Шоколад - Тася Тараканова

— Майя? Что…

В зеркало я себя не видела, но док замер на полуслове.

— Есть другой вход?

— Да. С торца справа. Иди туда. Сейчас открою.

Через несколько минут я пробралась с черного входа в медпункт.

— Я решила принять предложение начальника.

— Какое?

— Поселиться в административном корпусе. Помоги туда дойти.

Виктор запустил пятерню в волосы, дёрнул так, что мне казалось, он вырвал клок волос.

— Майя! Он ещё вчера улетел. Пришёл борт и его вместе со Стасом отправили в город.

— Так Стас был у тебя?

— Нет. В посёлке.

От мгновенно накатившей слабости я пошатнулась.

— Сядь уже. Рассказывай, кто тебя…так

— Егор. Он обещал приходить каждую ночь. Они со Стасом напали на меня вдвоём в тот вечер.

В глазах Виктора я увидела неприкрытый испуг.

— Ты сказала об этом начальнику?

— Я думала, он знает.

Виктор непроизвольно застонал и опять вцепился себе в волосы.

— Ты ошибаешься.

Осознание того, что мне никто не поможет, не пощадит, ударом молнии прошлось по нервным окончаниям. Я часто заморгала, дыхание сбилось.

— Дай обезболивающее и успокоительное, если есть.

— Чёрт, дерьмо! Куда он бил?

— В голову, живот, по рёбрам, по лицу.

— Дышишь свободно? Тошнит, голова болит?

Хотелось позорно расплакаться. А я ведь просила Витьку оставить меня здесь. Сглотнув вязкую слюну, собрала крохи достоинства и удержалась от унизительной капитуляции.

— Терпимо.

— Ты останешься здесь. Скоро вернётся Пётр Григорьевич, я с ним поговорю. Так не должно быть. Егор перешёл все границы.

К чему делать вид, что вот он-то непричастен к тому, что твориться в колонии. В этом гадюшнике мужчины переходили границы без каких-либо стоп-слов, брали то, что хотели по праву сильнейшего. Извращённое удовольствие толкало их на эксперименты. Думаю, с каждой новой партией узниц, мужские аппетиты росли, желания множились, вседозволенность развязывала руки. И какая-то бесцветная моль посмела ускользнуть из лап садистов.

Док дал пару таблеток, я проглотила их, запив водой.

— Иди в стационар, у тебя постельный режим как минимум несколько дней.

Как в тумане по узкому коридору, я добрела до комнаты, скинула рюкзак с плеч, сняла ветровку, легла на кровать. Силы, которые я копила для последнего рывка, покинули меня. Я перестала биться в безмолвной истерике, превратившись в стылый комок истерзанных мышц. Низкий потолок давил на меня, серые стены наползали с двух сторон, тёмное небо за окном обещало неминуемую кару, а тело налилось свинцом, не в состоянии двинуться даже на миллиметр.

Меня разбудили мужские голоса, доносившиеся из приёмной. Подскочить не позволила голова, которую от резкой побудки ошпарило болью. Отдышавшись, я медленно поднялась с кровати, вышла в коридор и на цыпочках стала подкрадываться к двери, чтобы услышать разговор.

— Не лезь не в своё дело!

Голос Егора полоснул по нервам, ноги отказали, и я осела у стены. Уши словно заложило ватой, негромкий ответ дока я не разобрала.

— Тебе здесь долго жить. Не стоит со мной ссориться! Чтобы к вечеру эта шлюха была в своей камере.

Хлопнула входная дверь. Через несколько минут дверь из приёмной открылась. Виктор шагнул в квадрат тусклого света в коридор.

— Майя.

Док натолкнулся на меня, постоял в нерешительности и присел на корточки напротив.

— Ты всё слышала?

Кивнула. Виктор ожесточённо дёрнул себя за волосы.

— Осторожно. Вырвешь.

Он вздохнул.

— Знаешь, я в детстве полголовы себе выдирал. Накручивал на палец и дёргал. Пролысины даже были. Мама меня к психологу водила. — Виктор помолчал. — Ты случайно не в меде училась?

— Полтора года. Потом замужество, ребёнок. Взяла академ, но так и не вышла на учёбу.

— Я так и понял. Эх! Никогда не думал, что скажу такое. Тебе надо бежать. Чем быстрей, тем лучше. Надо пересидеть в посёлке до приезда начальника. Посёлок километров в десяти отсюда.

— А как…

— Из лагеря выйдешь через лаз у меня за домом. Я сам…иногда пользуюсь, чтобы не через КПП.

— Собаки…

Голос надломился.

— Вещи из своей комнаты все забрала?

— Да. Только кроссовок остался и…трусы

— Где они?

— Кроссовок на пустыре, наверное. Трусы… у Егора.

— Ладно. Сейчас после дождя очень сыро, не дрейфь насчёт собак. Держись дороги. Хватятся вечером, ты успеешь дойти. На дороге осторожно, тут синяя четвёрка ездит туда — сюда. Наши повара.

— Куда ездят?

— Домой, в посёлок. Каждый день мотаются, не пойми зачем.

— Но есть же какая-то связь?

— Да, закрытый канал спутниковой связи. Пётр Григорьевич Егору оставил. Он всегда оставляет его заместителем.

Всё гораздо хуже…

Виктор замолчал, ухватился за волосы и дёрнул их.

Через чёрный вход мы шмыгнули за дом, и Виктор привёл меня к скрытому лазу. Похоже, никто толком не контролировал периметр, а на свидания молодому доктору ходить хотелось. Лес, романтика, объятия — всё разнообразнее, чем в комнате на узкой кровати.

Виктор вытащил из кустов кусок скрученной клеёнки, развернул её и постелил на землю, помог подлезть под ограждение, просунул следом рюкзак.

— Сейчас иди прямо, потом сверни вправо к дороге. Выйдешь к ней, иди рядом, но только по лесу. Потом выходи на дорогу, так быстрей дойдёшь. Но осторожно. Слушай звук машины. Они могут искать. Всё. Давай. Мне надо возвращаться, чтобы не заметили.

Виктор отвернулся и зашагал в своё логово. Колония осталась за спиной, я побрела в глубину леса, стараясь двигаться плавно, выбирая, куда ступить в глухом таёжном лесу. Стволы сосен качались перед глазами, голова болела, ноги еле двигались. Страх заблудиться всё больше одолевал меня. Пройдя какое-то время, я повернула вправо. Казалось, что дорога где-то близко.

Но это только казалось. Лес был всюду одинаковым, ориентиров никаких. Вот муравьиная куча, и тут тоже, и там. Поваленное дерево, пенёк, ещё одно дерево похожее на первое, и снова пенёк. На этот ещё мокрый от ночного ливня пень, я присела передохнуть, подложив под себя рюкзак. Ноги давно промокли, за шиворот натекла вода, лицо было в липкой паутине.

Лес оказался совсем не таким приветливым, как думалось вначале. Он укрыл меня, спрятал, но наполниться свободой и радостью не получалось. Расстегнула молнию, вытащила из кармана части поломанной машинки, сжала их. Хотелось вспоминать каждую беззаботную минуту, проведённую вдвоём с сыном.

Укладываю его спать, а он:

— Полежи со мной.

Ложусь рядом. Данилка начинает засыпать, глаза слипаются. Бормочет.

— Иди к себе.

Так много было счастливых часов там, так ничтожно мало их здесь.

Лес нашёптывал, что я заблудилась. Не лес, а мой страх, но люди страшнее. Несколько раз я останавливалась, отдыхала, за время пути съела две шоколадки, осталось ещё две. Теперь я радовалась, что сохранила их. Память о