Совок-9 - Вадим Агарев
А, может, свой свисток на морской узел завязать⁈ И всего себя отдать работе?
Тьфу ты, какая глупость в голову лезет! Ну Лизка, ну мерзавка! Уж, если и ждал я какой беды от баб, то никак ни с этой стороны…
Н-да… Пойти в сортир и застрелиться, что ли?
Глава 9
Спать я ушел непобеждённым, но находясь в глубокой задумчивости и сопровождаемый торжествующим взглядом коварной мерзавки Елизаветы.
К счастью, пережитый вечером стресс никак не повлиял на мой здоровый молодецкий сон. Выспался я вдоволь. Дополнительной причиной тому, как я думаю, послужила изрядная доза водки, которую мы накануне выкушали с Копыловым.
Хотя, перед тем, как уснуть, какое-то время я беспокойно поворочался. Но в произошедшем вчерашним вечером семейном катаклизме были и свое маленькие, но приятственные бонусы. Встал я рано, в шесть тридцать, однако, когда заходил в туалет для первичных водных процедур, то со стороны кухни ощутил отчетливый аромат готовящихся творожников. Вместе с невнятными напевами нового пугачевского хита. И это не был голос мадам Левенштейн.
Похоже, что Лизавета решила вести планомерную и методичную осаду по всем правилам бабьего коварства. Что ж, флаг ей в руки! За эти два с половиной года до её совершеннолетия меня либо посадят, либо пристрелят. Так что, дырку она получит от бублика, а не скальп Корнеева.
Но шутки шутками, а перебираться в свою квартиру нужно как можно быстрее. И это без дураков и без их дурацких шуток! Не рукоблудием же заниматься в то самое время, когда Зуева и Копылова, а быть может еще, и Юдина, изнывают, и бесятся от моего нетоварищеского поведения! Выражающегося в некомсомольском по отношению к ним невнимании. Нет, надо срочно переезжать! Сразу же, как только спихну уголовное дело по «ликёрке» в прокуратуру, на следующий день и съеду от Паны!
Окропив унитаз святой милицейской водой и, посетив для вторичных водных процедур ванную комнату, я явился на кухню. Неотвратимо ведомый туда божественным ароматом своих любимых творожных сырников.
Блюдо с горой свежеиспеченных, в меру подрумяненных соблазнов, стояло посреди обеденного стола. А в шаге от этого же стола стояла юная матримониальная мошенница. С радостной улыбкой во всё лицо и с пол-литровой банкой сметаны в руках.
— Чай я свежий заварила! Зелёный, как ты любишь! — предупредительно уведомила меня Лиза, — Ты, как пить будешь? С молоком или с лимоном?
Сидящая с чашкой кофе на своём традиционном месте, в углу у холодильника Левенштейн, наслаждалась происходящим, даже не пытаясь скрывать своё радостное злорадство.
— Ты чего как столб встал, Серёжа? — подозрительно приторным голосом спросила она, — Ты, мил человек, к столу-то проходи, Лизонька тебе тут сырничков испекла! И за сметаной уже успела к открытию в молочный сбегать! Эх, Сергей, ты поверь старухе, уж свезло тебе с невестой, так свезло! Всем на зависть у тебя хозяйка!
Лиза внимательно и с удовольствием слушала бабкины дифирамбы в свой адрес. По сиротской простоте и малолетству, принимая их за чистую монету. И, как китайский болванчик, улыбаясь, кивала головой каждому еврейскому комплименту.
Настроение моё, стараниями Паны померкло, но не настолько, чтобы отказаться от гастрономических изысков, манящих к себе не только своим видом, но и запахом.
— На следующей неделе я к себе перееду! — тоже не тая мстительного торжества, пробубнил я набитым ртом. — Буду очень сильно скучать по вашей вкусной стряпне. Ну и в гости иногда приходить буду! — заметив, как нахмурилась Пана, добавил я. — Часто буду приходить! — приняв из рук Лизаветы свой полуведёрный бокал с чаем и уже размешанным в нём сахаром. И даже заботливо разбавленным молоком, чтобы я, не приведи господь, не обжегся.
— Ты мне дашь вторые ключи от квартиры и я буду к тебе приходить убираться, и готовить! — не спрашивая, но ставя меня в известность, буднично объявила убийственно заботливая беспредельщица.
Я растерянно взглянул в глаза мадам Левенштейн, пытаясь найти у неё хоть какую-то поддержку, но в ответ получил лишь неопределённую улыбку. И еще заметил, как она мне ободряюще подмигнула и беспомощно развела руками, пока Елизавета отвернулась к плите.
Из дома я вышел, прилагая изрядные усилия, чтобы настроить мозг на решение задач, каждая из которых была злободневной и болезненно воспалённой, как нарыв. Прав был горбатый Джигарханян, когда изрёк свою сакраментальную фразу. О том, что эти бабы рано или поздно доведут или до цугундера, или до неотложной психиатрической помощи. Ни того, ни другого мне в ближайшей перспективе не хотелось. Как не хотелось отказываться и от баб. Которых мне всегда больше нравилось называть женщинами. А еще лучше барышнями.
Чтобы не дразнить сослуживцев возмутительным обилием разноцветных машин, на которых я передвигаюсь последнее время, никитинскую «шестёрку» я оставил за углом. И с мятущимися мыслями обо всём сразу, направился на утреннюю оперативку. В кабинет своего главного следственного начальника Алексея Константиновича Данилина.
Пришел я раньше всех. И потому весь церемониал приветствий в адрес Валентины Викторовны и Антонины, исполнил без сокращения этой процедуры, как это обычно всегда бывало по причине спешки.
После того, как отпустил пару кружевных комплиментов античной Валентине Викторовне, я прошествовал в угол охотницы за партнёрами в танце под марш Мендельсона.
— Всё, любовь моя, судьба сложилась так, что своё счастье ты упустила безвозвратно! — покачавшись с каблука на носок перед столом Тонечки, объявил я, — Не далее, как вчерашним вечером я был бесповоротно и безжалостно сосватан! И теперь, как человек честный и благородный, тебе об этом официально заявляю!
— Чего? — выпучила на меня глазищи оторопевшая мамзель, — Как это сосватан? Кем?
— Да уж, нашлась вот красивая и смелая, — невесело вздохнул я, — Ты уж соберись, любимая и не вздумай травиться или вешаться!
— Вот еще! — пытаясь сохранить покер-фейс, вспыхнувшая вдруг нездоровым лиловым румянцем Антонина, начала суетливо перекладывать на своём столе бумаги, — Больно надо было! И всё же, кто это тебя сосватал? — тем не менее, не удержалась она от, показавшегося мне обеспокоенно-траурным, любопытства.
— А вот случилась на твою беду одна весьма шустрая пионерка из Урюпинска! Она на кражах пельменей у доверчивых граждан специализируется! — вспомнив свои вчерашние переживания, уже совсем без настроения и сквозь зубы процедил я. Но при этом зачем-то подмигнув капитальной женщине по имени Валентина.
— Ты всё никак не нашутишься, Корнеев? — почему-то моментально успокоилась Антонина и, хоть находилась в положении «сидя», но посмотрела она на меня снисходительно сверху вниз.
В приёмную повалил следственный люд. Начался привычный ритуал кивков дамам и рукопожатий с коллегами мужеского пола.
— Время! — через минуту объявила эталон античности Валентина, — Заходите, товарищи!
Майор Данилин сегодня был сильно не в духе. С самой первой минуты, как все расселись, он взялся за меня. Как я понял, самому ему хвоста накрутили еще вчера. И этим, похоже, не ограничилось. По всему выходило, что сегодняшнее утро у него также началось с изрядной порции соли и перца под рудиментный отросток позвоночника.
— Почему за рулём твоей машины был Гриненко? — начал он меня отчитывать еще до того, как запалил первую сигарету. — И почему он управлял ею, не имея на то необходимых документов?
— Это не моя машина, товарищ майор! — затянул я заунывную привокзально-цыганскую песнь «Сами мы не местные…», — Машина принадлежит моему товарищу, а я на ней по доверенности езжу. И, Алексей Константинович, у Гриненко при себе был техпаспорт на эту машину! Ну и водительское удостоверение, само собой, у него тоже было! Я вчера сам на место ДТП выезжал и со следователем разговаривал. Стас, кстати, был абсолютно трезвым!
Но заболтать Данилина не удалось, прикурив от догоревшего бычка следующую сигарету, он продолжил иезуитствовать.
— Ты чего мне тут, Корнеев, арапа заправляешь⁈ — выпустив в мою сторону болгарский токсин марки «Родопи», — Ты-то ездишь по доверенности, а почему у Гриненко этой доверенности не было? Ты, брось мне тут ваньку валять! Служебную проверку по этому
