Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №07 за 1978 год
Квадрилья сделала несколько кругов. Мужская половина публики сохраняла холодное и равнодушно-выжидательное отношение ко всему происходящему, но ребятишки и девушки восторженно зааплодировали при виде этой красочной процессии. Какой-то пьяный прокричал на всю площадь:
— Оле! Красавицы, дай бог здоровья вашим драгоценным мамашам!
Откуда-то упала гвоздика. И ярко-красный узор ее заостренных лепестков резко выделялся на темно-бурой земле, маленьким огоньком горел среди серых домов, на темном фоне толпы. Косичка ловко подхватил цветок с земли и сунул его за ухо. Гром аплодисментов был наградой за этот лихой жест.
Проходом квадрильи закончилась первая часть праздника...
После полудня
Из таверны появился бык. Он пробежал в центр площади и там остановился, двигая из стороны в сторону рогами и царапая копытами землю. Люди смотрели на него слегка отупевшими глазами. Давала знать тяжесть обильной пищи и вина в переполненных желудках.
Под жарким майским солнцем начиналась коррида.
Веселый Косичка приблизился к быку и стал его дразнить. Бык напал, но плащ вовремя ускользнул. Правда, прием был лишен должного изящества, присущего профессионалам. А потом, вместо того чтобы следовать за плащом в пасе (1 Пасе — один из классических приемов тореадора, которым тот привлекает и дразнит быка. (Примеч. пер.)), бык неожиданно сделал довольно странный прыжок прямо на тореадора, но того это нисколько не смутило, и он избежал угрозы, ловко отскочив в сторону. То же повторилось еще несколько раз, когда на арену выходили другие тореадоры. Иногда к ним присоединялись добровольцы из толпы, и даже те, которые не решались выходить на арену и оставались в кругу зрителей, отваживались все же сделать пасе, когда бык пробегал совсем близко от них. Наконец снова прозвучал рожок, объявляя начало следующего действия корриды. Бык в это время находился рядом с дверью таверны и вдруг, непонятно как, исчез. Куда-то провалился. Мгновенно, будто дверь таверны была крышкой огромного колодца.
Наступило недоуменное молчание. Затем стали раздаваться возгласы возмущения, но когда альгвазил собрался вмешаться, бык вновь появился на арене, лихо швырнув в сторону полупустой бурдюк с вином. Однако что-то в нем переменилось, что-то зловещее появилось в его облике... Теперь к рогам быка были крепко привязаны два альбасетских (1 Альбасетский — из Альбасете, испанского города славящегося своими изделиями из стали, особенно оружием. (Примеч. пер.)) ножа, своими стальными лезвиями почти на пядь удлинявшие их.
Альгвазил хотел вмешаться, но стремительная атака опасного быка обратила его в бегство. А из-под накидки раздался злобный вызывающий возглас:
— Хе! Бык-плотогон не любит шутить! Пусть выходит, кто посмелее!
В кругу зрителей началась суматоха: женщин и детей оттеснили во второй, более безопасный ряд, а мужчины перешли в первый, вооружившись появившимися как по волшебству палками и большими стульями. Мэр поднялся, готовый выслушать нескольких стариков, требовавших порядка, но Руис нашел, что здесь и впрямь будет чем позабавиться:
— Ничего страшного, Амбросио! Ну убьют кого-нибудь, подумаешь, какое дело! — крикнул он мэру.
Косичка считал себя обязанным продолжать бой с этим новоявленным быком, который забавлялся тем, что нападал на зрителей и ловко ускользал от палок и стульев. Бык, увидев тореадора, бросился на него с такой стремительной яростью, что успел чиркнуть рогами по изгибу плаща, и материя аккуратно рассеклась на две части.
— Дьявол! — воскликнул Косичка. — Сукин сын!
От удовольствия животное несколько раз радостно подпрыгнуло. Хвост мотался из стороны в сторону, точно у настоящего быка. А когда Косичка, решив отстоять честь тореадора, пытался снова дразнить быка, тот, не отвечая на предложенную игру, внезапно бросился на него, и тореадору ничего не оставалось, как спасаться постыдным бегством. Накидка быка, казалось, превратилась в его собственную шкуру: неудержимый издевательский смех сотрясал ее.
Сухой пришел в ярость от такого неслыханного нарушения правил корриды и рванулся на арену. Но Косичка его остановил:
— Дай нам вначале его подразнить. А потом уж пусть поработают пикадоры. И тогда колоть мерзавца до мозга костей. Пока не упадет на колени!
Бык угрожающе устремился на группу зрителей. Пикадоры, возвышавшиеся на плечах своих товарищей, выставили пики, но их импровизированные лошади не двигались с места. Только одна, на которой сидел могучий здоровяк, спросила своего всадника:
— Ты его как следует отделаешь?
— Не сомневайся!
— Тогда вперед, на быка!
И они двинулись против стремительно нападавшего животного — теперь бык представлял серьезную опасность. И солнце сияло на лезвиях его рогов. Пикадор вогнал острие пики в подушку. Какой-то момент трое мужчин, всей силой своих напряженных мускулов подпирая друг друга, оспаривали первенство. Двое должны были одолеть одного — казалось, исход борьбы не вызывал сомнений. Среди зрителей уже стали раздаваться торжествующие возгласы. Косичка тем временем снова приближался к быку, как вдруг тот неожиданно отскочил в сторону, и пикадор вместе с лошадью повалились на землю. Ко всеобщему ужасу бык угрожающе бросился к ним, но пикадор показал ему острие багра. Тогда бык метнулся к парню, изображавшему лошадь; бедняга ушибся при падении и лежал, распластавшись, на земле. Однако бык не воспользовался его беспомощным положением, а удовольствовался лишь тем, что победоносно наступил копытом на поверженного врага. Косичка, оказавшийся в это время в центре событий, поспешно ретировался к председательской трибуне.
— Стадо трусов! — поднимаясь, воскликнул Руис. — Смотрите, как сейчас испугается этот тип.
Он свистнул, и огромный пес с ошейником из острых шипов уселся, виляя хвостом, рядом с хозяином деревеньки. Тот показал на быка уничтожающим жестом.
— За горло, Террон! За горло!
Пес разжал пасть, показав огромные острые зубы, и прыжком бросился на быка.
На мгновенье людей охватило сочувствие к переодетому человеку, и по толпе прошел ропот негодования. Но торжествующая улыбка быстро сошла с лица Руиса. Схватка была короткой. Раздался лишь хохот быка и истошный вой собаки, которая, перебирая ногами воздух, повисла, нанизанная на два ножа, ловко выставленные быком. Потом он резким взмахом головы подбросил собаку вверх, и она с визгом упала на землю, заметалась в предсмертной агонии и вскоре затихла.
Люди, казалось, онемели. Воцарилась недобрая тишина. Лишь Руис извергал проклятия и угрозы.
Теперь уже Сухой вместо опозорившегося Косички бросился вперед с плащом, переброшенным через руку, и багром, заменявшим копье, навстречу быку. Комично и уж совсем не к месту прозвучал возглас какой-то женщины:
— Моя скатерть! Моя шелковая скатерть!
Но на этот раз никто не рассмеялся. Все отчетливее и отчетливее становились приказы Руиса:
— Все на него! Дубинами его. Я выбью мозги этому ублюдку.
И в то время, как Руис продолжал извергать свои проклятья, а Сухой приближался к быку, в руках у зрителей стали появляться вилы и серпы. И тут свершилось чудо — чей-то властный и резкий голос остановил уже было двинувшуюся толпу и в самый последний момент все-таки сумел предотвратить убийство:
— Стойте! Ни с места!
Сила и металл этих слов могли принадлежать только Американо. Он выскочил на арену, сильным толчком усадив Руиса, растерявшего от неожиданности весь свой запал мести. Люди стояли, не двигаясь, вдоль вытянутого солнечного круга и, казалось, перестали дышать. Их внимание было сосредоточено на центре круга, где находились бык, еще более свирепый, и труп собаки. Американо подбежал к Сухому, схватил его сзади за куртку и, вырвав, бросил багор на землю.
— Этот бес сошел с ума, — сопротивлялся Сухой.
— Обожди, я тебе говорю! — Он направился к быку с решительностью, отпечатывавшейся в каждом его шаге. В его твердой стремительности чувствовалась сила, готовая преодолеть любое сопротивление. Он не дошел до быка всего двух шагов: единственное, что их разделяло, подобно границе между жизнью и смертью, — это окровавленная собака.
— Кончай маскарад, Дамасо!
Это был приказ, короткий, как щелчок кнута.
— Если ты принес динамит... Хе!
— Снимай с себя этот наряд, или я сам сниму.
Бык глухо ответил:
— Не угрожай и не выводи меня...
— Я не угрожаю. Снимай...
Пауза, протяжная и глубокая, на одном острие со смертью. Медленно, медленно шкура-накидка стала отделяться от тела, как у линяющей змеи. Упали на землю ножи с большими рукоятками, и появилась ухмыляющаяся и счастливая физиономия Дамасо. Люди увидели перед собой человека, всего лишь человека, и снова заволновались. Руис опять стал призывать их к убийству:
