Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №03 за 1978 год
— Это такой водитель, — снова начал Ян, — который должен сломать машину. В этом его задача. Если испытатель не ломает машину — значит, он халтурит, устраивает себе легкую жизнь.
— Ян, но ты все-таки предупреди, когда примешься ломать автобус, чтобы мы успели выскочить.
— Не беспокойся, он сломается не сразу, постепенно будет уставать металл, появятся трещины, сначала одна деталь сломается, потом другая...
— Ян, но во Владивостоке нас ждут, может быть, с цветами и музыкой.
— Ничего не знаю. Цветы и музыка не мое дело, я выполняю свою работу. Главному конструктору нужно знать слабые места машины.
— У тебя, Ян, нет сердца.
Ян улыбается:
— Не беспокойся, я подхалтурю немного, чуть-чуть... Не буду нырять в ямы с разбега, как это делает Валдис, не буду лазить по глине возле воды и буксовать на травяных склонах. У Валдиса новая машина, а наша уже старушка, она должна добежать до Владивостока... Вот посмотришь — добежит и не устанет.
Картины природы менялись перед нами, как диапозитивы. Не успели нам надоесть западносибирские плоскотины, как на горизонте замаячили синие горы. Дорога стала виться змеей между ними, катиться вниз со свистом, карабкаться на подъемы под напряженную пронзительную песнь горячего мотора, который выводит ноты на пределе, как велели ему испытатели.
Саяно-Шушенскую ГЭС все ждали с нетерпением. Енисей, Саяны, строительство крупнейшей гидростанции в мире, музей-мемориал В. И. Ленина в Шушенском — это было наградой за уже пройденный путь. Хакасия с ее степью, раскинувшейся на плавных мягких склонах гор, удивительна. Мы сидели рядом с языческими камнями-могильниками, лежали на траве, вдыхали степной воздух. Мощный ветер, как воздушный прилив, постепенно наполнял пространство до самых облаков, шуршал сухой травой у ног, щекотал, стекал по склону мелкими струями.
— Вот бы где ночлег устроить! — размечтался Ецек. — Расстелить спальные мешки на земле, лицо луне подставить — пусть светит, и воздухом этим дышать, он сам за тебя дышит...
Прозрачный, быстрый, студеный Енисей. Горы то обрываются скалами к воде, то поднимаются зубчатыми лиственничными уступами. В нескольких километрах от строительства гидростанции, в узкой теснине, примостился поселок Черемушки. Высокие многоэтажные дома с разноцветными панелями — голубоватыми, как небо, синеватыми, как тайга. Мы забрались по дороге как можно выше, чтобы видеть всю панораму строительства, и заночевать решили над долиной.
Утром с Саян сползли облака. Долину Енисея сначала прочертили иглы солнечных лучей, потом целые пучки, как спицы спрятанного где-то в поднебесье гигантского колеса, по поселку заходили длинные тени от сосен и домов. Загорелись алым светом вершины гор на левом берегу.
Днем мы окунулись в суету и грохот стройки. Перекрытый Енисей бурлил в бетонном ложе, шла работа в котловане второй очереди. Горела, рассыпаясь огнем искр, электросварка. По берегу натужно урчали БелАЗы. Временами завывала сирена, это кран проносил над котлованом бадью с бетоном в десять тонн весом. Человеческих голосов в этом шуме различить было невозможно. Изредка слышался свист, так окликали друг друга работающие в котловане.
Наши водители не удержались от соблазна, посидели за рулями огромных БелАЗов, поработали на них, сказали: «Так же, как на «рафике», баранка даже легче крутится». Разыскали земляка из Латвии. Он работал на этой Всесоюзной ударной комсомольской стройке сварщиком.
Айвар Грасманис — водитель машины, которая следует за головной, — работает в отделе сбыта Рижского автозавода. Гоняет микроавтобусы, сделанные по специальному заказу, или просто срочно доставляет их организациям. Айвар исколесил половину страны, он почти всегда в пути, в дороге. Интересно слушать его, когда он рассказывает о характере водителей встречных машин. Этот-де новичок норовит всех обогнать. Заметь, сколько раз обгонял, а все равно где-то сзади... Этот «дальнобойщик», днем спит в тенечке рядом с дорогой, а как стемнеет — двигается с дальним светом, заставляет всех встречных жаться по сторонам, не мешай ему — он, может, через всю Сибирь гонит... «Сдельщики», выжимающие тонна-километры на своих тяжело груженных машинах, идут напролом; они работают на такой скорости, при которой подвеска машины не успевает реагировать на мелкие ухабы, а мосты трясутся как в лихорадке...
Айвар читает номерные знаки машин, рассказывает, откуда и сколько примерно времени идет машина и успел ли надоесть этот перегон ее водителю. Шоферы из разных краев тоже отличаются своими нравами.
Айвар бреется, подключив электробритву через вибропреобразователь к аккумулятору, смотрясь в боковое зеркальце на дверце. Он читает вечером при свете плафона, постоянно слушает автомобильный приемник, зажигает фары своей машины, когда нужно осветить место, выбранное нами для ночлега. Айвар расстилает свой спальный мешок прямо на сиденьях. Вообще он устраиваемся удобно в любой ситуации, машина — это его дом на колесах, а дорога для него — мир, имеющий тысячи оттенков. Он гонял машины от Балтийского моря до Черного, до Каспийского, до Урала, теперь до Тихого океана.
Больше заправок, больше ночевок, дорога потруднее попадается, а остальное то же самое, дорога есть дорога, те же «татры», «шкоды», ЗИЛы навстречу, те же шоферы, каждый из которых — твой знакомый, даже если видишь его первый раз в жизни. Айвару не нужно ни атласа, ни карты, ни путеводителей, которыми мы запаслись в изобилии. Зашли перекусить в столовую у дороги, покурили на крылечке, а Айвар тем временам уже все узнал — и какая дорога дальше, и где заправка ближайшая, и где переночевать... И так до самого Владивостока. Айвар всегда аккуратно одет, он найдет, где почистить одежду, погладить, найдет воду, чтобы умыться самому и помыть машину. Машина у него в порядке, и, когда я говорю ему: «Валдис уже дважды лазил под машину, а ты еще ни разу», — Айвар отвечает мне: «А что я там не видел?» Он очень не одобряет эксперименты по преодолению препятствий, которые проделывает наш командор, и отпускает по этому поводу иронические замечания, взывая к здравому смыслу: «Зачем нам в темноте лезть по кустам к речке, обрывать задние и передние мосты, тормозные шланги, буксовать, надрывать мотор; ведь впереди, в ста километрах, город с гостиницей и чистыми простынями». Но Айвар никогда не спорит: «Если хотите романтики, что же с вами поделаешь». И покорно будет готовить на костре ужин. Готовит он, кстати, лучше всех...
Байкал! Байкал!.. Он открылся перед нами прозрачный, холодный, почти неживой. К Байкалу нужно привыкнуть, чтобы полюбить его, нужно всмотреться в его неприветливые безлюдные дали.
Доктор Войцеховский сказал, что очертания прибрежных гор напоминают ему юг, но тут же добавил, что купаться не следует. Мы и не собирались этого делать, подобная мысль при первой встрече с озером казалась нам просто кощунственной. Айвар, впрочем, заметил, что байкальской водой можно заправлять аккумуляторы, она почти дистиллированная. Мы смотрели и молчали, даже оператор почти не снимал. «Да-а, — вздохнув, сказал Ецек, — вот бы ночевать возле самой воды... Костра можно не разводить, а пить прямо из озера, наклониться и пить».
Мы побывали на известном целлюлозном комбинате. Видели, как перемалываются в гигантских дробилках стволы деревьев, видели нежную мягкую целлюлозу, которая идет на изготовление кордов для шин. Нам показывали очистные сооружения и отстойники, в которых бурлила бурая вода, резко пахнущая скипидаром, потом резервуары биологической, химической очистки. Эти сооружения трудно было обойти пешком, и мы переезжали от одного к другому на машинах. На берегу Байкала мы увидели естественные отстойники, похожие на пруды, и, наконец, заслонки, через которые шла очищенная, отстоявшаяся вода. Сотрудник комбината, сопровождавший нас, наполнил этой водой пробирку и показал на свет. Вода была чистой, прозрачной. Наш комиссар отпил полпробирки. Вода, видимо, не имела никакого вкуса, но Валерий Александрович непроизвольно сморщился, ведь совсем недавно он видел ее грязной. Мы рассмеялись. «Нормальная вода и ничем не пахнет», — сказал Азубков.
Мы сидели на берегу Байкала, в том самом месте, где в озеро сбрасывается вода после очистки. Это была все-таки не байкальская вода, она больше походила на речную; на камнях росли скользкие водоросли. Говорят, эти места облюбовали любители-рыболовы. И хотя сброшенная вода — это лишь ручеек в байкальском море, в перспективе комбинат должен перейти на замкнутый цикл, то есть отходов не будет вообще.
Ехать на БАМ, в Тынду, мы уговорили нашего командора не по дорогам-лежневкам, которые летом труднопроходимы, а по Якутскому тракту.
...Белый город расположился в котловине и взбирается уступами на горы. Кварталы коттеджей и щитовых домов сменяются прочно вросшими в склоны бетонными громадами; на улицах можно увидеть и вагончики, и дома в виде больших цилиндрических бочек, какие используют полярные экспедиции.
