Дела семейные - Роман Романович
— Да уж, — выдохнул я.
— Хочешь совет? Даже два.
Я приподнял бровь, выжидая.
— Шупа рассказывал, что отец его тоже продал, за карточные долги?
Тот редкий случай, когда я залился краской.
В этот день события происходили настолько интенсивно, что я не успевал осознавать свои чувства, собравшиеся в тугой комок где-то в груди. Заметил, что сижу напряженный. Что спина вся вспотела. Да и побаливает — это от жесткого приземления после удара Марии.
То, что я чувствовал себя утопленным в самую грязь, тоже пропустил. Такен напомнил про Шупу и вмиг осознал. Да уж. В этой грязи, оказывается, я не один. Есть над чем подумать.
— И ничего, живет. Не унывает, — закончил мысль Такен.
— Мне тоже не унывать? — попытался изобразить ухмылку, но вышел какой-то унылый лицевой спазм.
— Именно. Уныние — грех вообще-то, — наставительно сказал Такен. — К тому же… Вот тебе второй совет. Точнее, напоминание.
— Какое? — спросил я, когда он замолчал, выжидая реакцию.
— Алисия. Она умыкнула вас. Воспитывала тебя. Плохо относилась?
— Хорошо, — ответил я, с трудом сглотнув тугой ком в горле.
— Кормила? Поила? Одевала? Следила, чтобы не убились? Научила чему-то наверняка?
— Так и было. Мне не на что жаловаться.
— То есть она делала всё то, что и должна делать хорошая мать?
Я понял, к чему он клонит. Одни родители продали меня. Другие «родители» ставили эксперименты. Но я искал не там, где надо.
Действительно. Чем Алисия не мать? Биологически — нет. А по делам её — уж получше многих.
— Тогда, по этой логике, вы мне отец.
— Ха-ха, — рассмеялся Такен. — Почти. Хотя я бы сказал, злостный эксплуататор, — расплылся он в хищной ухмылке.
— Эксплуатация подразумевает выгоду. Невыгодно меня перед Вологодскими защищать, — парировал я. Впрочем, мысль уловил. Вы правы. Я всю жизнь Алисию тёткой называл, а по факту, она мне как мать была. Уж точно её заметила. Грех жаловаться.
— Вот и не жалуйся.
— Кстати… — опомнился я. — Раз уж вспомнили про неё. Есть ещё кое-что. Алисия оставила наследство.
— Какое? — не было видно, что Такен заинтересовался. Скорее из вежливости спросил, задумавшись о чем-то своём.
— Не знаю. Оно лежит в шкатулке, которую можно открыть, только если освоил редкий камень. Таково было её условие.
— Шкатулка-артефакт? Любопытно, — Мастер оживился. — Где она находится?
— В стене. В хранилище. Где я жил. Могу съездить забрать? Возможно, там легендарный камень.
— Путь туда обратно займет слишком много времени, — покачал головой Такен.
— Но… — забеспокоился я. — Вдруг там есть какая-то важная информация о моём прошлом?
— Я не отказываю. Пойдем. Поступим по-другому.
Такен увлек меня, но вовсе не во двор, а на крышу вывел. У него из кабинета удобный проход туда был. Как вышли, создал вокруг нас силовой купол и… Уже через пару минут мы зависли над городом.
— В какой части хранилище расположено? — спросил Такен.
— Там, — указал я направление.
Туда Мастер и направился. Мы рухнули с неба, упав прямо перед стражей. Один из них от такого аж на задницу рухнул.
— Привет, парни, — махнул я рукой, узнав двоих из троих дежуривших. — Я за вещами. Пустите?
— Спар? — узнали и меня. — Нужна заявка. Надо Батьку звать…
— Так зови, — сказал ему Такен. — Побыстрее. Будете медлить, я всё равно зайду.
— Это вызов семье Кимбли? — спросил стражник, напрягаясь.
— Это вызов вам, если тупить будете. А Кимбли мне ничего не сделают. Ещё и на вас отыгрываются, если проблему создадите.
Я лишь развёл руками, когда стражники на меня посмотрели.
Глава 8. Наследство, или Как Спартанец добивающий пропустил
Вопрос был улажен в рекордные сроки. Уже минут через пять я стоял в хранилище, напротив ящика, который мне достали. Тот был закрыт на самый обычном замок, где надо набрать цифры, чтобы открыть. Такен у двери остался, не спешил заглядывать.
Я спокойно набрал шифр. Открыл крышку. Внутри лежали кое-какие вещи помимо шкатулки. Небольшой запас денег на черный день, хороший нож. И всё. Ну а откуда у уличного пацана большие сбережения?
Шкатулка щёлкнула, и на этот раз открылась без каких-либо усилий.
Я завороженно уставился на красный, чуть мерцающий камень. Не скажу, что тот уставился на меня, но возможно. Рядом с ним лежал сложенный лист бумаги. Я взял его, развернул и прочитал.
«Дорогой Эл!»
Глаза предательски заблестели. Я несколько раз видел почерк Алисии и сразу узнал эти размашистые буквы.
«Если ты получил это письмо, значит, со мной что-то случилось. Надеюсь, я успела подготовить тебя к взрослой жизни. Этот камень — твоё наследство. Он легендарный, поэтому береги его и никому не рассказывай, чем владеешь. Не уверена, что стоит идти этим путем, но раз ты смог открыть шкатулку, значит, уже вступил на него. Раз так, то будь храбрым, мальчик мой! С любовью, твоя Алисия.
P.S. Если когда-то встретишь Вологодских, избегай их всеми силами».
— Тётя, тётя, — покачал я головой.
Подошёл Такен. Я молча протянул ему письмо. Он так же молча прочитал. Лица я его не видел, поэтому не мог сказать, как он отреагировал. Закончив чтение, он положил его обратно в шкатулку. Закрыл её.
— Идем, — сказал мне.
Забрав вещи, я отправился за ним. Вышли без проблем, а там ушли тем же самым способом. Но на этот раз Такен остановился где-то в глуши, а не в крепости.
— Будь добр, открой, — попросил он.
Я открыл, и Мастер взял камень. Разглядел его на свету.
— Надо же, — сказал он с какой-то горькой усмешкой.
Я бы сейчас много отдал за то, чтобы увидеть его лицо.
— Это камень со способностью к адаптации. К чему угодно. Потрясающая способность, позволяющая человеку выйти за свои пределы.
— Вы так говорите, будто камень вам знаком, — заметил я.
— Так и есть. Когда-то Мария, Люций и я отправились в Колодец и нашли его там. К тому моменту у нас уже был полный набор. У каждого по три легендарных камня. Больше нельзя было взять. Поэтому мы пошли другим путем.
— Каким это? — с подозрением спросил я, начав догадываться о чем-то.
— Какой любопытный, — щелкнул меня Такен по лбу. — Мы начали проводить над камнем эксперименты. Пытались его силу выделить и перевести в другое состояние. К примеру, в жидкость или газ.
— Над детьми эксперименты ставили?
— Нет, — Такен отвернулся и посмотрел куда-то вдаль, но я видел лишь отражение на его шлеме, а не выражение лица. — Меня можно много в чем обвинить,
