Прах и пепел - Татьяна Николаевна Зубачева
Эркин невольно улыбнулся своей находке, и Золотарёв, наблюдавший за ним в зеркальце над ветровым стеклом, даже поперхнулся. И тут же нахмурился. Он что, не слышал? Или не понял ни хрена? Чего обрадовался?!
– Может, ему закурить дать? – предложил Свиридов.
Золотарёв мотнул головой.
– Он некурящий.
Эркин совсем закрыл глаза, будто заснул, и какое-то время на его губах сохранялась лёгкая смутная улыбка, но потом его лицо приняло прежнее спокойно-отрешённое выражение.
Колумбия
ВЧ № 4712
– У вас есть претензии к условиям содержания?
– Нет-нет, – глава регионального отделения Белой Смерти взмахнул руками, как бы отталкивая от себя вопрос. – Что вы. В целом неплохо, всё очень корректно.
– Хорошо, – кивнул Михаил Аркадьевич. – Вам дадут бумагу, ручку и отведут в камеру, где вы сможете сосредоточиться.
– Конечно-конечно. У меня одна… один вопрос. Моя семья?
– Ваша семья в безопасности, – коротко ответил Михаил Аркадьевич и посмотрел на следователя. – Вызывайте конвой.
Когда они остались в кабинете вдвоём, Михаил Аркадьевич подошёл к столу следователя.
– С вашего разрешения…
– Да, генерал, – подвинулся следователь, открывая доступ к селектору.
Михаил Аркадьевич быстро щёлкнул тумблером.
– Майора Гольцева, срочно.
– Есть.
Новый щелчок.
– Подследственного Чака на допрос через семь минут, – и, не дожидаясь ответа, новый щелчок. – Майор Арсеньев, с материалами по делу «палача», – щелчок. – Группа Гольцева, готовность один, – щелчок. – Майор Золотарёв…
– Отбыл в Диртаун, – вклинился голос.
– Свяжитесь с ним, пусть прибудет срочно.
– Майор Гольцев по вашему приказанию прибыл! – распахнулась дверь.
– Заходите.
Михаил Аркадьевич выключил селектор, быстро отобрал из лежащих на столе бумаг несколько листов и протянул их Гольцеву.
– Ознакомьтесь.
Гольцев быстро даже не пробежал по ним глазами, а охватил одним движением зрачков, как заглотал, и вернул.
– Поезжайте в Джексонвилл. Максимально аккуратно возьмите Кропстона. И всех, на кого он укажет. По дороге свяжитесь с Диртауном и Гатрингсом. Проконсультируйтесь, чтобы не дублировать. Ваша группа уже ждёт. Выполняйте.
– Есть!
Щёлкнув каблуками, Гольцев вылетел за дверь. Пропуская его, Спиноза ловко посторонился. Михаил Аркадьевич кивком поздоровался, беря папку.
– Вы не против, если мы займём ваш кабинет? – обратился он к следователю.
– Может, пойдём ко мне? – предложил Спиноза.
В дверь негромко стукнули, и заглянул конвойный.
– Заводите, – кивнул Михаил Аркадьевич, обернулся к следователю. – Материалы по этому списку у вас?
– Да.
– Значит, работаем втроём, – Михаил Аркадьевич улыбнулся, глядя на медленно усаживающегося за допросный столик высокого широкоплечего негра в кожаной куртке. – Здравствуйте, Чак.
– Здравствуйте, сэр, – настороженно ответил тот.
– Почему вы прошли мимо пятнадцатого номера на Лексингтон-Авеню?
– Там никто не живёт, дом заколочен, – растерялся Чак.
– Но вы собирались туда зайти?
Чак глубоко вздохнул. Значит… значит, они всё поняли, ну, что ж… И так, и этак – пуля.
– Да, сэр.
Михаил Аркадьевич кивнул.
– Вы давно видели хозяина этого дома?
– Прошлым летом, сэр.
– А остальных?
– Летом, осенью, раньше ещё… Я… Я не помню уже всех, сэр.
– Понятно. Вы знали, что они живут в Колумбии?
– Не о всех, сэр.
– Специально искали?
– Нет, сэр, нет.
– Когда вы приехали в Колумбию?
– В августе, сэр. Числа я не помню.
– А до этого?
Чак растерялся. Странный вопрос. Странный человек. Беляк и… нет, это тоже не то, не так… Зачем ему знать, где и что было до Колумбии? Или про тех, те тоже на нём…
– Там я убивал по приказу, – вырвалось у него.
– И кто приказывал? – спокойно спросил Михаил Аркадьевич.
– Ротбус.
– Да, вы говорили о нём. А до него кто?
У Чака задрожали губы.
– Меня сдавали многим. Я не помню всех, сэр.
Михаил Аркадьевич кивнул, медленно без резких движений подошёл и остановился в шаге от Чака.
– Когда вы стали работать с Ротбусом?
– Меня отдали ему в декабре, сэр. В начале.
– Двадцатого декабря все рабы стали свободными. Вы сами решили остаться с Ротбусом?
Закинув голову, Чак снизу вверх смотрел на Михаила Аркадьевича. У него уже дрожали не только губы, всё лицо, руки, лежащие на столе, плечи – всё дёргалось, ходило ходуном, стучали зубы.
– Нет, сэр, нет. Я не мог… Раб не решает, сэр. Мне велели…
И в ужасе застыл, обречённо ожидая вопроса: «Кто велел?» – он же не смеет отвечать, не сможет назвать имя. Но прозвучало:
– Что велели?
Чак облегчённо вздохнул.
– Мне велели идти с ним и выполнять все его приказы, сэр. Делать, что он велит, сэр.
И опять неожиданное:
– Старый Хозяин велел, так?
Да, но это не вопрос, не тот вопрос. Ему не надо называть имя, нужно только сказать: «Да», – а это уже не опасно.
– Да, сэр, – благодарно выдохнул Чак.
– Хорошо, – улыбнулся Михаил Аркадьевич. – Претензии по содержанию есть?
Чак несколько раз схватил открытым ртом воздух. А если… беляк, вроде, не злой, если попросить, объяснить…
– Всё хорошо, сэр. Спасибо, сэр. Но… если можно, сэр. Хоть на день, если нельзя, то хоть на час…
Беляки быстро переглянулись, и Чак затаил дыхание.
– Я слушаю, – подбодрил его улыбкой Михаил Аркадьевич.
– В общую камеру, сэр. Хоть на час, мне хватит.
Михаил Аркадьевич переставил стул и сел напротив Чака. Теперь их лица были на одном уровне.
– Зачем? Вам тяжело одному?
– Сэр, – отчаяние в голосе Чака заставило подойти остальных. – У меня начали болеть руки.
– Тогда нужен врач, – сказал Спиноза.
– Нет! – Чак сорвался на крик. – Я здоровый, не надо. На час в общую, сэр. Я подерусь, и руки пройдут. Если нельзя, я не буду убивать, сэр, только побью, – он говорил быстро, захлёбываясь.
– Подождите, я что-то не совсем понимаю, – сказал Михаил Аркадьевич. – Если вы кого-то бьёте, то у вас не болят руки, так?
– Да, сэр. Я вработанный, я не могу без этого. Мы же горим. Как… как спальники. Вот, сэр.
Чак слегка приподнял руки и показал бессильно обвисающие пальцы.
– Я… я уже ложку не держу, через край пью. Дайте мне кого-нибудь, сэр. Ну… ну, у вас же хоть кто-нибудь есть, что на допросе упрямится.
– Мы не бьём на допросе, – тихо сказал Спиноза.
– Почему? – вырвалось у Чака. – Так же всегда делают, сэр.
– Потом вам объяснят, почему, – мягко сказал
