Поручик Ржевский или Дуэль с Наполеоном - Сергей Николаевич Ульев
— Понимаю, — ухмыльнулся Ржевский.
— Отведайте нашей самогоночки, — прижалась к нему толстушка. — Сама настаивала, по рецепту царя Гороха.
Ржевский понюхал содержимое стакана.
— Ого! Запашок отменный, сударыня.
— Скажите тост, поручик. Ну, пожалуйста.
— За победу!
— Вы и так меня уж победили, — радостно закудахтала генеральша. — Скажите что — нибудь про нас с вами и про любовь.
— При одном взгляде на вас, ваше превосходительство, у меня кровь стынет в жилах, — сказал Ржевский. — Так выпьем же за то, чтоб нам с вами не замерзнуть!
— А за любовь?
— И за любовь!
Ржевский одним махом заглотнул стакан.
От первой стопки генеральша красивей не стала.
Прислушиваясь к теплому журчанию в животе, Ржевский прикинул, сколько ему нужно выпить, чтобы воспылать любовью. Выходило не меньше трех литров. «Я столько не выпью!» — подумал поручик.
Однако после второй стопки генеральша уже не казалась ему столь некрасивой, чтобы отказывать ей в поцелуях.
А когда содержимое графина опустело, Ржевский нашел ее вполне достойной своего пыла…
— Поручик, вы были великолепны, — прошептала генеральша, когда все охи, вздохи и скрипы остались позади.
— Спасибо за самогон, ваше превосходительство, — сказал Ржевский, переворачиваясь на спину. — Он был превосходен.
Раздался стук в дверь.
— Входите, граф! — крикнул Ржевский. — Уже можно!
Вошел Лебедев — Кобылин.
— Как вы догадались, что это ваш друг? — удивилась генеральша, прикрывшись от вошедшего простыней.
— Проще пареной репы, сударыня! Он же прекрасно знает, сколько времени требуется гусару, чтобы расплатиться за фураж.
Лебедев — Кобылин скривил губы.
— Пора отправляться, Ржевский, — сказал он. — Кони заждались.
В благодарность за подвиги поручика генеральша велела снарядить подводу с сеном, и вскоре довольные гусары съехали со двора.
Генеральша, взяв у управляющего ключи, тут же открыла сарай, где Лебедев — Кобылин запер троих ее мужиков.
— Выходите соколы недобитые, — с усмешкой произнесла она. — Театр бы из вас устроить.
Мужики заулыбались.
— А что, матушка, — сказал один, — али мы плохо сыграли, на? Уважили вас гусары — то?
— Уважили, — зарделась генеральша.
— Я ж сказывал, что гусары — хорошие наездники, на.
— Ох, хорошие! До сих пор все косточки ноют.
— У нас тоже, матушка, — жалобно протянул самый хилый из мужиков, потирая зад.
— Ничего, милые, за доброе дело пострадали. Велю Пахомычу, чтобы водки вам налил.
— Спасибо, матушка, — закивали мужики. — Мы завсегда… это важно… водочку мы любим… полечимся…
Авдей Пахомыч, стоявший здесь же, посмеивался, заискивающе заглядывая хозяйке в глаза.
— Да уж, Лавра Тимофеевна, разыграли мы гусар. Вот смех! А я — то, старый черт, в одних кальсонах…
— Тоже скажете мне — старый! — фыркнула генеральша. — Топите, Авдеюшка, баню. Чтой — то кровушка во мне разыгралась, никакого удержу нет!
— Барыня, барыня, сударыня, барыня, — запели мужики, притопывая лаптями.
— Нет, непременно театр из вас устрою, чтоб гусар заманивать, — засмеялась генеральша.
— А чё, на? Можно и театр. Нам за вас, матушка, хоть помереть, на!
Глава 18. Интендант-сутенер
Император Наполеон обладал незаурядной памятью. Он запоминал все подряд: свои декреты, чужие письма, имена капралов, родинки любовниц, клички лошадей, застольные беседы.
Зайдет к нему какой — нибудь генерал с докладом, а Наполеон ему прямо в лоб:
— Как поживает ваша незабвенная тетушка?
— Мерси, сир, уже отмучилась.
— Она, кажется, страдала от запоров?
— Увы, ее не спасла даже английская соль.
— Неудивительно: английская соль для французов хуже мышьяка!
Единственное, что Наполеон никак не мог запомнить, — это названия двенадцати республиканских месяцев. И потому, чтобы впредь не путать брюмер с термидором, захватив власть, вернул Францию в лоно григорианского календаря.
Подобно натуралисту, разглядывающему в лупу копошащихся у его ног муравьев, — великий узурпатор старался держать в голове каждую мельчайшую деталь военной кампании, желая наложить на всё печать своей гениальности. А уж если дело касалось армейских любовных утех, его любопытство не ведало границ.
В один из жарких дней июля интендант — сутенер французской армии Кисен с воодушевлением докладывал своему императору:
— Сир! За первый месяц войны походные куртизанки были нарасхват. Их услугами воспользовалось около 200 тысяч человек: 170 тысяч солдат, 15 тысяч унтер — офицеров, 8 тысяч офицеров и 23 генерала.
— Весьма занятно, — кивал Наполеон, нюхая табак. — Чем выше звание, тем меньше пыл?
— Просто солдат всегда больше, чем генералов.
— Гм, верно. Но как вам удалось всех пересчитать?
— У моих девочек от меня нет секретов.
— Однако вы не упомянули маршалов.
— Маршалы имеют походных жен, сир… В своих личных каретах.
— А-апчхи! Телячьи нежности!
— Кого? Телят? — не разобрал толстяк. — Нет, о таком я даже не слышал. Римские легионеры обычно водили за собой стадо козочек. Но наши куртизанки, сир, лучше любой козы или коровы!
— Отдаю должное вашему опыту… Скажите, Кисен, какая из наций моей армии наиболее любвеобильна?
— Конечно же итальянцы и французы!
— Кто же самые тщедушные?
— Австрийцы.
— Бедная Мария — Луиза! — задумчиво произнес император. — Как ей все — таки повезло, что я на ней женился. Во истину, чтобы разжечь огонь на тлеющих углях, нужен ураганный ветер.
— Простите, сир?
При воспоминаниях о проделках, какие они с императрицей позволяли себе на брачном ложе, Бонапарт задрожал левой ногой.
— Австрийки похожи на отсыревший порох. Если бы не я, моя супруга так и осталась бы в неведении относительно своих истинных возможностей.
— Замечу, сир, что среди моих девочек встречаются самые разные национальности, но наибольшим успехом неизменно пользуются француженки. Одна за сутки порой успевает обслужить целую роту! К ним похаживают и саксонцы, и швейцарцы, и португальцы…
— Любовь не ведает границ, — сказал Наполеон. — Вам следует позаботиться, чтобы наши француженки попутно приучали клиентов к своему языку.
— Сир, вы имеете в виду поцелуи взасос с участием языка? Или… греческие ласки?
— Я говорю о словарном запасе, Кисен. Самый тупой поляк после общения с французской проституткой должен знать как звучат армейские команды по — французски.
— Будет исполнено, сир.
— Как они питаются, ваши девочки?
— Полагаю, что неплохо.
— Поменьше гороха, побольше конфет! А как у них со здоровьем?
— Голодных обмороков не случалось. Только от экстаза.
— Я не о том. Как с любовными болезнями?
— Ни одного случая испанки, мон сир!
— Хорошо, хотя бы в этом отношении Испания не строит нам козни.
— В остальном же — легкий триппер, мон сир. Правда… мм… — интендант — сутенер замялся, — почти у всех. Ну, это пустяк, не опаснее насморка.
Наполеон изменился в лице.
— Вы шутите?! — вскричал он, мгновенно впадая в ярость. Швырнув на пол свою шляпу, он стал ее топтать. — Вы, должно быть, не знаете, что это такое — настоящий насморк!
— Простите, сир, — задрожал толстяк, — не имел счастья…
