Шаркающий человек - Роман Чёрный
* * *
Если у вас есть дети, вы отлично знаете, какие они безудержные фантазёры. У Настеньки же воображение было даже более живое, чем обычно свойственно её возрасту, она рассказывала сама себе удивительные истории и запросто верила в них, жила в воздушных замках, так сказать, головой в облаках. И проявляла, между прочим, недюжинное упрямство в своей убежденности. То есть это был не первый случай, как вы понимаете. К примеру, полгода назад мы проходили фазу невидимого друга. Каждый вечер за стол с нами садился Полли, её невидимый друг. Она вовсю болтала с ним, смеялась над его шутками, подливала чай, игнорируя наши просьбы прекратить и сосредоточиться на ужине. А кто разбил сервиз, что подарила нам как-то на новый год покойница бабушка? Негодник Полли, кто же ещё.
Думаю, вы поняли темперамент моей дочки: вся в мать. Но раньше её выдумки не принимали форм настолько… патологических, иного слова и не подобрать. Никогда. То, как она, дрожа и заламывая свои пухлые ручки в полумраке кабинета врача, описывала это своё исчадие… эту тварь, Шаркающего Человека — я сразу же поняла, что он с нами надолго. Потому что существо из мира ночных кошмаров и дешёвых ужастиков было порождено ничем иным, как ссорами и несогласием, нездоровой атмосферой, воцарившейся между мной и Витенькой. Не нужно быть дипломированным психологом, чтобы понять: дети как губка, они невольно становятся громоотводом, если между их любящими друг друга, но не находящими общий язык родителями искрится воздух.
Шаркающий Человек вселял ужас. Даже в меня. С рисунка, сделанного малышкой по просьбе терапевта, представало противоестественно вывернутое и скорченное, диспропорциональное существо, претендующее на то, чтобы быть человеком, но определённо им не являющееся. Черты лица ему заменяли три густо исчёрканных ручкой овальных провала, расположенных на продолговатом утолщении «головы» вопреки всякой симметрии, а руки росли из червеподобного туловища на разной высоте и оканчивались единственным полуметровым пальцем — или, быть может, когтем. Словно ребёнок слепил странного человечка из воска, а потом, испугавшись, бросил его плавиться в огонь. Хуже всего была воронка рта, напомнившего мне иллюстрацию из учебника биологии, параграф «пиявки».
То был первый случай, когда я пожалела, что Настя так хорошо рисует. После сеанса я собрала все листы, сложила их в папку и засунула поглубже в сумочку, чтобы затем выкинуть. Я не собиралась показывать их Вите, ни в коем случае.
* * *
Котёнок поначалу помог, в каком-то смысле. Настя всё ещё бледнела как лист при мысли о том, чтобы остаться в тихой пустой квартире, но истерики прекратились. Ну а я потакала её капризам и позволяла, к примеру, оставлять включенным звук телевизора в её комнате, пока она не уснёт в обнимку с мурчащим и изрядно потолстевшим Барсиком, с которым просто не расставалась. Не забывала я и вовремя заводить метроном, стоящий на пианино, чтобы его мерные щелчки разгоняли краткие моменты полной тишины, время от времени неизбежно наступающую в любой квартире, когда вдруг перестаёт гудеть холодильник, а за окном не проезжают машины. Настю это успокаивало.
Мы с Витей старались больше времени проводить дома (в его бесконечных командировках «на севера» наметился небольшой перерыв), а когда всё же приходилось оставить дочку одну, чтобы отлучиться в город, по возвращению меня хотя бы больше не ожидали засунутые в дверь гневные записки от соседей. Оставалось надеяться, что любовь и чувство ответственности за питомца, а также естественный ход времени отвлекут мою девочку от тревожных фантазий, и, как случалось прежде, она найдёт себе новую затею, позабыв про свою начавшуюся было силенсофобию. Словом, дело шло на поправку, а Настин смех всё чаще грел мне сердце, когда Барсик вдруг бесследно исчез.
Мы обыскали всё, буквально каждый уголок. Малыш никак не мог выбраться в подъезд, но мы искали и там, спрашивали соседей и бабушек во дворе. Даже, предполагая худшее, проверили землю под окнами на случай, если он как-то пролез через москитную сетку и упал. Но опасения не подтвердились. Настя сидела на своей кровати с остановившимся взглядом и в поисках не принимала участия, не отвечала на вопросы. Казалось, весь достигнутый нами прогресс был утрачен в один миг, и Настенька снова превратилась в сжатый перепуганный комочек. Я пыталась поговорить с ней, ведь она наверняка последняя видела своего Барсика, но ответа не получила, добившись лишь слёз и шёпота «прости меня, мамочка, прости!». Бедняжка считала себя виновной в том, что не уследила за ним. Заглядывая за шкафы и роясь в кладовках, я молилась только об одном: лишь бы не кататония, господи, только бы она не закрылась от нас.
Мы так ничего и не нашли.
* * *
Спустя приблизительно две недели я листала ноты, сидя за пианино. Если не хочешь потерять навык, совершенно необходимо хоть изредка тренироваться. Но, выбрав одну из бесчисленных мазурок Шопена и начав играть, я становилась и поморщилась: звук на некоторых октавах выходил просто отвратительный, глухой, словно из бочки. Пусть я не часто сажусь за клавиши, но когда инструмент успел так расстроиться? Я пожаловалась Вите и попросила вызвать нашего знакомого настройщика. Потыкав пальцем в несколько клавиш, супруг пожал плечами, но спорить не стал. Вместо этого присел на корточки, сдвинул деревянную защёлку и откинул на себя тяжёлую лакированную панель, скрывающую часть музыкального механизма: ряды туго натянутых блестящих струн, идущих крест-накрест. По комнате прошла волна отвратительной вони, мы будто распахнули склеп. За струны, в слишком узкое пространство меж ними, было засунуто начавшее разлагаться тельце Барсика. Труп котёнка словно висел в воздухе, распятый железными нитями, его сломанные пушистые лапки торчали в разные стороны, изо рта вывернутой под ужасным углом головы высовывался прокушенный от боли язык.
— Это я сделала, — раздался сзади тихий голос, и мы, как по команде, обернулись, чтобы посмотреть на Настю. Она стояла, покачиваясь, в дверях, сжимая в руках любимую мягкую игрушку. По её щекам текли слёзы, капая на воротник платья. — Простите, мне очень, очень жаль!
* * *
Я не хочу вдаваться в детали того, что случилось в этот день, и в целом плохо помню события последовавшей за уходом Вити недели или двух. Он наговорил много злых слов, расхаживая по комнатам и собирая вещи в свою командировочную сумку. «Она такая же психопатка, как ты! Посмотри, до чего довела ребёнка, ёбаная ты психичка!» Рыдая, я ползала по полу, хватая его за ноги
