Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №08 за 1975 год
Ну а как насчет рыцарской чести? Оказывается, на противника рыцарь может «напасть спереди и сзади, справа и слева, словом, там, где может нанести ему урон» — так гласил устав тамплиеров. Но если противнику удавалось заставить отступить хоть несколько рыцарей, их соратники, заметив это, как правило, ударялись в паническое бегство, которое не в силах был остановить ни один полководец (как, впрочем, и управлять боем после начала атаки). Сколько королей лишились победы только потому, что преждевременно теряли голову от страха?
Воинская дисциплина была не просто слабым местом рыцарей — ее у них не было и быть не могло. Ибо рыцарь — индивидуальный боец, привилегированный воин с болезненно острым чувством собственного достоинства. Он профессионал от рождения, и в своем деле — военном — равен любому из своего сословия, вплоть до короля. В бою он зависит только сам от себя, и выделиться, быть первым может, только показав свою храбрость, добротность своих доспехов и резвость коня.
И он показывал это всеми силами. Да кто же тут может что-то ему указать, приказать? Рыцарь сам знает все, и любой приказ для него — урон чести. Такое самосознание рыцаря прекрасно знали и чувствовали полководцы, государственные деятели — мирские и церковные. Видя, что несокрушимые всадники терпят поражения из-за своей горячности и своеволия, вылетая в атаку разрозненными группами и зная, что тяжелая конница непобедима, когда наваливается всей массой, государственная и церковная администрация принимали меры для приведения хоть в какой-то порядок своих выскочек. Дело-то ведь еще и в том, что рыцарей было мало. Например, во всей Англии в 70-х годах XIII века было 2750 рыцарей. В боях участвовало обычно несколько десятков рыцарей, и лишь в больших сражениях они исчислялись сотнями, редко переваливая за тысячу. Понятно, что это мизерное количество полноценных бойцов нельзя было растрачивать, распылять по мелочам. И тогда с конца XI века, во время крестовых походов, стали возникать духовно-рыцарские ордена со строгими уставами, регламентирующими их боевые действия.
Но самый крепкий порядок был, разумеется, в бандах-отрядах рыцарей-наемников, расплодившихся в XII—XIV веках, предлагавших свои услуги кому угодно и грабивших всех подряд в мирное время. (Именно для борьбы с этими бандами и были созданы впервые в средневековой Европе французскими королями в XIV веке настоящие регулярные армии, маленькие, состоявшие из разных родов войск, где воины служили за плату постоянно.) Надо сказать, что вся строгость воинских уставов и распорядков иссякала в тех разделах, где трактовалось о боевых действиях рыцарей. То есть строгость была, но требования были самыми общими: не покидать и не ломать строй, стараться, в разумных пределах, обороняться при неудаче, а не сразу бежать, и до победы лагерь противника не грабить.
Итак, как же воевала рыцарская конница? Чтобы сохранить строй к решающему моменту схватки, она подходила к противнику шагом, она была «покойна и невозмутима, подъезжала не торопясь, как если бы кто-нибудь ехал верхом, посадивши впереди себя на седло невесту», — писал один средневековый автор. И, только подъехав совсем близко к врагу, рыцари бросали коней в более быстрый аллюр. Медленное сближение имело еще и тот смысл, что экономились силы лошади для решающего броска и схватки. Пожалуй, самым удобным построением был издавна придуманный для тяжелой конницы «клин», «кабанья голова», или «свинья», как называли его русские дружинники, любившие, кстати, это построение ничуть не меньше своих западных коллег.
«Кабанья голова» имела вид колонны, слегка зауженной спереди. Давно известно, что конницу водить в колоннах очень выгодно, так как в этом случае лучше всего сохраняется сила ее массированного, таранного удара. Это не столько боевое, сколько походное построение — когда «клин» врезается в ряды противника, воины, едущие в задних рядах, немедленно «разливаются» в стороны, чтобы каждый всадник не топтал передних, но в полную меру проявил свои боевые качества, равно как и качества коня и оружия. У «клина» было и еще одно преимущество: фронт построения был узок.
Дело в том, что рыцари очень любили сражаться, но совсем не хотели умирать — ни за сеньора, ни за святую церковь. Они должны были и хотели только побеждать. Этому, собственно, и служили их доспехи. Этому служил и «клин». Ведь когда отряд рыцарей медленно, «шаг за шагом», приближается к врагу, он становится великолепной мишенью для лучников противника. Хорошо, если у того нет качественных лучников. А если есть? Если у них вдобавок отличные дальнобойные, мощные луки? Монголы при Лигнице и англичане при Кресси и Пуатье именно из луков буквально расстреляли прекрасно защищенных доспехами рыцарей. А при построении «клином» перед вражескими стрелками оказывалось только несколько всадников в самом надежном защитном снаряжении.
Да, рыцари умирали весьма неохотно. Они предпочитали бежать или сдаваться в плен в случае неудачи. В европейских войнах гибло их очень мало — единицы, и лишь в крупнейших битвах, решавших судьбы стран, — несколько сотен.
И дело тут не только в доспехах. Рыцари к XIII веку ощутили себя неким всемирным орденом, кастой, для которой не важны никакие территориальные границы, никакое подданство. Ведь границы все время менялись, области и целые государства переходили от одного короля к другому, а рыцари сидели в тех же замках, изъяснялись на французском языке и все, как один, считались слугами святой католической церкви. И убивать собрата, кто бы и откуда он ни был, становилось неприличным. Вот одолеть его — сбить с коня, взять в плен, и, главное, получить выкуп — это победа. А что пользы от трупа? Войны превращались в массовые турниры. Но не превратились.
Не позволили «грубые мужики» — крестьяне и горожане, воевавшие в пехоте.. Им-то рыцари пощады не давали. Но уж и они в долгу не оставались — пленных не брали. А когда в XIV веке бурно развилась боеспособная пехота, сражающаяся в плотных строях, не боящаяся конных атак и с длинными алебардами сама бросающаяся в бой, — рыцари кидались в бегство при одном виде швейцарских «баталий» и гуситских повозок, с ужасом и возмущением рассказывая о непривычных кровавых побоищах — ведь у швейцарцев, например, под страхом смерти запрещалось брать пленных. И когда рыцари тоже стали все чаще применять глубокие плотные построения, так что отряд превращался в железного дикобраза, их снова смела — теперь уже навсегда — пехота, вооруженная огнестрельным оружием.
А теперь посмотрим, чем же и в чем воевали рыцари.
В литературе нашей, особенно художественной, широко распространено мнение, что европейское рыцарское вооружение было ужасно тяжелым и неудобным. Как только не измываются над рыцарями романисты: бедные всадники в их повествованиях не то что сесть на коня — ходить, с земли подняться сами не могут. Да что винить писателей — их вводили в заблуждение солидные труды военных и невоенных историков. На самом деле рыцари не были врагами самим себе, да и вообще военное дело не терпит неудобств в снаряжении. И рыцарское оружие в этом смысле ничем не отличалось от любого другого. Просто на нем лучше, чем, пожалуй, на любом другом оружии, видны все изменения, происходящие со средствами нападения и защиты, которые диктует развитие военного дела, производства и социальных отношений.
В XI веке снаряжение тяжеловооруженного всадника сложилось в том виде, в котором оно просуществовало с незначительными изменениями, до XIV века и послужило основой для дальнейшего развития вооружения. К сожалению, подлинных западноевропейских доспехов XI—XII веков дошло до нас очень мало, и говорить о них приходится по изображениям на памятниках искусства.
Судя по ним и дошедшим образцам, подавляющее большинство рыцарей защищало тело кольчугой. До недавнего времени многие ученые считали, а иные считают и сейчас, что на Западе стали широко применять и делать кольчуги только с конца XI века, в результате крестовых походов, заимствовав секреты их изготовления на Востоке. До этого времени рыцари носили «неудобные (почему неудобные?) кожаные доспехи с нашитыми железными пластинками или кольцами». Немногие же кольчужные брони ввозились с Востока или из Руси. На самом же деле кольчугу в Западной Европе знали и изготовляли еще со времен античности и на протяжении всего первого тысячелетия нашей эры. Другое дело, что при всех своих удобствах, ее не только разрубает меч и топор или пропарывает копье — ее пробивает стрела. Поэтому воины конца первого тысячелетия нашей эры часто предпочитали ей более надежные пластинчатые и чешуйчатые доспехи. Ведь им приходилось сражаться с бесконечными волнами пришельцев с Востока — кочевниками, вооруженными могучими луками гуннского типа с тяжелыми бронебойными стрелами. Но к XI веку последние наследники гуннов — мадьяры — осели, прекратив опустошительные конные набеги, а для всадников были придуманы большие миндалевидные щиты, закрывавшие их от носа до середины голени.
