Иволга и вольный Ветер - Галина Валентиновна Чередий
Тело зазвенело в предвкушении, мигом забывая о любых хворях, и я еле сдержал торжествующую хищную ухмылку, приветствуя стремительно наливающуюся тяжесть в паху. Сейчас, мы это сделаем впервые прямо сейчас, только голову опять не вздумай включать, селянка моя прекрасная.
— Ва-а-альк! Дома ты чтоль? Это я, тёть Таня, к твоему гостю болящему пришла!
Да твою же мать, так-раз-так эту скорую медицинскую помощь!
Глава 9
Валя
Вдох-выдох-вдох-выдох, тихо-тихо, тормози, Иволгина!
Я в шоке. Никак не меньше. Мне что, так мало нужно, чтобы попасться? Как это вышло вообще? Ведь когда бальзам этот клятый брала, и в мыслях ничего такого не было! А может, было, и я сейчас вру себе? Какого черта просто не сунула баночку Егору, пусть бы сам мазался. Выходит, чего-то о себе не знаю? Чего-то такого, что известно Ветрову и другим мужикам-ходокам о всех женщинах в принципе, что и позволяет им вести себя так уверенно и всегда почти добиваться своего. То самое, от чего потом женщина ходит и недоумевает, как это вышло-то, ничего же не предвещало.
Как это работает? Несколько раз произнести слово “удовольствие”, смотреть так, чтобы мурашки то и дело в жар от смущения, а потом в удачно подвернувшийся момент губами горячими, как огонь разок по коже, и хоба — сезам-то готов уже открыться и отдаться. И ладно бы чуток выпившая была, как первый раз с Яшкой, так нет же, ни в одном глазу, но в голове поплыло мигом, как если бы с горла самогона нахлебалась.
Я знаю, о чем говорю, как-то лет в десять забежала в дом с улицы в жару и, не подумавши ни секунды, цапнула пластиковую полторашку из холодильника, посчитав, что там вода. А там спирт был отцовский, благо уже разведенный. Успела глотка три жадных сделать, прежде чем в нос ударило, а горло обожгло и перехватило. Закашлялась и отшвырнула, да поздно уже было. Папаша тогда орал, столько же пойла его разлилось зазря, обзывался и даже врезал вроде, помню смутно, унесло сходу, и маме пришлось меня спать уложить.
Вот и сейчас, стоило Ветрову губами прижаться к моему запястью, так у меня в голове поплыло и, к моему полному ошеломлению и стыду, мягко, но мощно потянуло и сжалось… вот прямо там. Внутри, в самом интимном местечке, мышцы плавно, но неумолимо сокращались, как если бы… ну не знаю… намекали, что не против сжаться вокруг чего-либо инородного.
Ой, ладно уже, Иволгина! Не девочка уже, понимаю, что за инородный предмет хотели бы стиснуть эти мои мышцы. То есть и я хотела, так? Между ног-то отдельных мозгов нет, чтобы иметь свои хотелки. Так что, нечего перекладывать вину на слабость предавшего тела, как это красиво обзывают в романах любовных. Это не тело предало, это получается я сама на передок слаба, раз такие вещи происходят со мной. Ветров целовал и гладил языком мою руку, и именно мне, мне всей, а не какой-то безответственной и внезапно похотливой части от этого стало так волнительно хорошо. Мне. И у меня сейчас в трусах повлажнело. Что особенно четко ощутилось на улице, куда я трусливо смылась прямо как была, даже без шали, когда тетя Таня пришла осмотреть Ветрова и прервала нас в такой щекотливый момент.
А если бы не она, что сейчас уже происходило бы? О, ну да, вопрос вопросов. То и происходило бы. Секс. Потому что, если от простых поцелуев Егора в руку я натуральным образом захмелела и промокла, то чего уж говорить о чем-то посерьёзнее. Нет, устоять было бы не вариант. Печально, но факт.
Но почему, блин?! Я же его знать не знаю, и он мне не нравится даже. Наверное. Мы с Яшкой почти месяц гуляли, прежде чем… И то, если бы не день рождения его сестры, где я выпила, вовсе не факт, что и тогда бы он меня уломал. А ведь я думала, что влюбилась, может, и правда, была влюблена, сейчас-то, когда он все изгадил уже и думать об этом не желаю. Но тогда… Яшка меня обхаживал, гулять водил, нежности шептал, стихи читал, про будущее общее красивое трещал, песни на гитаре бренчал, целовались-обнимались мы часами напролет, и то я не ощущала себя такой пьяной от возбуждения никогда. А тут одно касание, и мгновенно пошла реакция, мощная и необратимая, как лавиной накрыло.
Подул ветерок, пробирая насквозь, и я уставилась на свою уже дважды целованную руку, растирая между пальцами так и не нанесенный бальзам. Это что же у меня тут пресловутая эрогенная зона, о которых читала? Или не только у меня, раз Ветров действовал так уверенно. Знал ведь что делает, точно знал, чертяка, по глазам видно было. А где ещё, интересно? Вот, если возьму и в лоб спрошу, он покажет? Ха! Покажет чую, ещё как! Внутри все затрепетало, примерно так, как бывает, когда карусель с места трогается. Страх и азарт.
— Ва-а-аль! — позвала меня тёть Таня из дома, и я, тряхнув головой, заскочила обратно. — Нет, ну ты погляди на нее! Вам что, одного болящего в доме мало? Сама слечь с простудой хочешь? Кто тогда за мужчиной ухаживать-то будет?
— Да что мне будет, я же привычная, — отмахнулась, упрямо не встречаясь взглядом с Ветровым, который напротив смотрел на меня пристально и даже с лёгкой ухмылкой, как бы вопрошающей “Ну и что ты намерена делать? Прикинуться, что ничего только что не было?”
А я ещё не решила, ясно? Я, может, не такая, и ни черта ты меня не поймал на свои фокусы, умник. Но какой-то противно ехидный голосок в голове пропел “Така-а-ая-а-а!”
— Привычная она… видала я таких привычных… вся жо… задница потом исколота… — поворчав, тетя Таня озвучила-таки свой вердикт — ничего особенно страшного, просто переохлаждение, а после дала рекомендации как лечиться, вручила пару блистеров с таблетками на случай повышения температуры вечером и, пообещав зайти ещё завтра, ушла.
— Ну что же, значит, будем тебя чаем с вареньем малиновым поить и ноги парить, — сразу же засветилась я, испугавшись мгновенного сгущения атмосферы в
