Мастер Гравитации 2 - Дмитрий Ангор
Зная её усыпляющий голос, я сразу занял место на последней парте: думал, хоть высплюсь. Но не успел закрыть глаза, как вижу — ледяной шарик летит прямо в лоб. У Полторашки Сергеевны, видать, зевать на паре — уже преступление.
Но я лениво поднял руку и поймал ледяной шарик. Даже не прицеливаясь, швырнул его в открытое окно и подмигнул преподу.
— Маргарита Великая, достаточно ли этого, чтобы убедить вас, что я не сплю? — ухмыльнулся я, наблюдая, как её лицо меняет оттенки от удивления до раздражения.
Она ахнула, потом охнула и так стукнула указкой по столу, что мелки подпрыгнули.
— Добрынин, к доске! — её глаза за очками заморгали. — Будешь лекцию вместо меня вести! Как тебе такая честь? — Сергеевна оскалилась так, будто только что поймала меня в ловушку.
Ну, я и пошёл. Пол-лекции за неё оттарабанил: что-то знал, что-то на ходу придумал. Правда, местами так отжигал, что одногруппники то глаза выкатывали, то давились от смеха. Маргоша успокоилась, видимо, не ожидала такой прыти.
В конце занятия она сама задремала, убаюканная моим монотонным бубнением. Теперь на своей шкуре почувствовала, каково это — спать на её парах. Ха!
Я тихонько сфоткал её спящей и подумал: «Потом покажу и спрошу: что ж вы, Маргарита Великая, на лекциях носом клюёте? Какой пример подаёте студентам?» Хотя, может, идея так себе… А то ещё выпустит в меня айсберг со злости.
После её занятия студенты уже меньше шептались про завод Радугиных и больше обсуждали, как Сергеевна задремала, и как я вёл лекцию с видом мученика. Ясное дело, что вид у меня был паршивый: остальные-то дрыхли, кроме сестрёнки, пары ботанов и того странного типа в подтяжках, который всё записывал, словно мы на важной конференции.
Но ничего, позже наверстаю сон, благо возможности у меня всегда находятся. Главное, что Маша к концу занятий тоже расслабилась: перестала думать о ночных приключениях и утренних новостях по телеку. И прекрасно: пусть считает, что Радугиных настигла карма. А то, что эта карма ходит в моём лице, знать ей пока необязательно.
Отсидел я все эти лекции, как узник на каторге, и жутко проголодался. Но тут возникла новая проблема: тот проказливый суслик — та ещё сволочь — вынес из моей комнаты всю еду.
Если встречу его, припугну как следует. Со мной шутки плохи: будешь воровать еду — рискуешь остаться без хвоста. Хотя бить мелкого грызуна — не мой стиль: зверюшка безобидная, хоть и вредная. Придётся придумать другой план, как его проучить. Может, подложить ему в орехи острого перца? Кто знает, вдруг сработает.
Иду, живо думаю: заказать доставку или через тайный портал до ближайшей кафешки метнуться? Жрать охота до безумия… В животе уже целый хор поёт.
— Добрынин, стой! — раздался резкий голос позади.
Оборачиваюсь, а там мужичок в очках и чёрном костюме меня окликает. Где я этого типа видел? А, точно: при поступлении в академию он всегда маячил рядом с директрисой. Видимо, какой-то её верный пёс… то есть, помощник.
— В чём дело? Занятия закончились, хотелось бы своими делами заняться, — говорю, а мой желудок поддакивает урчанием. Ещё чуть-чуть, и он начнёт за меня переговоры вести.
— Вас ждут в кабинете Магнолии Онегиной, — сухо сообщил он, жестом указывая направление.
Ну, тут и ежу понятно, о чём директриса побеседовать хочет: всё-таки на меня покушение в ресторане было. Думал, что это утром произойдёт, но, видимо, она решила не отвлекать меня от важных научных изысканий.
Побрёл я за этим безымянным чиновником. Всех этих клерков из администрации запоминать — дело неблагодарное. Они, как призраки: появляются внезапно, исчезают бесследно, да и личности у них соответствующие — призрачные.
Он в кабинет заходить не стал, просто проводил до дверей и умчался по своим делам. А я, пытаясь отогнать от себя образы сочного стейка и хрустящего бекона, вошёл внутрь.
Иду, а перед глазами всё равно дорога из фастфуда стелется. Эх, жизнь…
Кабинет у Магнолии Онегиной был роскошным. Светло, просторно, потолки высокие, окна в пол, через которые видны были парящие в облаках островки. Мебель резная, антикварная, статуи каких-то древних магов украшают углы. Пышно, со вкусом и, наверное, жутко дорого. Интересно, сколько стейков можно было бы купить на стоимость одного этого кресла?
— Добрыня Добрынин, — произнесла Магнолия, глядя на меня поверх очков. Красавица, что и говорить; я бы даже милфой в самом соку её назвал. Так вроде их в этом мире кличут? Хотя у милф дети должны быть… У неё без понятия. Короче, подняла она на меня глаза, оторвавшись от бумаг. — Проходите, садитесь, — кивнула на стул.
Остальные преподы с нами на «ты» общаются: то ледяным шариком запустят, как Сергеевна, то отругают. А вот директриса и члены Совета — жуть, какие вежливые. С одной стороны, приятно, а с другой — интересно, долго ли их маскировки хватит, и что под ними скрывается.
— Думаю, вы понимаете, что нам всем уже прекрасно известно, что произошло вчера, — начала Онегина, как только я осторожно уселся на скрипящий стул.
— Разумеется, — кивнул я, уловив аромат печенья в вазочке на её столе.
Она заметила мой взгляд и слегка улыбнулась:
— Угощайтесь.
Но я воздержался: аппетит перед ужином перебивать не хотелось, да и такими крошками настроение только портить.
— Что ж… — милфа окинула меня любопытным, но строгим взором. — Пусть это не совсем моя прерогатива, но я считаю своим долгом предупредить вас: в нашей академии на данный момент учатся тринадцать человек, связанные с Родом Радугиных теми или иными узами.
Оу, а вот это уже поворот! Хорошо, что я об этом хотя бы сейчас узнал. Настолько неожиданно, что аж кулаки сжались сами собой.
Дальше я особо её не слушал: Магнолия вещала предсказуемые речи о том, что войн в стенах академии она не допустит, и если я вдруг решу скрестить шпаги с Радугиными на дуэли, то всё должно обойтись без летальных исходов. Всех остальных, видимо, тоже предупредила.
— Вы только об этом со мной хотели поговорить? — от таких новостей я даже о беконе думать перестал. Вдруг пирога захотелось вместо сэндвича.
— Да, — кивнула красавица и вздохнула так, что пуговица на блузке едва не отлетела. — Если вы меня поняли, то можете быть свободны.
Я аккуратно поднялся, чтобы ничего тут не разнести.
— Так
