Журнал Российский колокол - Российский колокол, 2016 № 1-2
– Б-бабы… с-суки… – промямлил он.
По лестнице Середов взбирался долго, минут десять. На третьем этаже его качнуло и припечатало к батарее.
– Нельзя же так, – с укором сказал Бейлис, выступая из темноты.
Середов посмотрел на него сквозь плавающие перед глазами разноцветные самолетики и заметил:
– А ты мне не кажешься… Или кажешься?
– Не кажусь, – заверил Бейлис.
– Покрестись, – велел Середов.
– Не умею, – сказал Бейлис. – Вот ущипнуть могу. – И ущипнул Середова за левое ухо.
– Больно, – удовлетворенно сказал Середов. – Ты, з-зараза…
Это… Давай свою пушку вынимай, пока я храбро настроен!
– Вы находитесь в состоянии отравления алкоголем, – покачал головой Бейлис. – Ваш мозг не способен принимать адекватные решения. Двадцать четыре часа еще не истекли, и я не хотел бы…
– Во п-падла… – поразился Середов, цепляясь за батарею. – Не хошь стрелять?! Стреляй! А ну!
Он рванул на груди пальто, стрельнув пуговицей в темноту.
Какая-то старуха с писком прошмыгнула мимо и загрюкала вниз по лестнице.
– Доставай свой аппарат!
– Я бы не хотел… – снова начал Бейлис, но Середов заорал:
– Доставай аппарат, скотина! Доставай, сволочь! Всех не перевешаете!
Бейлис угрюмо вынул свою камеру и навел на Середова.
– Не шевелитесь, – предупредил он.
Палец надавил на пресловутую пимпочку и… ничего не случилось.
– Что там? – спросил Середов, шмыгая носом. – Где пт… птичка сраная твоя, чего не вылетает?
– Сам не пойму, – признался Бейлис, покрутив камеру в руках. – Секундочку.
Он щелкнул чем-то, откинулась задняя крышка, внутри слабо светилось розовое и зеленоватое.
– Интересно… – бормотал Бейлис. – Питание вроде бы есть…
Так… Это у нас что? Это у нас конвертор, линзочка на отметочке «Б» стоит… Все правильно… Отчего же не работает?
– У меня отвр… тыр… отвертка в кармане есть, – мрачно сказал Середов. – Надо?
– Тут отвертка ни к чему, – отмахнулся Бейлис.
– Дай сюда.
Середов решительно сцапал камеру и сунул туда нос. Бейлис виновато сопел.
– Если у вас нет диплома или вы хотя бы курсы не прошли… – начал было он, но Середов оборвал:
– Цыц! Видал? П-проводок болтается… Сгорел, что ли?
– Это не проводок.
– Один хрен, раз длинное такое, значит, проводок. А мы его сюда…
Середов с трудом ухватил болтавшееся пальцами и сунул в подходящую с виду золотистую клемму. Спросил с опаской:
– Оно у тебя не радиоактивное? А то буду как этот… блин… ежик чернобыльский…
– Нет-нет.
– А… Ну ладно. Попробуй.
Бейлис закрыл крышечку и посмотрел в видоискатель.
– Знаете, работает! – восхищенно сказал он. – Спасибо! Так вы курсы заканчивали?
– Какие на хрен курсы, – скромно буркнул Середов. – Техникум политехнический…
– Спасибо! – еще раз повторил Бейлис. – Станьте неподвижно… Ах ты, батюшки… – внутри него что-то противно зудело. Положив камеру на перила и расстегнув пуховик, он достал давешний телефон и склочно сказал: – Бейлис. Что? Нет, не привел. А что такое? – несколько секунд он слушал молча. – А что ж я утром звонил, так мне совсем другое сказали? Какие сбои? Какие могут быть сбои?! Вы понимаете, чем отличается моя работа от вашей работы? Нет, вы не понимаете! Я напишу рапорт! Я Есипсону доложу! Гурфинкелю! Получите тогда у меня!
Он бы, наверное, бросил трубку, но вовремя спохватился и аккуратно убрал в карман. Сделав неудобное движение шеей, Бейлис вздохнул, пожевал губами и сказал:
– Уважаемый Середов Анатолий Борисович! Приношу вам искренние извинения. По вине технических работников Управления в вашем деле допущена ошибка. Обвинение по статье девятьсот сорок четвертой, пункт «е», Галактического Кодекса с вас полностью снято, приговор, соответственно, отменяется. Вы имеете полное право подать жалобу в любую инстанцию, но смею вас заверить, что виновные и без того понесут заслуженное наказание.
Если у вас есть претензии лично ко мне как к конкретному исполнителю, я могу предоставить стандартный бланк.
– Да ладно… – растроганно сказал Середов. – Бывает… У нас вон сегодня арматуру привезли ни хрена не ту, что заказывали…
Я ж понимаю, мы люди рабочие…
Бейлис смахнул слезу, спрятал камеру и застегнул поплотнее пуховик.
– Прощайте, Середов Анатолий Борисович, – сказал он, коротко поклонившись. Отступил в темноту и исчез.
Середов еще минут пять поднимался по лестнице, путаясь в перилах, а потом заколотился в дверь.
– Приперся, – сказала жена, открывая. – Нажрался-то, нажрался!
– Н-не смей! – выдохнул Середов. – Не знаешь ничего… дура!
Жена отшатнулась и спряталась на кухне, тихонько ругаясь. Середов кое-как разделся, побросал шмотки в угол и упал на диван.
Уже лежа, он прокашлялся и громко, с чувством запел: «Россия – великая наша держава, Россия огромная н-наша…»
Жабы
Когда чай из блюдца со вкусом пьешь, главное умение – не плескать. Отставной майор Иван Ильич Кнышов этого только что не учел и теперь с сожалением глядел, как на белых полотняных штанах расползается большое пятно, горячее к тому же.
– Стыд какой, – сказал он сам себе, промокнул штаны углом скатерти и постучал ложечкой о сахарницу. Тотчас же появился Архипка.
– Чего изволите, барин? – спросил он.
– Позови-ка Пахома.
– Сию минуту.
Пришел Пахом. Тиская в руках картуз, он стоял в самых дверях, боясь ступить на свежевыкрашенные половицы веранды. Майор еще раз промокнул штаны, сокрушенно цыкнул, покачал головой и перевел взгляд на мужика:
– Здорово, братец.
– Здравствуйте, барин, Иван Ильич.
– Ведаешь, зачем зван?
– Как не ведать… Небось про жаб спрашивать станете?
– Про жаб? Стало быть, что и про жаб. Ты вон садись туда, на лавку, да рассказывай – да с расстановкой, чтоб понятно было.
Пахом огляделся, тихонько сел на лавку и спросил:
– С чего начинать-то, барин, Иван Ильич?
– А с самого начала и начинай, – сказал майор и сунул в рот большой кусок колотого сахару.
– Погода ввечеру была жаркая, все видать, к ливню. Я, помню, телегу смотрел – колесо заднее разболталось, то ли выкинуть, то ли Пантелею чинить велеть. Смотрю, значит, телегу, а тут Пантелей-то сам и бегит. Кричит кричмя, без порток, страм один.
Я думаю, пьян напился, варнак. Стой, говорю! Куда тебя бесы несут? Да. А Пантелей остановился и говорит: в речку, говорит, кунался, от жары то исть. Раз мырнул, два, а на третий как вынырнул наружу, а на берег, где ракиты, как плюхнет! И огнем пышет.
Пантелей как был выскочил, токмо рубаху ухватить успел, и побег.
Я говорю: экой ты варнак! Глаза залил, видать, и тебе померешшилось, алибо молонья в дерево ударила. Какая же молонья, говорит, коли дожжа нету? И небо чистое. И пальцем этак в небо кажет. Ну, думаю, я ж тебя уловлю. А дыхни, говорю. Он дыхнул, и дух не то чтобы крепкий, то исть ежели и пил, то в обед, не позже того. Ну, в обед кто не выпьет, коли есть чего. А ты, говорит, поди, дядя Пахом, да сам посмотри. А я с тобой не могу, ибо напужалси. Я один и пошел.
– Это когда было-то? – уточнил майор, хрустя сахаром.
– А дней уж десять тому. Как раз как вы в гости уехали.
– Ну-ну. Продолжай, братец, продолжай. Занятно рассказываешь.
– Вот я и говорю: пошел, значит, к речке, топор ишо с собой взял на всякий случай. Иду, а сам думаю: «Отче наш, иже еси, не дай пропасть».
– Отчего же пошел?
– Антиресно, барин, Иван Ильич. Это чего жа надо Пантелею, собаке, показать, чтоб он без порток из речки вынырнул. И вот иду я, к речке уже подошел, вот и ракиты. Гляжу – в самом деле чегото в кустах сверкает. Этак блесь да блесь… Навроде как церква, и наверху востренькая, только махонькая, с меня ростом. Такая вся серебристая, ровно лампада. Ну, думаю, не иначе небесные каменья повалились, как вы сказывали. Эко, думаю, повезло. Небось денег стоит больших, снесу барину, Ивану Ильичу, он в эту… Академию отпишет, в Питенбурх, большая радость будет, почет. Подошел ближе, думал, жар какой от ее исходит, ан нет. Рукой даже тронул, не убоялся, – холодная. Хлад такой, как от крепкого металла.
Ну, думаю, пущай пока стоит, а сам вокруг гляжу, не свалилось ли ишо чего с небеси. А они тута.
С этими словами Пахом показал себе под ноги. Был он босиком, и майор некоторое время смотрел на его черные грубые пальцы с большими круглыми ногтями.
– Кто? – переспросил он наконец.
– Да жабы же, барин, Иван Ильич. Сидят, подлые, как бы кружком, и глядят. Такие из себя, почти как наши, токмо покрупнее – с ворону, и не зеленые, а чуть с крапинкой красноватой. И в руках навроде палочки какие… Навроде железные, с крючочками мелкими.
– Это что же ты такое рассказываешь? – удивился майор. – Ты сам-то не пьян был? Жабы тебе с палочками являются…
– Признаюсь, выпил малость, но уж потом, как домой с речки пришел. Токмо вы, барин, Иван Ильич, не перебивайте, а то попутать могу. Тут оно самое антиресное.
