Забери меня - Маргарита Дюжева

Секунду ничего не происходит.

Потом он как-то нервно дергает кадыком, пытаясь сглотнуть, и на щеках появляется румянец.

— Вкусно, да? — шамкаю, облизывая губы.

Медленно моргает. В глазах такое изумление, что хочется ржать, но я держусь.

Снова кусаю и кивком подначиваю его к продолжению.

— Ешь, пока тепленькое. Остынет — будет невкусно. Или не понравилось?

— На троечку, — сипит.

— Так и знала, — пренебрежительно фыркаю, продолжаю есть не скрывая удовольствия, — передо мной матерый зануда и фуагроед.

Демида передергивает, но он снова кусает. Его явно коробит от того, что девчонка уплетает за обе щеки и не морщится, а он не в состоянии справиться с несчастной сосиской. Теперь уже румянец приобретает багровый отлив, и на лбу выступает мелкая испарина.

Мысленно благодарю продавщицу за такой термоядерный хот-дог и продолжаю наблюдать за его мучениями. У него, наверное, полыхает до самого выхода.

Так себе месть, конечно. Но все лучше, чем ничего. Пусть не выпендривается.

Я первая уминаю свою порцию и со счастливым вздохом открываю бутылку:

— Просто блаженство, — делаю пару глотков. — Водички?

Демид, откинув свои манеры чопорного барана, выхватывает у меня из рук бутылку и махом осушает ее до дна.

Эх, как его припекло.

— Давай еще по одной? Я сегодня щедрая. — Уже достаю из сумочки свой кошелек, но он ловит меня на ходу и просто тащит прочь от лотка.

— Все, спасибо, сыт, — рычит.

— Как знаешь, — я едва поспеваю за ним и при этом пытаюсь не улыбаться.

Счет открыт, Демид. Одну эмоцию я из тебя уже выбила.

Самое дурацкое из моих свиданий. Если это вообще можно считать свиданием, потому что у меня такой напряг, что словами не передать, а у Демида вид человека, который искренне недоумевает, какого хрена его сюда занесло.

Я не знаю, как это называется, но между нами то и дело проскакивают искры.

Злые, колючие, от которых вдоль хребта поднимаются ядовитые шипы и хочется кусаться.

Почему нельзя просто гулять, флиртовать, есть мороженое и говорить о глупостях?

Внутренний голос услужливо подсказывает, что не того персонажа я выбрала для подобного рода прогулок. Это не студент и даже не просто молодой беззаботный мужчина.

Это другой уровень.

И это бесит.

Я даже срезаю половину развлекательной программы на сегодняшний вечер.

Изначально хотелось затащить его на колесо обозрения, но спустя некоторое время эта идея показалась нелепой. Какое к чертовой бабушке колесо? Надо идти домой.

Признаваться сестре в том, что переоценила свои силы, замахнувшись на такого как Демид и выдыхать. Потому что с выдохами самая настоящая беда. Аж зубы сводит.

Мое бедное сердечко еле бьется и подскакивает до самых гланд, если наши взгляды случайно пересекаются.

Про трусы молчу. Их давно можно отжимать.

Я не понимаю, что со мной творится и почему весь мой организм живет своей жизнью, совершенно игнорируя жалкие потуги разума взять под контроль разбушевавшиеся гормоны. Остается только надеяться, что Демид на столько слеп и невнимателен, что не замечает очевидных признаков моего сексуального безумия.

Хотя… Мне все больше кажется, что он не замечает меня всю. Принципиально.

Зачем тогда приглашал?

Мы еще раз проходим вдоль набережной, немного ускоряясь мимо лотков с уличной едой, и как-то логично сворачиваем на парковку.

Вечер окончен, так и не начавшись, и мое настроение скатывается ниже плинтуса.

Особенно когда его телефон звонит, и Барханов слегка поморщившись, кивает мне:

— Минуту подожди.

Он неспешно отходит на пяток шагов, к парапету, но я все равно слышу его тихое:

— Да, Эль.

Это та самая Вобла в красном, которая была с ним в первый день знакомства!

Я зло отворачиваюсь, всеми силами делая вид, что не слушаю, что мне плевать, а саму просто колотит. К промокшим насквозь трусам добавляется дикая ревность, подкидывая мне еще больше проблем.

А на что ты рассчитывала, Лерочка? Что его приглашение равно предложению руки и сердца? Что на моем фоне все остальные женщины просто померкли, потеряли свои краски и свалили с горизонта событий?

В этот момент рядом с машиной Демида, гремя басами на всю набережную, влезает серебристое спортивное купе с открытым верхом. Там двое парней. Молодых, симпатичных, одетых с иголочки. С дорогими телефонами, часами, кроссовками. С наглыми взглядами. Мажорики. Игривые, шальные. Понятные!

Один из них цепляется за мои ноги, откровенно медленно ведет по ним взглядом и присвистывает:

— Неужели такая прекрасная девушка одна?

Их внимание — бальзам для моего потрепанного самолюбия. Украдкой бросаю взгляд в сторону Демида, все так же стоящего у парапета и разговаривающего по телефону.

Гад.

— Можем составить компанию, — предлагает второй, — прокатимся на колесе обозрения?

Губы сами складываются в игривую улыбку.

— Простите, мальчики, — выдаю наигранное сожаление, — сегодня никак.

Я флиртую не потому, что мне этого хочется, а потому что дурацкая игра позволяет придушить те ростки боли, что пробиваются сквозь грудину.

Краем глаза замечаю, что Барханов, наконец, заканчивает сюсюкаться со своей со своей сушеной Воблой и идет к нам.

Цепкий взгляд тут же впивается в новых персонажей, и я становлюсь свидетельницей волшебной трансформации двух молодых самоуверенных кобельков в сахарных кутят.

Не только у меня рядом с ним возникает ощущение, что не дотягиваю. Барханов сминает их одним взглядом. В нем ничего невозможно прочитать, но парни перестают демонстрировать свои отбеленные идеальные улыбки и сваливают, не сказав больше ни слова. А Демид подходит ближе и все-таки смотрит на мои ноги. Долго, не отрываясь.

Снова ощущение будто прикасается, хотя, между нами, расстояние в пару метров.

Жар расползается по коже, и я готова ликовать оттого, что он перестал притворяться и строить из себя слепого.

Мимо нас проходит еще одна компания. Попроще, но тоже веселые. И я снова ловлю на себе восхищенные взгляды. Один из них