Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №08 за 1989 год
Брачная жизнь нанду таила ряд загадок. Я знал, что место для гнезда выбирает самец, и он же насиживает кладку. Но как самки узнают, где именно их повелитель построил гнездо? И каким образом получается так, что необходимость отложить яйцо не возникает у самок одновременно, но в то же время этот процесс не растягивается на недели, а укладывается в достаточно сжатые сроки?
Через три дня, когда мы шли вдоль берега ручья через травянистые заросли, впереди выскочил нанду и с глухим топотом пустился наутек, петляя среди высоких стеблей карагуаты. Пройдя несколько метров, мы нашли его гнездо. Там было всего два яйца. Следовательно, при непрерывном дежурстве нам, возможно, удастся узнать подробности их жизни.
Имея уже некоторый опыт обращения с нанду, мы решили воспользоваться машиной как укрытием, поставив ее на пологом склоне, метрах в двадцати пяти — тридцати выше гнезда. Чтобы все время видеть его, пришлось срезать высокие стебли и сделать в зарослях узкий проход.
...Самец, которого мы окрестили Черношейчиком, сидел на гнезде, сложив длинную шею так, что ее совершенно не было видно. Серое оперение птицы сливалось с травой. Выдать нанду могли только блестящие глаза, и, если бы я не знал заранее, куда смотреть, мне, вероятно, не удалось бы его заметить.
Около девяти часов утра на склоне холма справа от нас появилась группа из шести нанду. Это были самки — гарем нашего Черношейчика. Они лениво паслись, медленно продвигались в нашу сторону, затем повернули обратно и исчезли за вершиной холма.
Черношейчик поднялся на ноги. С минуту он постоял, потом не спеша направился вслед за своими подругами.
Шесть часов спустя в зарослях карагуаты справа от нас появилась пара нанду: Черношейчик с самкой. Она осмотрела гнездо, выбросила из него несколько сухих листьев и очень медленно уселась, прикрыв яйца крупным телом и напряженно держа голову на вытянутой вверх шее. Пока самка сидела на гнезде, Черношейчик расхаживал рядом взад и вперед с таким взволнованным видом, какой бывает у мужа, ожидающего у дверей родильной палаты. Самка, казалось, чувствовала себя не вполне уютно. Раз или два она встряхнула крыльями, потом опустила голову на землю. Через несколько минут встала и подошла к Черношейчику, после чего они вдвоем удалились.
Подождав немного, я осторожно выбрался из машины и приблизился к гнезду. Снаружи, у самого его края, лежало еще одно яйцо, ярко-желтое и еще мокрое. Вероятно, самка была слишком крупной, и поэтому ее яйцо оказалось в стороне от других. Вечером Черношейчик вернется, закатит его на место, к остальным, и будет всю ночь охранять кладку.
Мы завели машину и, ликуя, отправились домой. По крайней мере на один из вопросов мы получили ответ. Теперь можно было не сомневаться, что гнездо самкам показывает самец, и он же устанавливает регламент откладывания яиц.
Сэнди Вуд рассказывал нам, что, прежде чем начать насиживание, самец нанду выкатывает из гнезда одно яйцо. Это называется — сделать запас для будущих детишек. Так и лежит оно у гнезда до вылупления остальных. Когда появляются птенцы, самец ударом ноги разбивает это яйцо, и его содержимое разливается по земле. Через неделю здесь уже кишат черви — превосходное лакомство для птенцов, причем именно тогда, когда они больше всего нуждаются в такой пище. Я очень жалел, что нам не удалось задержаться в Ита-Каабо и понаблюдать, как Черношейчик выполняет эту часть своих отцовских обязанностей.
Звери в ванной
Тому, кто путешествует, отлавливая животных, не найти для них временного приюта более удобного, чем ванная комната. Впервые я открыл для себя эту истину в одной из африканских гостиниц, где ванная оказалась в таком плачевном состоянии, что мы без особых угрызений совести разместили в ней свой зверинец. Единственным элементом обстановки, который хоть как-то мог оправдать название этой комнаты, была уродливая ванна с побитой эмалью, возвышающаяся посреди совершенно голого земляного пола.
Крупному пушистому совенку пришелся по душе царивший здесь полумрак, вероятно, напомнивший ему затененные покои родного гнезда, и он со счастливым видом уселся на палку, торчавшую из камышовой стены. Шесть тучных жаб обосновались во влажных впадинах под ванной, а молодой крокодил почти метровой длины благополучно провел несколько недель в самой ванне.
Честно говоря, ванна для крокодила — не лучшее место. Правда, днем ему не удавалось одолеть ее гладкие стенки, зато ночью он, вероятно, обретал какой-то дополнительный источник энергии, потому что каждое утро мы находили его разгуливающим по полу. Утренняя разминка с крокодилом стала для нас своеобразным ритуалом. Решительно войдя в ванную, дежурный залеплял зверю глаза мокрой фланелевой тряпкой, хватал его за шею и водворял в эмалированный водоем. Крокодил при этом негодующе хрюкал.
Во время путешествий по таким экзотическим краям, как Новая Гвинея, Гайана и Ява, мы повидали немало ванных комнат, где не без успеха держали колибри и хамелеонов, питонов, электрических угрей и выдр. Но все наши прошлые впечатления меркли перед тем, что мы увидели у Дика Бартона. Когда он предложил нам со вкусом обставленную ванную в своем доме, я с чувством глубокой признательности заметил, что подобных удобств мы до сих пор не имели. Пол был выложен кафелем, стены — бетонные, массивная дверь снабжена защелкой, а кроме самой ванны с безотказно работающими кранами, здесь находились еще туалет и умывальник. Словом, было где устроиться и нам самим, и нашим животным.
Первого постояльца я нашел, когда однажды ехал верхом по «кампу» сразу же после ливня. Кругом было сыро, а в понижениях образовались широкие мелкие лужи. Проезжая мимо одной из них, я заметил что-то вроде лягушачьей морды, выглядывавшей из воды и мрачно рассматривавшей меня. Я спешился, морда, взбаламутив воду, исчезла, но вскоре показалась снова, на этот раз у дальнего конца лужи. Я обошел лужу и установил, что любопытное маленькое существо во всяком случае не лягушка. Оно опять нырнуло и поплыло под водой, оставляя за собой полоску мути. След прервался, когда животное остановилось. Сунув руку в воду, я вытащил маленькую черепашку.
Снизу она имела красивый черно-белый узор. Шея у черепашки была такой длинной, что она не втягивала ее прямо, как это обычно делают черепахи, а подгибала в сторону. Это была бокошейная черепаха, не редкая, но чрезвычайно привлекательная, и я почти не сомневался, что для такого миниатюрного существа мы сумеем найти место даже в том крошечном аэроплане, на котором сюда прилетели. В крайнем случае поедет у меня в кармане. А пока мы прекрасно устроили черепашку в ванне, наполнив ее наполовину водой и положив на дно несколько булыжников. На них черепашка забиралась, когда ей надоедало плавать.
Через два дня в одном из ручьев мы нашли ей компаньона. Когда черепашки неподвижно лежали на дне ванны, хорошо были видны два ярких черно-белых лоскутка кожи, болтающихся у них под подбородком, как адвокатские ленточки. Эти странные отростки, которыми их обладатели могут двигать по собственному усмотрению, служат, возможно, для приманки мелких рыбешек, побуждая их подплывать ближе к пасти черепахи, неподвижно лежащей на дне водоема. Но у наших черепах не было необходимости пускать в дело свои приманки: каждый вечер мы выпрашивали на кухне немного сырого мяса и пинцетом подавали им угощение. Черепахи жадно глотали кусочки, дергая шеей. Когда они насыщались, мы вытаскивали их из воды и пускали погулять по кафельному полу, а сами тем временем использовали ванну по прямому назначению.
Мне очень хотелось узнать, какие именно броненосцы живут в этой части Аргентины: вполне возможно, что тут обитает один вид, которого нет в Парагвае. Дик сказал нам, что в саванне обычно встречаются два вида броненосцев; девятипоясный, уже пойманный нами, и некий мулито, или маленький мул. Это название ничего нам не говорило. Дик попросил пеонов при случае поймать одного, и уже на следующий день старший пеон явился в дом с мешком, в котором копошился мулито.
К нашей радости, это оказался именно этот вид. От девятипоясного броненосца он отличался тем, что имел только семь «поясков», охватывающих туловище посредине, и панцирь у него был не гладкий и блестящий, а матовый и с мелкими наростами. Конечно же, мы просто обязаны были предоставить такому зверю место в самолете.
Для броненосцев годится только сверхпрочное жилище. Ванная комната — кафельная, просторная, и к тому же пока еще сравнительно слабо заселенная — была именно той крепостью, которая способна выдержать напор этих маленьких «бульдозеров». Мы принесли охапку сухого сена, уложили его в углу возле унитаза, поставили рядом блюдо с фаршем и молоком и пустили мулито в его новое жилище. Зарывшись в сено, он тут же зашаркал невидимкой взад и вперед, так что копна заходила как штормовая волна. Затем, утомившись, он высунул голову и, почуяв мясо, засеменил к блюду. Мулито принялся за еду, чавкая и пыхтя, так что брызги молока полетели во все стороны. Мы наблюдали за ним, пока он не отобедал и снова не скрылся в сене, а потом и сами отправились спать со счастливым чувством, что дела у нас с броненосцами идут совсем неплохо.
