Дерзкая. Пленница (тело)хранителя - Светлана Тимина
Я не успела обдумать его слова. Надо было если не сгладить свою дерзость, то перевести стрелки в безопасное русло.
Странно, иначе не сказать. Меня изнасиловали у всех на виду. Избили, разорвали платье и хотели изнасиловать. Да что там — на моих глазах этих двух обидчиков приговорили к смерти. Можно, конечно, чтобы меня успокоить, только… с какой стати Тагиру это делать?
— Я не хотела этой свадьбы. Ты сам догадался. Так что я не понимаю, как к этому всему относиться.
— Неужели? — сощурился Тагир. — Каждая девушка мечтает о свадьбе, разве нет? О таком платье… Тем более.
— Прекрати паясничать, Ти… Тагир, — назвать его издевательской кличкой я не смогла. — Я имею право знать, зачем ты это устроил? Понял, что я никогда не буду с тобой по своей воле, и устроил похищение? Зачем было устраивать цирк на свадьбе? Моя, не доставайся никому?
В его глазах появились веселые огоньки. Но я не успела выдохнуть от облегчения. Мужчина не смотрел на меня, как на женщину, которой хотят обладать и ради которой можно убивать. Никаких чувств, кроме презрения и все того же унизительного снисхождения.
— Я думал, ты умна. Но нет. Похоже, что сопливые романы о любви исказили твою картину реальности.
Я заморгала, понимая, что он не шутит. Не ждала, что так быстро признается, что это из-за чувств, но была уверена — увижу, если скроет. К тому же я не придумала себе химию, что витала между нами в последние дни, особенно тогда, когда мы буквально столкнулись лбами и взглядами.
Стало страшно, а вместе с тем пусто. Моя самооценка рухнула. Не укладывалось в голове — зачем все это? Изнасилование, похищение, приговор его же людям. Станут так париться ради выкупа?
— Тебе нужны бабки? — мой голос дрогнул, я только надеялась, что это не выглядело разочарованием. — Звони отцу, я скажу… что хочешь скажу. Да даже то, что не хотела этой свадьбы. Что у нас с тобой договор. Ты меня спас. Я тебе бабло. Чего ждешь?
Идея показалась мне достойной нобелевской премии. Несмотря на весь ужас положения, я даже улыбнулась. Вот как ловко придумала. Истинная Беляева. Если Тагир не собирается насиловать меня дальше — страсть мне не угрожает — то не сможет не признать разумность доводов.
Уверенная в своих силах, я без страха смотрела в тёмные, как ночь, глаза мужчины.
Жизнь не стоит на месте. Даже когда тебя вырвали из привычной среды. Даже когда унизили публично. Всегда есть выход — надо не поддаваться панике, а просто его найти.
— Деньги? — Тагир выплюнул это с таким презрением, что я отшатнулась. — Мне плевать на тебя и твое нежелание выходить замуж, дура. Мне плевать на выкуп, который мог бы дать твой отец. Запомни, — хотел назвать меня, по-видимому, обидным словом, но почему-то сдержался, — ты не стоишь ничего. Ты всего лишь средство, с помощью которого я могу влиять на твоего отца. Просто вещь, с которой он не хочет расставаться. Не придумывай себе то, чего нет и никогда быть не может! Если ты решила, что я выебал тебя на столе от дикой страсти, захлопни губу. Такой секс не приносит удовольствия.
Бил по-больному. То ли знал, каким тригером запало в мою душу равнодушие отца с детства, как и все те парни, которые исчезли из моей жизни, то ли говорил правду, не задумываясь, как она на меня повлияет. У вещи в его понимании не было права на чувства.
Я не сдержалась. Подняла глаза.
— Ты урод, Тагир. Ты не придумал ничего лучше, как отыграться на мне. Почти на ребенке.
Он ждал. Я же ощутила, как горло стянуло инеем слез, которые только чудом не пролились. От обиды и собственной неполноценности в глазах похитителя я заплачу позже, замаскировав это под страх. Сейчас же я не боялась высказывать ему в лицо прямое свидетельство своей обиды.
Думала, незаметно. Думала, играю с таким опасным, взрослым и опытным мужчиной на равных. Страх? Обида вытеснила все. Да если действительно так — я лишь средство для достижения цели, мои слова отрикошетят от его стен, как баскетбольный мяч.
— Мой отец никогда бы так не поступил. С детьми и женщинами.
Договорить я не успела. Череп прострелила нешуточная боль, я вскинула руки, мало парясь о том, что моя грудь обнажилась, и унизительно завыла. Может, я и была сильной. Но терпеть боль не умела.
— Запомни, маленькая сучка, — практически касаясь моих губ своими, произнес Тагир с такой ненавистью, что я оцепенела, — еще раз ты сравнишь меня со своим отморозком-папашей, я брошу тебя на потеху своим парням. И сниму еще одно видео. И поверь, единственное, чего ты захочешь после этого — застрелиться. Только не жди, что я подарю тебе эту милость.
Глава 13
Тагир
Я чувствовал, как костяшки пальцев сбиты в кровь, даже через уплотнитель боксерских перчаток.
Я так долго терзал эту боксерскую грушу, что ребро латекса пошло вмятинами. Такие же были на перчатках — они не защищали больше, только усиливали боль. Но все это не имело никакого значения.
Я бил, задыхался от усталости, давал кратковременный отдых забившимся мышцам и снова — несмотря на то, что почти не держусь на ногах, лупил как одержимый.
До тех пор, пока улыбка Марины и восторженные глаза Саята не растаяли в кровавом тумане.
До того самого момента, пока нарисованное в воображении и перенесенное на грушу лицо Белого не превратилось в кровавое месиво. Я почти ощутил, как он испускает последний вздох. Только тогда рухнул на мат, глядя в потолок, ожидая, пока рассеется кровавая пелена.
Внутри разливалась пустота, затянутая коркой тонкого льда. Об умиротворении в сознании речи не шло. Я смирился с тем, что никогда больше не попробую его на вкус.
Но это было необходимо, чтобы я не убил на хрен Юльку Беляеву, которую оставил рыдать в ее новой камере.
Имела ли она хоть малейшее понятие, что творил ее отец? Вряд ли. Эта тварь смывала кровь со своих рук, возвращаясь домой, и наверняка по пути покупала своей обожаемой дочери конфеты. Целовал ее на ночь в лоб, и вряд ли хоть капля раскаяния посещала его мозг.
Тогда Юлька точно не могла знать, какое чудовище ее отец. Но это не оправдывало девчонку в моих глазах. Я видел, во что она превращается. Избалованная сучка, полная уверенности, что весь мир валяется у ее ног. Никакого повода и желания жалеть ее у