Караван - Наталья Викторовна Бутырская
В центр площади вышел староста, поклонился собравшимся и негромко сказал:
— Вот и пришло время праздника Обретение Удачи. Двадцать лет наши семьи жили в мире и согласии, не знали ни болезней, ни горестей, ни неожиданных смертей. Двадцать лет природа одаривала нас теплом, дождями и хорошими урожаями. Наши жены рожали здоровых детишек без боли и страданий. Мужчины уходили на охоту и возвращались целыми и невредимыми с хорошей добычей. Мы помним тех, благодаря кому сохранялось наше благополучие в течение этих лет!
Позади основного круга я заметил торговцев и охранников из каравана, которые, как и мы, пришли посмотреть на праздник.
Староста продолжал:
— Теперь пришло время выбрать тех, кто обеспечит благополучие нашим семьям на следующие двадцать лет. Принесите таблички с именами и положите их в коробки.
Только сейчас я заметил небольшие узорные коробки, стоящие позади старосты. Староста называл название рода, и все его члены по очереди подходили и клали в коробку табличку со своим именем. Лица у всех были торжественными. Интересно, а что будет с тем человеком, чье имя выберут? Подарят что-то особенное?
Когда все таблички лежали в коробках, староста поклонился первому из родов, взял их коробку в руки, несколько раз встряхнул ее, а затем вытащил одну из табличек и громко объявил:
— От семьи Ши — Ши Лиу!
Представители семьи начали перешептываться, одна из женщин расплакалась и обняла рядом стоящего старика.
Староста перешел к следующей коробке, затем к другой, третьей. Меня смущала реакция людей: каждый раз, как называли чье-то имя, кто-то обязательно начинал рыдать. Если бы это случилось раз или два, я бы подумал, что кто-то попросту расстроился из-за того, что выбрали не его, но так случалось в каждой семье. Понемногу я начал переживать, а вдруг выберут Ао Минь? В их семье всего четыре человека, так что вариантов не так и много.
— От семьи Юэ — Юэ Сюэ!
Я услышал знакомое имя, отошел так, чтобы разглядеть лицо Сюэ: будет она радоваться или плакать? Ее родственники оживленно что-то обсуждали, никто не выглядел опечаленным, лишь глаза самой Сюэ выражали удивление и шок.
До меня донесся ее голос:
— Мама! А как же праздничный наряд? Кому же ты его отдашь?
Красиво одетая женщина, выглядящая лишь чуть старше Сюэ, обняла девушку и что-то ей шепнула, но Сюэ оттолкнула ее и закричала:
— Да? Как о сыне дяди, чье имя ты не смогла вспомнить? — и разрыдалась взахлеб, не стесняясь ни слез, ни криков, как плачут лишь маленькие дети.
Староста печально покачал головой и объявил:
— От семьи Ао — Ао Минь!
Я вдруг задохнулся от ужаса. Минь? Она тоже? Где она? Я с трудом удержался от того, чтобы не броситься на ее поиски. Но семья Ао на удивление выглядела спокойно. Милая Минь спокойно держала родителей за руки и, улыбаясь, что-то говорила им, а по их лицам текли слезы. Отец погладил Минь по голове, поцеловал в щеку жену и шагнул в центр площади:
— Семья Ао отказывается от жертвы на ближайшие двадцать лет. Мы выбираем жизнь нашей дочери.
Жители деревни мгновенно замолчали, в создавшейся тишине можно было бы услышать взмах крыльев бабочки, староста помялся, но все же спросил:
— Ао Фен, ты уверен? Знаешь же, что вам будет очень тяжело. Ваши поля не будут давать хорошего урожая, тебя могут поранить на охоте, да и дочке будет сложнее выйти замуж и родить детей.
Мужчина гордо ответил:
— Пусть мы будем болеть, голодать, зато мы будем живы. И наша дочь будет жива. И ей не обязательно выходить замуж. Главное, чтобы она была с нами.
Я почувствовал такое облегчение, словно с моих плеч упала огромная гора, и мне захотелось припасть с благодарностью к стопам этого сильного мужчины. Пусть я не знал, что происходит с теми, кто был выбран, но догадывался, что ничего хорошего.
— Мама, папа! Почему же вы молчите? — закричала Юэ Сюэ, потом оттолкнула родителей и кинулась мне в ноги. — Ты! Забери меня отсюда! Смотри, я молодая, симпатичная. Я девственница! Буду тебе послушной рабыней, только забери меня!
Я растерянно смотрел на заплаканное лицо девушки и не знал, что ответить. Как я мог ей помочь? Я поймал взгляд Добряка, стоявшего поодаль, он медленно покачал головой. Караван не мог испортить отношения с деревней из-за одного человека, даже если не брать в расчет намечающиеся торговые отношения, местные должны еще нас вывести из леса.
— Это потому, что я плохо одета? — вдруг вскочила Юэ Сюэ, раскрасневшееся лицо блестело от слез, ровные черты исказила злобная гримаса. — Думаешь, я не заметила, как ты смотрел на Минь! Всё Минь! Всегда она! Единственная любимая дочка! Самые лучшие наряды! Ее папочка и мамочка даже воздух перед ее носом окуривают благовониями. А я? Чем я хуже? Я тоже хочу жить, хочу наряжаться, хочу выйти замуж. Почему я должна умирать за свою семью? Что они для меня такого сделали, чтоб я их защищала?
Распалившись от гнева, Сюэ, к моему облегчению, забыла про меня и снова набросилась на родителей.
— Мамочка, у тебя трое детей, старшему уже восемнадцать, а ты все молодишься, как девочка. Даже сегодня отправила меня на праздник в старье, а себе пошила наряд, как пятнадцатилетней! Если я сегодня умру, то почему бы хотя бы раз не дать мне возможность побыть красивой?
Маленькие дети от криков тоже разревелись, и теперь казалось, что в деревне не праздник, а похороны.
— Что вы за люди такие? Откупаетесь своими детьми! Специально наплодили столько, чтобы не вам выпал жребий! Что, мам, теперь снова будешь рожать? Ведь детей осталось только двое!
— Сюэ, успокойся, — запричитала ее мама, прикрывая лицо от стыда. — Что ты такое говоришь? Не для этого я вас рожала, но что поделаешь? Жребий так выпал.
— Так откажитесь от жертвы! Если вы меня так любите, то сделайте как семья Ао!
— У семьи Ао единственная дочь. А у нас, посмотри, сколько! Мы не можем рисковать их жизнями ради тебя одной. Нельзя же быть такой эгоисткой! Подумай о брате Чу, о малышке Мэй. Как они смогут выжить без твоей защиты? — продолжала увещевать мать.
— Почему мне нельзя быть эгоисткой? Я же беру пример с тебя. Братик Чу, сестричка Мэй… Мама, вообще-то я тоже твой ребенок! Про меня ты подумала?
Мужчины из семьи Юэ подхватили кричащую девушку и утащили ее в дом. Остальные семьи тоже потихоньку разошлись, и возле площади остались лишь люди из каравана да
