжка, из пилотской вышел Чибисов.
— Подходим к полюсу,— сказал он, нагибаясь над нами.— Ледовая обстановка вполне удовлетворительная. Много годовалых полей. Площадку подберем хорошую. Погода нормальная. Видимость миллион на миллион. Через три минуты начнем снижаться. Как, Медведев, хватит шестисот метров?
— Так точно, хватит,— сказал Медведев.
«Только бы поскорее»,— подумал я. Самолет сильно тряхнуло. Он словно провалился в невидимую яму.
— Начали снижаться,— сказал Чибисов.— Ждите команды. А вы, товарищ бортмеханик, подготовьте дымовые шашки.
Костя подтянул к двери ящик, вытащил две дымовые шашки, похожие на большие консервные банки, и пачку запалов, напоминавших огромные спички с толстыми желтыми головками. Присев на корточки, он проковырял серебряную фольгу, закрывавшую отверстие в центре верхней крышки, и повернул голову в сторону Чибисова в ожидании команды.
— Бросай!
Бортмеханик чиркнул запалом по терке. Как только головка со змеиным шипением вспыхнула, он с размаха воткнул ее в отверстие и швырнул шашку в приоткрытую дверь. За ней — вторую. Шашки, кувыркаясь, полетели вниз, оставляя за собой хвостики черного дыма. Задраив правую дверь, бортмеханик взялся за грузовую. Он дергал ее что есть силы, обстукивал край двери молотком. Но все впустую: дверь не поддавалась. Загудела сирена. Мы было приподнялись, но опять вернулись на место. Кажется, сейчас мы начали нервничать по-настоящему. Чувствую, Медведев вот-вот взорвется, но молчит, хотя по лицу его и сжатым губам вижу, что стоит ему эта сдержанность. Все. Время упущено. Петрович не выдержал: черт бы побрал эту идиотскую дверь! Паяльной лампой прогреть бы.
Механик виновато молчит, но идея прогреть дверь ему понравилась. Он зажигает пучок пакли и подносит ее к замку...
Метлицкий заложил крутой вираж. Пошли на второй круг. Из проема двери в пилотскую высовывается голова в шлемофоне — это штурман Миша Шерпаков:
— Готовьтесь, ребята. Выходим на боевой курс. Ветер метров пять-семь в секунду, не больше, температура двадцать один градус.
Дверь наконец с хрустом открылась, и в прямоугольный просвет ворвался ледяной ветер, крутя снежинки. Яркий, ослепительно яркий свет залил кабину. Снова протяжно затрубила сирена, и мы поднялись с чехлов.
— А ну повернись, сынок,— сказал Медведев и, отстегнув клапан парашюта, еще раз проверил каждую шпильку. Он закрыл предохранительный клапан, защелкнул кнопки и повернулся ко мне спиной.— Проверь-ка теперь мой. Как, порядок? Тогда пошли.
Неуклюже переваливаясь, мы двинулись к зияющему прямоугольнику грузовой двери. У края я остановился, нащупал опору для правой ноги и взялся за красное вытяжное кольцо. Но меховая перчатка оказалась толстой, неудобной. Не раздумывая, я стащил ее зубами, затолкал поглубже за борт куртки и снова ухватился за кольцо. Холод стылого металла обжег ладонь, но я лишь сильнее стиснул пальцы. Я чувствовал себя словно перед штыковой атакой...
Внизу — сплошные ледяные поля. Они кажутся ровными. Но я знаю — это впечатление обманчиво. Просто солнце скрылось за облаками, и торосы, бугры, заструги не отбрасывают теней. Местами ветер сдул снег и обнажил голубые и зеленые пятна льда. Высота шестьсот метров, а до льда, кажется, рукой подать. Даже не по себе становится.
«Ту-ту-ту!» — завыла сирена. Это команда — «пошел». Прижав запасной парашют к животу, сильно отталкиваюсь ногой и проваливаюсь в пустоту.
— Двадцать один, двадцать два, двадцать три,— отсчитываю вслух заветные секунды свободного полета, но, чувствуя, что тороплюсь, досчитываю:— Двадцать четыре, двадцать пять...
Что есть силы дергаю кольцо. Повернув голову, вижу через плечо, как стремительно убегают вверх пучки строп, а купол вытягивается длинной пестрой колбасой. Вот он наполняется воздухом, гулко хлопает и превращается в живую сферу,— то сжимаясь, то расправляясь, они словно лихорадочно дышит. Меня швырнуло вверх, качнуло вправо, влево — и тут я ощутил, что как будто неподвижно вишу в пространстве. После грома моторов, свиста ветра — полная тишина и чувство спокойствия, словно где-то внутри меня расправилась сжатая пружина. Я с наслаждением вдыхал морозный воздух...
Преодолев минутную расслабленность, огляделся по сторонам. Самолет удалялся, оставляя за собой бледную дорожку инверсии. Неторопливо плыли подсвеченные солнцем облака. Внизу, насколько хватало глаз, простирались снежные поля. Ровные, девственно-белые, искореженные подвижками, похожие на бесчисленные многоугольники, окантованные черными полосками открытой воды. Высота уменьшалась, и я уже ясно различал гряды торосов, похожих на аккуратные кучки сахарных кубиков. С юга на север («А ведь, наверное, здесь везде юг»,— подумал я) тянулось к горизонту широкое разводье. Оно напоминало асфальтовое шоссе, пролегшее среди заснеженных полей.
Метров на тридцать ниже меня опускался Медведев. Его раскачивало как на качелях, и он тянул стропы то справа, то слева, пытаясь погасить болтанку. Это ему удалось не без труда.
— Андре-ей! — заорал я что есть силы.— Ура! — и, сорвав меховой шлем, закрутил его над головой, не в силах сдержать охватившее меня радостное возбуждение.
Медведев в ответ замахал рукой, а потом, ткнув пальцем в запаску, крикнул:
— Запасной открывай! Давай открывай запасной!
Я свел ноги, подогнул их под себя и, придерживая левой рукой клапаны ранца, выдернул кольцо. Клапаны раскрылись, обнажив кипу алого шелка. Я быстро пропустил кисть руки между ранцем и куполом и, сжав его, напрягся и что есть силы отбросил от себя в сторону. Но купол, не поймав ветер, свалился вниз и повис бесформенной тряпкой. Чтобы он быстрее раскрылся, пришлось вытащить стропы из ранца и рывками натягивать их на себя. Помогло. Порыв ветра подхватил полотнище, оно затрепетало, наполнилось воздухом и вдруг раскрылось гигантским трепещущим маком на бледно-голубом фоне арктического неба. До «земли» оставалось не более сотни метров. Меня несло прямо на торосы. Даже сверху торосы имели довольно грозный вид.
