Журнал «Вокруг Света» - Вокруг Света 1993 №06
В сентябре 1992 года эту часть расформировали — и слава Богу! Однако помойка осталась...
Живя на мысе Блоссом и в бухте Сомнительной, мы просто не создавали ситуаций, при которых медведь мог бы быть опасен. Готовили немного еды и все съедали, а если и оставались какие-то отходы, то их тут же сжигали в печке. Зверям просто нечем было поживиться, в их лобастых головах наше жилье совершенно не ассоциировалось с возможностью перекусить.
Я не случайно выделил полярников и военных как группы «повышенного риска»: это люди, как правило, временные в Арктике и совершенно не подготовленные к жизни в окружении дикой природы. Тем более что, постоянно меняя станцию за станцией, они каждый раз оказываются в новых для себя природных условиях. Тикси, Диксон, Уэлен, Певек, Амбарчик — все это Север, но такой разный!
Еще одна черта, объединяющая эти группы, — сидячий образ жизни. Редко кто из полярников выходит дальше чем до метеоплощадки, у них просто не бывает времени на длительные походы. Очень немногие из них действительно интересуются природой.
Правильно оценить намерения того или иного медведя, верно интерпретировать его действия и в случае возникновения опасности избежать ее — очень непросто. Чтобы научиться этому, нам пришлось пронаблюдать десятки ситуаций. Оказалось, что даже при больших скоплениях медведей в одном месте и в условиях катастрофической нехватки пищи звери стараются избегать столкновений. Чаще всего, встречаясь, два медведя приостанавливаются на расстоянии 20 — 30 метров и, словно соблюдая некий ритуал приветствия, делают круг относительно друг друга, поочередно заходя на ветер и принюхиваясь к своему собрату. После этого каждый уходит в своем направлении, хотя иногда некрупные звери или самки с медвежатами пускаются в бегство, почуяв запах большого самца. По-видимому, каждый медведь обладает индивидуальным запахом, который служит ему своеобразной «визитной карточкой». Агрессивные отношения мы наблюдали лишь в случаях, когда на пищу, скажем выброшенный труп моржа, претендовали сразу несколько животных. Но и тогда дело ограничивалось лишь угрожающими позами и выпадами, после чего более слабый зверь уступал сильному. Если же встречались звери равного ранга, то после демонстрации угрозы они начинали насыщаться бок о бок, лишь изредка рыча и делая выпады, когда кто-нибудь из них пытался вырвать из зубов соседа самый лакомый кусок. Часто звери питались от одной туши, совершенно не реагируя друг на друга. На мысе Блоссом, например, у трупа моржонка-сеголетка собралось как-то 28 зверей — от самок с медвежатами до крупных самцов. Рев, конечно, стоял на всю округу, медведи регулярно кидались друг на друга с разинутой пастью, но за 6 часов наблюдений я не отметил ни одного укуса! Все были голодны, и всем досталось хотя бы по куску.
Характерная поза угрожающего зверя — низко опушенная голова, вытянутая шея. Агрессивный выпад обычно резкий, короткий — в три-четыре шага, при этом пасть оскалена. Когда соперники находятся на близкой дистанции, вслед за выпадом следует имитация укуса в плечо, шею или голову. И если подвергшийся нападению медведь не собирается уступать, звери на долю секунды застывают в положении «пасть к пасти», лишь самую малость — два-три сантиметра — не касаясь друг друга клыками.
Однако агрессивные контакты медведей в обычных условиях — редкость. Звери соблюдают безопасную дистанцию, и если какой-нибудь медведь пытается ее нарушить, то его останавливают угрожающая поза и предупреждающее шипение. Шипят медведи совсем как кошки, только куда громче. Перевести шипение с медвежьего языка на человеческий можно примерно так: «Ты меня не задевай, и я тебя не трону».
Первым обратил внимание на агрессивное поведение белых медведей наш заместитель директора по науке и специалист по социобиологии хищников Никита Овсяников. За те две недели, что он провел с нами на мысе Блоссом, ему удалось разработать целую стратегию взаимоотношений с хищниками, использовав характерные черты их поведения. Главный принцип этой стратегии — среди медведей вести себя по-медвежьи. С волками жить — по-волчьи выть, в данном случае — по-медвежьи шипеть. Это вовсе не шутка! Большинство блоссомских зверей почти наверняка никогда не встречались с человеком накоротке. В первые дни наших наблюдений медведи буквально сгорали от желания познакомиться с нами поближе. Они целыми компаниями толпились около дома, отдельные смельчаки подходили совсем близко и пытались нас обнюхать, в их глазах читалось явное любопытство. Чтобы избежать конфликтных ситуаций, необходимо было дать им понять, что мы можем быть опасны для них. А как доходчивей объяснить, если не на привычном для медведей языке? Первый же медведь, на которого зашипел Никита, позорно пустился наутек. С тех пор громкое шипение позволяло нам держать медведей на безопасной дистанции в большинстве случаев. Звери определенно стали воспринимать нас как необычайно уродливых медведей, которые при случае и укусить могут. В дальнейшем тактика совершенствовалась. Выяснилось, что наибольший эффект шипение дает в сочетании с резким выпадом на медведя в два-три шага, при этом зверь должен находиться не далее чем в 10 — 12 метрах. В 90 процентах случаев психика нормального медведя не выдерживала подобного стресса. Далее следовало закрепить наши достижения и занять соответствующий высокий ранг среди блоссомских медведей, а также заставить их избегать приближаться к дому, так как некоторые звери устраивались на сон буквально в нескольких метрах от крыльца и жили здесь по два-три дня, невзирая на наше присутствие. Для этого каждого медведя, проявившего нездоровое любопытство к нашему жилищу — пытался ли он сломать ставень или зайти в тамбур, немедленно прогоняли, используя вышеописанную тактику в сочетании с хорошим ударом палки или тяжелого камня. Самое уязвимое место у белого медведя — шея. Меткое и сильное попадание в шею помогало зверю понять, что наши агрессивные выпады заканчиваются не только шипением, и надолго отбивало у него охоту подходить вплотную к дому или вступать с нами в какие-либо контакты. Запас камней и кирпичей стал неотъемлемой деталью нашего крыльца. Постепенно звери стали признавать нас самыми сильнейшими медведями в округе. Наш запах и вид вызывал у многих из них лишь воспоминание о трепке, которую они некогда получили. Связываться с нами никому не приходило в голову. Двухкилометровое расстояние до скопления останков погибших моржей, где с высоты стоявшего там маяка велись наблюдения за социальным поведением медведей, мы проходили без всякого оружия и даже без ракетниц, хотя там постоянно «паслись» от 30 до 70 зверей. Правда, для этого нам приходилось выбирать время, когда ветер дул от медведей, чтобы не распугать их своим запахом. Передвигались мы очень медленно и осторожно, не делая резких движений. И все же иной раз какой-нибудь из медведей, заметив нас, в панике убегал, своим видом настораживая и спугивая спящих и перебирающих моржовые кости собратьев. В такие моменты коса становилась похожей на заваленный хлебными крошками кухонный стол, с которого при внезапно включенной лампе разбегаются тараканы. Звери сходили в воду, уплывали подальше от опасного места, и мы по нескольку часов неподвижно сидели на маяке, дожидаясь их возвращения.
Тем не менее на всякий случай у нас были при себе увесистые палки, которые дважды все-таки пригодились. Я, например, предпочитал носить с собой весло полутораметровой длины. Среди блоссомских медведей было несколько личностей, не слишком склонных признавать наше привилегированное положение. Например, два громадных самца, которых мы называли Грэндфазэ и Корифан. Они, несомненно, занимали высшие ступени в медвежьей иерархии. Я несколько раз наблюдал, как медведи меньших размеров просто убегали при встрече с кем-либо из них. Этих гигантов иногда искушал соблазн помериться с нами силами, особенно Грэндфазэ, матерого зверя, своим телосложением напоминающего небольшого слона. Он несколько раз пытался выяснить отношения прямо у крыльца, и в каждом случае нам снова и снова приходилось доказывать свое превосходство. Кроме того, в исключительных обстоятельствах могут проявить агрессию и те звери, которые обыкновенно избегают столкновений. После неприятного инцидента с самкой, у которой от истощения погиб медвежонок, мы решили носить с собой ракетницы. А однажды пришлось минут пять фехтовать веслом с крупным медведем, которого мы неосмотрительно отпугнули от выброшенного волнами свежего моржового трупа. Заканчивался октябрь, многие звери на мысе Блоссом голодали, и этот медведь, хоть и начал уходить при нашем приближении, все же развернулся и с рычанием стал защищать свой обед. Копирование медвежьих повадок на этот раз не помогло, как и весло, которое только удерживало зверя на расстоянии в 1,5 — 2 метра. Разрешить конфликт удалось лишь выстрелом из ракетницы. Но даже после чувствительного удара в шею зверь отбежал всего на 30 — 40 метров, и нам пришлось повернуть к дому, причем медведь, придерживаясь той же дистанции, с ворчанием сопровождал нас до моржового трупа, от которого мы его отогнали.
