Всё нормально на Кубани в конце восьмидесятых - Анджей Загребельный
— Богатенький Буратинка, — восхитилась Оксанка, — ну давай завтра позвоню с утра, будь у телефона, костюмы из пакетов сразу достань, и этот тоже завтра заберу, ты на них бумажки налепи с размерами. Окей?
— Окей, Окей! — мне понравилось это слово и чувствую, буду вставлять его везде, и может даже не к месту.
Я затолкал обновки в баул и, продолжая изображать из себя колхозника съёб в закат до электрички на общественном транспорте. По дороге заглянул в продуктовый, надо домой что-нибудь прикупить. Взял кольцо «Краковской», булку хлеба, несколько банок консервов, пару бутылок «Дюшеса».
По дороге к автобусной остановке зашёл в «Хозтовары» прикупил порошка стирального и различной мелочёвки. Взял еще за рубль здоровенный полотняной мешок, в который запихал и американский баул и свою спортивную сумку. Буду уж маскироваться до конца. Взвалил мешок на плечо и окончательно превратившись в «крестьянского мальчика» поперся на остановку. Несмотря на то, что прибыль была меньше ожидаемой, я всё-таки радовался удачной поездке. До электрона я добрался без проблем. Никто из городских внимания на меня не обращал. Да кто такое «чмо» тронет то? Кому я на хрен сдался?
В вагоне на удивление был открытый работающий толчок и не столь много народа, несмотря на разгар сезона. Я уселся, натянул на нос очки и, подобрав древнюю газету с лавки, принялся читать какую-то хрень про группу Ласковый Май.
Напротив меня уселись три, девчонки моего возраста с модными клеенчатыми сумками «Монтана», все такие наштукатуренные — наманикюренные в спортивных труселях и футболках с надписями то ли на английском то ли на польском. Девчонки тут же принялись жевать жвачку, поделив одни пластик на троих и о чём-то щебеча. Потом достали батареечный мафон «Саньо» и включили какую-то кассету.
— На забореее сидит петуух, — начали подпевать ни Лёне Аграновичу, косясь на меня и перехихикиваясь. Потом деланым шёпотом, но так что бы я слышал, принялись меня высмеивать, прыская в кулак. Ну а хули колхозник во всей красе.
Я, ничуть не смутившись, достал из мешка кольцо колбасы, и хлеб отломил кусок «краковки» и краюху хлеба, расположил их на газетке и принялся чавкать, иногда запивая «Дюшесом» и яростно порыгивая.
Девки с меня ухохатывались и ради прикола начали меня подъёбывать вопросами типа как меня зовут, если у меня куры и прочее. При этом то одна, то другая вытягивали свои загорелые гачи и клали их на скамейку рядом со мной.
— Та я Данила, аха и кури, и гуси есть вот кабанчика прыкупили, Борька зовут. Хароший такой здороовый, кастрировать скоро будем, — гнал херню я и пытался близоруко щурится.
Девки, считая себя невьебенными красотками, окучившими колхозного лоха, продолжали «жёстко снимать с меня корки» (никогда я не понимал этого выражения если честно).
Решив добить девок окончательно, я сыто рыгнув и увидев, что возле толкана никого нет, известил попутчиц.
— Ох, чего- то я срати захотев, пойду, схожу в уборную!
Девки заржали в голосину. Я прихватив мешок и газету направился к толкану.
— Данилка мешок то оставь, мы посторожим, — заржали в голосину девки.
— Та ишшо чаво, у меня там консервов, рублей на десять, сопрете, а меня мамка убьёть потом!
Сидевшие неподалеку, бабушки с лотками клубники, одобрительно покачали головой, девки снова заржали.
Толкан на удивление был чистый и не обсосанный. Я, расстелив газету на полу, несмотря на тесноту, бодро разоблачился, достал брюки из вареного комплекта, новую футболку. Прыгая на одной ноге, напялил белые носки и тапки Пума.
Так ага, чуть подвернуть штанцы, дабы было видно, что у меня белые носки. Уродскую кепочку в мешок, а мешок утрамбовываем в баул. Удобная кстати штука, сложенный места не занимает, а развернул и в него поместилось всё. Заправил футболку в джинсы, вдел кожаный ремешок.
Посмотрел на своё отражение в стекле. Чуть намочил руку, водой из под крана, разровнял пробор. Эх, надо всё — таки расчёску с собой носить. Ну, хорош! Бейсболку одевать не будем, а то не видно моей моднявой причёски.
Поигрывая мышцами под облегающей футболкой, я вышел из толкана, перекинул баул лямкой через плечо, так чтобы были видны иностранные буквы и «предстартовой походкой» отправился обратно в вагон. На меня внимания никто не обратил, и я спокойно дошёл до своего места. Девки — попутчицы взглянув на меня, заинтересовано переглянулись между собой.
Одна повторила излюбленный прием, вытянув загорелые ноги, положила их на скамейку прямо передо мной.
— А тут занято, — с вызовом протянула она, глядя снизу вверх.
— Другом твоим? — нагло переспросил я, и абсолютно не стесняясь, рукой убрал её ноги и кинул баул к окну.
— Тут, парень сидит, — пискнули девки одновременно, — он в туалет пошёл.
— Смыло вашего, парня, — хохотнул я.
Девчата, начали прихихикивать. Они еще не сопоставили меня и колхозника Данилу, у которого есть кабанчик Борька.
Теперь попутчицы молчали, иногда толкая друг друга в бок.
— Ну, четам с вашим магнитофоном, кроме петуха есть еще песни? — разбавил я неловкой молчание.
— Ах ты, сука! — сказала вдруг одна из девок — Машка, Ленка он над нами прикалывался! Это же…. этот додик — колхозник.
Попутчицы с недоверием вылупились на меня, потом начали осторожно посмеиваться, а потом заржали на весь вагон. Бабки с клубникой обозвали их кобылами и осуждающе покачали головами.
Так в веселье и в сопровождении девчонок из украинского Донецка я доехал до своей станции. Девчонки работали сменой в одном из санаториев в Архипке, а в город приезжали по каким-то делам.
Мне даже номер дежурной по общежитию персонала оставили и объяснили, кого и как позвать. Вдруг решу заглянуть на море, а компании из местных и отдыхающих им уже надоели, а тут такой персонаж нарисовался.
Прибыв домой, я переоделся, и начал сортировать по размерам продукцию, освобождая её от пакетов и лепя бирки с размерами. Один комплект в виде шедевра самопошива продан Моисеичу. Один комплект уходит Воробью итого восемнадцать.
Плюс я себе оставил самый первый экспериментальный комплект, который перешивал сам. Пусть будет. На фоне остальных он, конечно, так себе, но для личного пользования пойдет. Пересортировал. Попил чаю. Еще раз перемерил обновки перед зеркалом. Желтизна с лица после лечения сошла полностью.
Хорошая эта баба медичка и симпатичная. Чего Воробей на эту Галю то запал? Полез в подпол самогонного цеха. Компот — брага уже начал квасится, и я не торопясь начал разливать его в десятилитровки, черпая шмурдяк корчиком (черпак). Перелил, нюхнул. Ага, нормально вроде. Сваренные дрожжи давали чуть еле слышный аромат хлеба. Теперь
