Личный зомби-апокалипсис - Несущий Слово
Колонна беженцев, человек десять-двенадцать. Все мертвы.
Пали от моего клинка.
Пацан продолжает жать на спусковой крючок, плохо понимая что вообще вокруг происходит. Сколько ему лет? Семнадцать? Двадцать?
Он плачет.
Падает на колени, едва моя фигура нависла над ним.
Умоляет о пощаде.
Почему нет?
— Ты готов служить своему новому богу?
От хриплого рычания моего голоса он вздрагивает, крупная дрожь еще сильнее бьет мышцы его тела. Запах страха и мочи. Как знакомо и предсказуемо.
— Д-да…
Я не удивлен.
Люди готовы на пугающе многое, лишь бы удлинить срок своего бессмысленного существования.
Вот если я его просто отпущу — что он будет делать?
Вряд ли, что-то достойное.
Я возлагаю когтистую лапу на его черепную коробку. Изнутри поднимается смутное желание сжать ладонь, размозжив вихрастую голову, почувствовав кровь и кусочки мозга на пальцах.
Я не люблю живых.
— Так служи же мне.
Но порой и от них может быть польза.
Игла Смерти и азы Управления Мертвыми. Плюс, повиновение Мертвому богу.
Сколько таких уже ходит по окрестностям?
Смерть размыла их представления о морали. Они грабят, насилуют и убивают, еще больше внося хаоса в наш пожар революции.
Он падает на землю. Без сознания.
А вокруг меня начинают шевелиться покойники.
Я люблю свою работу и свои возможности.
Глава 2. Где ДЕТОНАТОР?!
Майора Звягинцева трудно было назвать хорошим и приятным в общении человеком. Он и в живых пока еще ходит только исключительно из-за своих стальных яиц и умения правильно их применять.
О нем много чего можно сказать. О характере, прошлом. Об отсутствии жены, детей и вертении на болту высказываний о счастливой жизни в кругу родных. Некоторые работы не предназначены для тех у кого есть семья. Что ты им сделаешь, когда загнешься в самый неподходящий момент? В лучшем случае сломаешь жизнь.
Медали, наградной колюще-режущий кусок металла с гравировкой, который вроде как нужно носить с честью и дальше вкалывать на благо людей лиц и имен, которых никогда не узнаешь. Можно было бы заикнуться о ранней седине, щедрой россыпи морщин или смещенной носовой перегородки из-за которой его дыхание приобретало хрипяще-сопящие нотки взбешенного маньяка-убийцы, с трудом сдерживающегося от кровавой вакханалии.
Но нет. Оставим это на потом.
Сейчас сосредоточимся на вещах, лежащих чутка в иной плоскости.
Виталий Васильевич Звягинцев до недавнего времени считал, что Архангельск — это город-миллионик.
Но реальность, как всегда оказалась полна разочарований. По последним переписям населения в Архангельске проживало плюс-минус триста тысяч человек. Результаты по области радовали чуть больше — около миллиона. Ага, в целой области, изрядном куске Российской Федерации проживала одна тринадцатая от населения Златоглавой. Показательно.
Нет, триста тысяч — это вполне себе впечатляющая цифра, особенно для человека, побывавшего в паре горячих точек, и прекрасно понимающего на что способно хотя бы десять людей. Дай безусому пацану ржавый еще с советских времен "калаш" или пояс смертника, после чего миролюбиво объясни ему, что если он сделает все правильно, то с его семьей будет все заебись. По итогу внутренности одного парня, что даже сисек в руках не держал, и половины отряда профессионально обученных вояк разбросаны по скалам. Кровь на песке. Копоть. Огонь и дым. Смрад боли и смерти, намертво въедающийся в подкорку мозга.
Жизнь — это боль.
Особенно отчетливо это понимаешь, когда тебя вместе с подотчетным подразделением перекидывают из военной части в Архангельскую область, отмахнувшись расплывчатым заявлениями о массовых беспорядках. Трястись на выбоинах и ухабах, среди бронетехники, выслушивая анекдоты вперемешку с заявлениями о том, что мир катится в пизду, а воздушное пространство полностью перекрыто. Кровавый дождь, что ни с того, ни с сего начал идти по всему миру пагубно влиял на технику любого уровня сложности, чем выше ты поднимаешься — тем больше вероятность принудительно десантироваться вместе с транспортным средством. Сетка спутников, болтающихся на орбите кое-как работала, но помехи в передаваемой ими картинке все хуже. И… облака, изредка окрашивающиеся в красный цвет, перестают выглядеть стандартными завихрениями циклонов и прочей синоптической ерундой. Они скалятся безгубыми ухмылками стилизованных черепов.
Не всем военным частям сообщили о зомби. В большинстве своем об этом упоминали уже на месте. Забыли, ага, конечно.
Архангельск — это не село и не деревня.
Это чертов город. И в мире существует не сказать, что очень много людей, которым нравится воевать в пределах городской черты. Умеют — да, любят — нет.
Правило номер один при ведении боя в городских условиях — не забывай сохраняться, чтобы не пришлось заново проходить компанию, и орать в монитор, получив непонятно откуда предупредительный выстрел в голову, от которого твоих неигровых спутников забрызгало кровью и мозгами.
Правило второе — если ты знаком с городскими боями по роликам на YouTube и спинномозговым шутерам, то ты труп. Если, конечно, тебя при рождении не пытались утопить в бочке в зельем лютого везения.
Звягинцев знал это на практике.
Не все, далеко не все.
О войне невозможно узнать абсолютно все. Ее лик уродлив и постоянно меняется, не давая возможности вовремя приспособиться к новым условиям игры на выживание.
Снайперская дуэль, форсаж на бронетранспортерах, тесный клинч на ножах или в рукопашке, когда ты пытаешься убить оппонента всем, что только попадется под руку. И ковровая бомбардировка, нахуй. Чтобы не расслаблялись.
Но в этой, именно этой, мясорубке существовала одна маленькая проблемка, перечеркивающая большую часть богатого жизненного опыта, как Виталия, так и его ближайших подручных.
Они сражались не с людьми.
По крайней мере, не с живыми представителями рода людского.
Наверное, впервые увидев живого мертвеца Звягинцев должен был вновь истово уверовать в Бога. Православнутые, не православные, а именно православнутые, отец и мать довольно часто упоминали о карах небесных за грехи человекав. Чума, саранча, голод, даже дождь цвета крови и восстание погребенных, вроде как там были. Виталий особо не слушал, а как среднестатистический пацан с максималистическими замашками и "есть два мнения — мое и не правильное", плотно задумывался о том, как бы выплеснуть избыток прущего уже из ушей тестостерона. Желательно в соседских девчонок. Еще желательнее в нескольких одновременно.
Не срослось. С верой, а не постельными утехами.
Егор Летов пел, что не бывает атеистов в окопах под огнем и в чем-то был прав.
Но не в этом случае. Звягинцева тянуло блевать, когда он видел, как бабки и тетки крестят парней из его отделения, уезжающих в закат. Они говорили, что-то про ангелов, Божью благодать, спасение и возвращение с победой.
