Нигиль - Саша Карин
– Добрые братья и сестры, храбрые дети Нижнего города! – раздался звонкий, поставленный голос Сива. – Довольно ли крыс нынче выпало вам на голову?
Кто-то в толпе неуверенно рассмеялся, но смех тут же затих.
– Довольно ли помоев вылилось нынче? – Сив пожал плечами, будто самому ему неизвестно.
– Довольно, – забормотал кто-то в первых рядах.
– А довольно ли вы отдали наверх за бесплатно?
– Само собой! – крикнул кто-то уже поуверенней. – Довольно, довольно!
Сив походил по крыльцу, притворяясь, будто раздумывает. Вдруг остановился.
– Не знаю, как с вас, а с меня уже хватит. Довольно!
Кто-то закашлялся.
– Опять он принялся играть со словами, – проскрипел Гойер Мойер.
– Тихо, тихо, – отозвалась Ганна.
Все смотрели на Святошу. Он продолжал:
– Довольно с меня жрецов, что считают хвосты, а потом, будто кость для собаки, кидают свою подачку! Ей не наесться! Довольно с меня лицемерия!
– Довольно! – закричали в толпе.
Сив почесал подбородок.
– Так разве нужны нам жрецы?
– Не нужны!
– А нужны ли нам белоручки из золоченых дворцов, чьи дети, братья, отцы никогда не уходят в Нигиль?
– Не нужны!
– А нужны ли нам три сотни чиновников Среднего города? Нужны ли нам их двадцать начальников, которых нигде не видать?
– Не нужны! Не нужны!
– Нужен ли нам Помойный двор, что льет помои нам прямо на голову?
– Не нужен!
– Нужна ли нам сладкая ложь из газет?
– Не нужна!
И тут еще кто-то вскрикнул, смеясь:
– Буквы считать все одно не умею!
Расхохотались. Сив выдержал паузу. Потом сделал шаг вперед, склонился над первым рядом.
– А скажите теперь: нужен ли нам Совет? И тот, кто за ним стоит?
Гул толпы, уже почти неистовый, стал смолкать. Будто волна тишины пронеслась над морем голов. Сив дал им время подумать.
– Нужен ли нам Совет – из лицемерных жрецов, из жадных герров, из управских начальников, из лживых писак? Нужен ли нам Совет – из упивающихся своей властью господ, что никогда не бывали в Нижнем городе? Нужен ли нам Совет – из тех, кто собирается раз в полнолуние, чтобы ничего не решить? Нужен ли нам Совет – из тех, кто живую крысу только и видел, что на картинке?
Толпа опять загудела. С каждым словом Святоши в ней росло недовольство; вот уже снова послышались убежденные крики.
– Нужен ли нам кто-то из них?!
– Не нужен! Не нужен! Не нужен!
– Но если никто нам не нужен… – проговорил Сив неожиданно тихо. Снова выдержал паузу: – Так если никто нам не нужен…
Толпа, предвкушая, уже ревела. Кулаки поднялись в воздух. Сив дал ей время услышать собственный голос. Все, подгоняемые общим нетерпением, общей яростью, ждали, когда он уже договорит. Скажет те самые слова.
– Так если никто нам не нужен… – повторил Сив, кашлянул – и вдруг заорал: – Кто же нам нужен?!
– Никто! Никто! – взревела толпа дружным хором. – Никто! Никто! Никто!
Сив спрыгнул с крыльца прямо в толпу. К дверям уже подходил Гойер Мойер.
Он вышел под бурные крики: «Никто! Никто! Никто…»
Ганна герр-Страд выпустила струю дыма и снисходительно улыбнулась.
10
– Не бойтесь господина с ружьем, что сидит у вас на шее.
Когда Гойер Мойер заговорил, Нолль тут же понял, для чего была нужна речь Сиввина герр-Нодрака. Голос Никого звучал безэмоционально, механически и как-то никак; особенно это было слышно теперь, когда он зазвучал громче. «Голос у него – это голос, что иной раз рождается в голове, когда читаешь про себя сухое телеграфное сообщение», – подумал Нолль.
– Сегодня мы скинем господина с ружьем с наших плеч. Сегодня мы разорвем стальной обруч гн-нета Совета, что сковал Нижний город. Сегодня ни один жрец не вернется наверх, ни одна фабричная телега не покатится за ворота. Сегодня мы сде-е-елаем первый шаг к нашей свободе.
Толпа зароптала. Никто продолжал:
– Утром «Дети Нижнего города» забили помойные трубы в восточной стене. Мы оставим Средний город без патронов, без одежды, без чистых улиц. Отныне все, что вы создали, обливаясь потом и кровью, – все это ваше. Крысы, которых вы отловили, рискуя собственной жизнью, все они – ваши. Если господам что-то не нравится, пусть сами спускаются к нам. И тогда уже мы будем ждать их с ру-ру-ружьем!
– Пора! – крикнул кто-то у Иноя за спиной. – Выходим, живо на улицу! Перекроем проход фабричным обозам!
У дверей началась давка, «Дети Нижнего города» хлынули из Треугольного дома на крыльцо. Послышались крики, толпа подалась назад. Нолль был вынужден выйти вместе со всеми – те, что были за ним, толкали его вперед.
Он спрыгнул с крыльца. Повсюду мелькали лица, впалые, злые глаза, сырая, пропахшая пόтом одежда. Нолль глянул вверх: на сумрачном небе уже показалась полная луна. Ее неуверенный свет чуть дотрагивался до этих суровых лиц, чуть касался скатов и крыш деревянных домов Дырокубья.
Протиснувшись сквозь толпу, «Дети Нижнего города» встали шеренгой поперек улицы, перекрыли проход. Кто-то еще кричал «Никто! Никто!» – и тянул кулак в воздух, но спереди уже слышались женские недовольные голоса:
– Чего вы тут встали? Нам теперь, что ли, обратно везти?
Нолль оказался в задних рядах. Ему пришлось подняться на цыпочки, чтобы увидеть, что происходит.
Издалека, от фабричных цехов, тянулся обоз. Несколько десятков женщин толкали перед собой телеги, груженные мешками, бочонками. Кое-какие были укрыты грубой тканью. Задние еще неуверенно продвигались по улице, но те, что были во главе обоза, уже остановились. Женщины спорили с «Детьми Нижнего города». Могучая спина Гоббы нависла над фабриканткой в вымазанном сажей переднике. Та стояла ближе всех.
Она вдруг вскрикнула:
– Что же вы делаете, сволочи? Дайте ходу.
– Нельзя, – ответил Гобба хмуро. – Теперь ходу нет. Все теперь наше.
– Как это – ваше? – Глаза изможденной женщины округлились от ужаса. – Поднять наверх надобно… для господ.
– Сказано – наше! – заревел Гобба. – Назад!
Рядом послышались еще голоса.
– Слышьте, что вам говохят! Бхосай воз! Ну!
– Оставьте ее, – раздался скрипучий голос совсем рядом – Никто спокойно шел сквозь толпу. Люди давали ему дорогу. – Теперь все, что вы сделали сами, – ваше. Мы возьмем только четверть – на нужды восстания. Четвертину – для Треугольного дома, понятно? Только нам, не наверх. Остальное – оставьте себе.
– Что же это тут делается? – взмолилась фабрикантка. – Кто так сказал? Господа?..
– Я так ска-а-азал.
Вдруг над толпой разнеслось
