Всё не то, чем кажется - Олли Бонс
За спиной сердито пыхтит отец. Он тащит окованную бронзой шкатулку с белым рогом, не доверяя её никому из свиты (по справедливости, шкатулку стоило бы назвать сундучком). И хотя моего отца никак нельзя назвать старым или слабым, но эта ноша тяжела даже для него. Да и путь наш неблизок, и, пожалуй, это первый на моей памяти раз, когда приходится добираться куда-то пешим ходом, а не в карете.
За отцом следуют все до единого придворные и работники дворца, даже новички-поварята, а замыкают процессию зеваки из ближайших и не очень окрестностей, возжелавшие увидеть церемонию прощания с принцессой. Их так много, что на дороге они не умещаются, идут по обочинам, топчут цветы. Когда я оборачиваюсь, то даже не могу разглядеть, где тают края толпы.
Дорога после этого дня, я думаю, больше уже не будет безупречно ровной.
Наконец мы оказываемся на месте. Дворцовые музыканты тут же располагаются полукругом и рождают заунывную мелодию, вгоняющую меня в тоску ещё больше. Псы, увязавшиеся за хозяевами, принимаются выть от такой музыки (я тоже хочу, но мне нельзя). Всё громче хнычут малыши. Отец, перекрикивая всех, читает по бумажке длинную речь, то и дело теряя нужную строку, и советники слева и справа указывают ему пальцами, с чего продолжить. Речь оказывается такой затянутой и запутанной, что меня даже слегка начинает клонить в сон, но по раздавшимся вокруг хлопкам становится понятно, что церемония прощания подошла к концу. Сон снимает как рукой.
Отец опускается на колено, вынимает из стоящей у ног шкатулки белый рог. Все замирают и притихают (кроме детей, конечно — вот уж кто не питает никакого уважения к происходящему).
Рог издает удивительно мощный звук, вызывая у меня неприятное шевеление в желудке. Толпа благоговейно ахает. Дети кричат: «Ещё, ещё!».
Мы ждём, но ничего не происходит.
Отец трубит в рог ещё раз и недовольно хмурится, затем почёсывает короткую бороду цвета пшеницы. Он всегда так делает, когда волнуется, и уже совсем не заметно, что не далее чем сегодня утром эту бороду расчёсывали и подстригали. Даже удивительно, что она ещё не облысела (впрочем, в пути руки отца были заняты шкатулкой, и это принесло свою пользу).
В толпе поднимается ропот. Ну а чего они ждали, путь от замка занимает время, дракон не смог бы появиться мгновенно. А ещё, может быть, — тоненьким голоском произносит моя надежда, — с ним что-то произошло и сегодня он не покажется.
— Летит! Глядите, вон там! Летит!
Мне хочется верить, что это может оказаться птица, но один лишь взгляд лишает меня иллюзий. К нам и вправду приближается дракон, планируя в воздушных потоках и изредка взмахивая широкими крыльями.
— Нет! Нет! — внезапно раздаётся пронзительный крик, и моя сестра Сильвия повисает у меня на шее. — Не надо…
— Тише, дурёха, — шиплю, зажимая ей рот. — Вот уж чего не надо, так в последнюю минуту подобное устраивать! Только опозоришь нас.
— Пусть он меня заберёт! — плачет сестра.
Отец недовольно оглядывается на нас. Дракон всё ближе.
Я крепко, но нежно обнимаю Сильвию, шепчу ещё раз, что всё будет хорошо, убираю ей за ухо выбившуюся светлую прядь и осторожно отстраняюсь. Затем расправляю своё слегка измятое платье.
Ух! — ударяет по лицу поток воздуха, чуть не срывая с меня головной убор. По толпе проносится гул и затихает. Катится барабан, в наступившей тишине выстукивая по каменной площадке свою мелодию.
На площадку приземляется маленький (чтобы не сказать, крошечный) молочно-белый дракон. Встряхнувшись, он садится и по-кошачьи вылизывает лапу.
Вот так неожиданность, ждали мы совсем другого.
— Э… дракон? — зачем-то уточняет отец нелепым голосом.
Подвижные брови этого существа хмурятся, хвост ударяет по земле.
— Длякон! — сердито отвечает оно.
— А где твоя мама, деточка? — медовым голосом спрашивает наш советник Бэрр.
— Я узе давно беж неё обхожушь! — гневается дракон. — Где там ваша пвинцесса? Дайте шюда её, некогда мне.
Торжественность момента сильно портится, люди так и покатываются со смеху. Собаки лают, припадая на передние лапы, и дракон отпугивает их, пуская дым из ноздрей. Одна только радость — дети перестают плакать.
— Длякон! Длякон! — восхищённо вопят они.
А я чувствую, что мои надежды величественно вознестись в небо в когтях могучего древнего чудища идут прахом — хотя бы потому, что его жалкие лапки чуть ли не тоньше моих рук.
Отец подбоченивается и хмурит густые брови.
— Ты принцессу-то донесёшь?! — с сильным недоверием в голосе спрашивает он. — Уронишь на полпути — самолично башку откручу!
Ящер даже дымится от обиды.
— Да цтоб его! — возмущается он. — Двякон я или не двякон?!
— Вот и я об этом думаю, — хмыкает отец.
Дракон приподнимает лапку и тычет в меня тонким пальцем.
— Вот эта? — с оттенком лёгкого презрения спрашивает он. — Да пф-ф-ф-ф! И не такое нофил!
— Что-то меня сомнения берут, — вздыхает отец. — Ну ладно. Сейчас попробуешь поднять мою доченьку, но очень осторожно, и если по силам тебе окажется — то даю добро, уноси. Но чтоб потом мне весточку от неё принёс, чтоб я знал, что она там живая!
Дракон слегка краснеет и злобно щёлкает зубами (а кому бы не стало обидно, если бы в нём так сильно сомневались), но кивает головой и, наконец, поворачивается ко мне.
Тут смех застревает у меня в горле. До этого момента было забавно, происходящее порядком развлекло меня, но теперь я с новой силой понимаю, что лететь придётся, что это неотвратимо. Лишь бы только дракон и вправду не уронил меня где-то на полпути. А как он собирается брать меня в лапы и взлетать, такой кроха? Ведь изваляет по земле перед всей толпой. О боги, ну и позор.
Дракон слегка обнюхивает меня и примеряется, сминая когтями пышное платье.
— Уи-и-и-и! — вырывается вопль из груди.
Ого, мне даже не было известно, что я могу так визжать. Немедленно становится стыдно. Да, щекотно, да, страшно, но нельзя же терять самообладание перед лицом толпы и бить дракона по морде. Принцесса я, хе-хе, или кто.
Дракон отпрыгивает и прижимает уши.
— Фто это с вас-с-шей пинфессой? Не в шебе она, фто ли?
— Прошу меня простить, о высокородный дракон, — склоняясь в поклоне, сдавленно произношу я (проклятый корсет!). — Щекотно!
Ящер потирает лапкой лоб.
— И как нешти-то тебя?.. — раздумывает он.
Тут в мою голову приходит замечательная мысль:
