Журнал «Вокруг Света» - Вокруг Света 1996 №01
Вскоре мы пересекли Одер, и под нами поплыла зеленая шахматная доска Новых территорий в чередовании лесов и полей. Мне было любопытно, где мы приземлимся, ведь до сих пор я не знал о ставке фюрера, как и большинство смертных, только, что она расположена в Восточной Пруссии и носит кодовое название «Волчье логово». К счастью, мой адъютант позаботился положить в мой портфель карту Германии, по которой я мог проследить маршрут. Через полтора часа после взлета с берлинского аэродрома мы пролетели, на высоте километра, над городом Шнайдемюль, затем пилот, в кабину которого я к тому времени перебрался, показал мне пальцем внизу зеркало большого озера и перекресток железных дорог Варшава — Данциг и Инстенбург — Познань. Железнодорожные пути выделялись на земле с ясностью геометрического чертежа, и я подумал, какую прекрасную цель представляет этот железнодорожный перекресток для авиации противника. Но тут же эта мысль разозлила меня. Я переживаю прекрасный час, мощный самолет несет меня в волшебно-сияющем небе над прекрасной страной, а я не могу забыть хотя бы на минуту об этой проклятой войне.
За нашей спиной солнце все больше клонилось к горизонту. Постепенно самолет снизился до 300 метров. Пейзаж внизу стал меняться, превращаясь в плоскую равнину, перерезанную многочисленными речушками и испещренную пятнами озер. Я бросил взгляд на карту — пролетев почти 500 километров, мы оказались над Мазурскими болотами. В этих местах, под Танненбергом, в начале первой мировой войны старый Гинденбург нанес жестокое поражение русским войскам. С радостью и гордостью я подумал, что сегодня фронт находится далеко на востоке, где-то под Смоленском, за сотни километров от границ Германии.
Самолет начал снижаться по широкой спирали. В неясном свете сумерек я различил на берегу озера большой аэродром. «Юнкере» опустился еще, коснулся колесами земли и, пробежав по бетонной дорожке посадочной полосы, остановился. Перед бараком, маскировавшим здание аэродромных служб, меня ждал «Мерседес».
— Капитан Скорцени? — осведомился унтер-офицер. — У меня приказ немедленно доставить вас в ставку.
По прекрасной дороге, проложенной через лес, мы вскоре достигли первого пояса безопасности — охраняемого шлагбаума. Унтер-офицер передал мне пропуск, который я должен был предъявить вместе с личными документами офицеру поста. Он записал мое имя в журнал, я расписался, шлагбаум поднялся, и мы снова поехали. Дорога стала немного уже — мы пересекли березовую рощу, переехали железнодорожные пути и достигли второго поста. Снова проверка документов. Я вышел из машины, офицер опять записал мое имя, попросил подождать и стал звонить по телефону. Положив трубку, он спросил, знаю ли я, кто меня вызывает. Я, естественно, чувствуя себя неловко, ответил, что не имею ни малейшего понятия.
— Вас вызвал Главный штаб ставки фюрера, расположенный в Чайном домике, — сказал тогда он мне, явно находясь под впечатлением того, что услышал с другого конца провода.
Я же не знал, что думать. Даже это уточнение ничего мне не говорило. Какого черта мне делать в Главном штабе фюрера? Озадаченный и изрядно заинтригованный, я снова сел в машину.
Через несколько метров мы проехали нечто вроде портала — единственный вход на обширную территорию, окруженную высоким забором из колючей проволоки. Можно было подумать, что мы в старинном парке, обустроенном с большим вкусом, с березовыми рощами, прорезанными капризно переплетающимися тропинками. Вскоре я смог различить несколько строений, на первый взгляд, расположенных без всякого порядка. На крышах некоторых строений росла трава и даже небольшие деревца. Над другими зданиями и над подъездными дорогами была натянута маскировочная сеть, скрывавшая ставку от вражеской авиации. С воздуха местность должна была казаться, вероятно, заросшей лесом и необитаемой.
Совсем стемнело, когда мы наконец остановились перед Чайным домиком. Это было простое деревянное одноэтажное строение, состоящее из двух флигелей, соединенных чем-то вроде закрытого перехода. Позднее я узнал, что левое крыло занимала столовая, где фельдмаршал Кейтель, начальник Генерального штаба вермахта обедал в окружении ближайших сотрудников. Собственно Чайный домик находился в правом крыле здания. Я вошел в просторный вестибюль с удобными креслами, несколькими столами и полом, застеленным толстым ковром. Меня встретил капитан СС и представил пяти другим офицерам — подполковнику и майору сухопутных войск, двум подполковникам люфтваффе и майору СС. Вероятно, ждали только меня, поскольку сразу после представления капитан вышел, чтобы через минуту вернуться:
— Господа, — объявил он, — я провожу вас к фюреру. Каждый из вас коротко изложит свою военную биографию. Затем фюрер, возможно, задаст вам несколько вопросов. Следуйте за мной...
Сначала мне показалось, что я плохо понял. Потом безотчетный страх почти парализовал ноги. Через несколько мгновений я должен был в первый раз в моей жизни, предстать перед Адольфом Гитлером, фюрером Великой Германии и Главнокомандующим вооруженных сил рейха! Вот уж действительно, сюрприз из сюрпризов! «В волнении я, наверное, наделаю непростительных ошибок и буду вести себя как последний дурак! Только бы все прошло нормально», — думал я, следуя за другими офицерами. Мы прошли метров сто, прежде чем я начал соображать, в каком направлении мы идем.
Мы вошли в другое здание, тоже деревянное, и оказались в просторном вестибюле, похожем на тот, что был в Чайном домике. Я успел лишь заметить светильники, рассеивающие мягкий свет, и на противоположной стене небольшую картину в скромной рамке: «Фиалка» Дюрера. Затем наш провожатый распахнул одну из дверей, и мы прошли в большую комнату, размером примерно шесть на девять метров. Справа от меня была стена со множеством окон, закрытых простыми занавесками. Посередине стоял массивный стол, покрытый картами. Перед монументальным камином, занимавшим почти всю левую стену, — маленький столик и четыре или пять кресел. В глубине — свободное пространство, на котором и остановилась наша группа. Как самый младший по званию, я занял место на левом фланге ряда. На бюро между двумя окнами я заметил безукоризненный частокол множества остро заточенных карандашей. «Именно здесь вырабатываются величайшие решения нашей эпохи», — успел подумать я до того, как прямо перед нами распахнулась дверь.
Мы застыли, повернув головы в сторону двери. И вот незабываемое мгновение: появляется человек, который более любого другого государственного деятеля, решительно повернул судьбу Германии, — мой господин, которому я безраздельно предан уже много лет и которому абсолютно доверяю. Какое странное ощущение солдата, внезапно представшего перед своим главнокомандующим!
Подойдя размеренным шагом, фюрер приветствовал нас, вскинув руку тем характерным жестом, который мы так хорошо знали по газетным фотографиям. Одет он был очень просто: мундир офицера вермахта без знаков различия, белая сорочка и черный галстук. На левой стороне мундира — железный крест первого класса, награда Великой войны, и черная нашивка за ранение.
Пока капитан СС представлял офицеров на другом краю строя, я не мог рассмотреть фюрера так хорошо, как я того желал. Нужно было усилие, чтобы не сделать шаг вперед, ибо я не хотел упустить из вида малейший его жест. Сначала я только слышал его голос, деловым тоном задававший короткие вопросы. Особенный тембр этого голоса был мне уже хорошо знаком из радиопередач. Но я с удивлением обнаружил в нем мягкую и немного протяжную интонацию, придававшую некий шарм его австрийскому акценту. Какой странный каприз человеческой природы, подумал я. Человек, которого слушают миллионы, и который хотел бы олицетворять в глазах общества идеал прусского духа, не может скрыть своего происхождения, хотя давно уже не живет на родине! Сохранил ли он в себе что-нибудь от дружелюбия и приветливости австрийцев? Остался ли подвержен зову сердца? Затем я опомнился: «Господи, что за неуместные вопросы, совершенно праздные мысли приходят мне в голову в такой момент!»
Другие офицеры уже кратко представились. Теперь Адольф Гитлер стоял передо мной. Когда он протянул мне руку, я сконцентрировался на единственной мысли: «Только без чрезмерной угодливости». Несмотря на волнение, мне удалось кивнуть головой почти идеально с точки зрения военного этикета, то есть коротко и сухо. Затем я кратко сообщил свои анкетные данные — место рождения, где учился, этапы моей жизни офицера резерва и настоящее положение. Пока я говорил, фюрер смотрел мне прямо в глаза своим знаменитым взглядом, полным непреодолимой силы.
Затем Адольф Гитлер отступил на шаг назад и резко задал первый вопрос:
— Кто из вас знает Италию?
Я один ответил утвердительно:
