Темный Лев - София Александровна Ларина
Человеком быть не нужно и так понятно, что он, как и вчера сидит на моем рабочем месте.
Вдох-выдох, вдох-выдох.
Осознаю, что это подозрительно, открыть дверь, но не войти. Поэтому набираюсь храбрости и перешагиваю порог ординаторской.
— Время встречи изменить нельзя! — выдаю на одном дыхании, прикрывая за собой дверь.
Встречаюсь с его открытым изучающим меня взглядом и на автомате дыхание задерживаю. Его глаза горят жидким серебром, что мгновенно припечатывает спиной к двери.
Почему он такой красивый и насмерть сокрушающий? Почему так, пронизывающе до пят, смотрит?
— Здравствуйте, Рината! — гремит его выразительно властный голос. Он резко, поднимается с моего кресла и смелой, но в то же время изящной походкой сокращает между нами расстояние. Он с таким дурманящим напором появляется передо мной, что назад попятиться хочется, вот только некуда. Панически боюсь втянуть его запах и задохнуться им. Боюсь этой манящей и до боли притягательной сладости его души.
— Здравствуйте! — отвечаю и вопреки своих же требований, держаться подальше, протягиваю ему руку.
Лев не мешкает ни секунды, обхватывает мою холодную ладонь и заметно вздрагивает. В это же мгновение его сконцентрированные зрачки опасно расширяются и теперь уже меня кратковременно встряхивает.
Что за неадекватная реакция?
Дыхание неестественно учащается, а кожу на позвоночнике внезапно окатывает россыпью колющих мурашек. Тепло, между нами, кажется обжигающим, и мои холодные до этого руки, ощутимо согреваются.
— У меня к вам несколько вопросов, Рината!
Эта фраза, точно триггер, заставляет меня вздрогнуть всем телом и еще крепче сжать мужскую ладонь, ведь сознание уже ярко транслирует утренний сон.
Боже, всю разом в пот бросает.
В голове сразу возникает страх — он все знает… Знает, ибо таких точных совпадений с реальностью не бывает.
То же место. Позиция. Рукопожатие. И та же фраза нутро изнуряющая.
Я помню последовательность нашего ракового диалога… Помню каждое словечко, но боюсь произносить ответ вслух, боюсь запускать цепную реакцию необратимых последствий.
Сознание красными лампочками сигналит о чудовищной опасности и, намеренно блокирует дыхание, запрещая озвучивать. Но вот его вопрошающий и глубокий в самое нутро взгляд, заставляет выдохнуть тихое…
— Спрашивайте!
Губы неосознанно дрожать начинают, как в том сне, и я не в силах унять их состояние. Не сейчас. Я с замиранием сердца, ожидаю губительную фразу — «Что вы чувствуете рядом со мной?».
И мне бы взгляд отвести, потому что тяжело удерживать контакт с этим серым туманом… Но так он точно узнает, насколько я напугана, а я не могу себе этого позволить.
Лев вдыхает полной грудью витающий вокруг нас воздух, видимо готовясь выдать самое пугающее для меня на свете и, на выдохе произносит…
— Присядем? — оглушает каким-то хриплым до дрожи скрипучим голосом.
Лев
Отвожу взгляд от пронизывающего до конечностей выражения лица девушки. Отступаю назад, неохотно разжимая потную ладонь.
— Не отпускай! — требует Темный, но уже поздно. Рука Ринаты точно обессиленная, свисает вдоль изящного и хрупкого тела.
Прописываю зверю полный игнор и намерено отхожу как можно дальше, чтобы не ощущать этот безумный, сводящий с ума аромат ее кожи.
Совершаю осторожный, едва заметный человеку вдох и собравшись мыслями начинаю…
— Насколько я знаю, операции умерших пациентов, провели именно вы, — спокойно констатирую, обретя наконец естественный голос.
— Да, — дрожь в ее голосе раздает явное волнение. Рината присаживается на свое кресло, в котором знаю, очень удобно и, встревоженно склоняет голову на бок. — Как и многие другие… — добавляет с твердой ноткой на конце.
«Многие» — у этого слова есть конкретная цифра? А то я не совсем понимаю значения данных букв. Хотя от чего же? Если судить по увиденному в операционной, можно смело предположить, что за пять лет ее работы в хирургии, по меньшей мере, полторы тысячи операций за ней числится.
— Все процедуры были последовательны, одна за другой, не так ли? — поднимаю вопросительный взгляд.
— К чему ваш вопрос? — срывается ее голос и еще больше дрожать начинает, а у меня, как следствие, цепной реакцией за грудиной колошматить. — Вы думаете я причастна к их смерти? — поднимается с кресла.
— Я лишь пытаюсь разобраться! — отзываюсь на ее явное возмущение. — Просто, это выглядит немного странно, ведь все пациенты исключительно ваши…
— Намекаете, что я допустила одинаковую операционную ошибку у всех троих? — смотрит на меня своей чумовой синевой и точно в душу заглядывая говорит, — Считаете, я связана с их смертями?
Сам офигеваю, как она танком на меня со всей скорости напирает, аж плечи в себя вжимаю неосознанно. Но что самое интересное — она права, я действительно считаю, что связь между ней и смертями имеется.
— Да, — выталкиваю как можно быстро. Эти две буквы мне сейчас глотку обжигают.
Романова вдруг всхлипывает несвойственно, словно ей пощечину зарядили и уже со слезами на глазах выдает…
— Я как рыба в воде, в мире хирургии, — утверждает сдавленным тоном. В сердце, словно толстую иглу втыкают — так мне больно от ее голоса.
Мне даже хочется извиниться за свое жесткое предположение, сказать, что я верю, ведь имел честь лицезреть собственными глазами, но не успеваю и рот открыть…
— Я ни одной смерти не допустила, кто бы не ложился под скальпель, — она усердно пытается собрать в кучу свою ранимость и слабость передо мной. — Ни разу не допускала врачебной ошибки… — собирается-таки силами, говорит теперь четко и уверенно, — И эти, три мои пациента стопроцентно шли на поправку, исключая любой намек на обратное.
В ее словах нет ни капли лжи, чувствую. Однако, меня не покидают сомнения, что она в курсе произошедшего. Эти мысли засели мне в голову еще вчера, подобно занозе, которую я не могу достать самостоятельно. Мое чутье подсказывает, что она уже видела подобное.
— Тогда, что-же, по-вашему, произошло? — пытаюсь не давить, разговаривать совершенно спокойно. Мне же нужно каким-то образом выводить ее на эмоции.
— Я… я понятия не имею, — губу прикусывает. — Они просто… — взгляд свой, сожалеющий отводит, сжимая кулачки. — Их словно…
«Обездушили» — читается в голове. Однако она не решается озвучить это вслух.
И тут меня прям дергает спросить…
— Вы в курсе, что произошло с пациентами, не так ли? — поднимаюсь со стула и намеренно подхожу ближе. Мне проще ощутить подлинные чувства, находясь максимально близко с человеком, но… Ответ на мой вопрос уже отпечатывается на ее лице. Губы Ринаты предательски задрожали, зрачки расширились от страха, а дыхание неизбежно сбилось. — Вы видели подобное раньше, я прав, Рината? — приближаюсь еще ближе, чтобы повторно убедиться.
В этот момент из горла девушки вырывается натуральное всхлипывание с оглушающим меня «ДА!».
Твою мать! Сердце кровью обливается.
