Без тебя - Агата Вебер
Я осмотрела Кернилса. Заставила его ополоснуться, а после обработала ему раны. Что мне нравилось в номере, так это то, что было два дивана. После душа всегда можно было улечься в другой зоне и через панорамные окна смотреть на ночную Москву. Я смотрела на город и думала о своей жизни. За что мне так не везет? Может на этот раз я буду счастлива.
За эту неделю я поговорила с родителями только один раз и сказала им, что поеду к друзьям за границу. И если не часто буду звонит, то пусть не теряют.
В итоге мне пришлось покупать два билета в Мавританию. И вот мы на борту самолёта, летящего в Париж, оттуда другим рейсом полетим в Нуакшот. Моё сердце переполняет ожидание чего-то необыкновенного. Заработали турбины, понеслась взлётная полоса, далеко внизу остался аэропорт Шереметьево.
Прощай, родина, прощай, Алекс, мама, папа… На глаза навернулись слёзы, но я их легко смахнула, откинула спинку, устроилась поудобнее и уснула.
Глава 5. Мавритания
Ночевала тучка золотая
На груди утеса-великана;
Утром в путь она умчалась рано,
По лазури весело играя;
Но остался влажный след в морщине
Старого утеса. Одиноко
Он стоит, задумался глубоко,
И тихонько плачет он в пустыне.
(Михаил Лермонтов)
Примерно через три часа садимся в аэропорту Шарль де Голль, пересадка в Париже, через полтора часа прямой рейс до Нуакшота. Пока Кернилс бегал за мороженым, оставив меня в зале ожидания, я решила почитать о Мавритании. Раньше я как-то полагалась на рассказы моего мавританца. А он разве будет говорить мне неправду о своей стране. Но и я подумала, что стоит, наверное, узнать о его родине что-то с других источников. Как оказалось, Мавритания — это в первую очередь ислам (исповедуют почти сто процентов населения), но имеется и небольшая христианская община. Официальный язык — арабский, но он перемешан с диалектом хасания и языками негритянских племен: тукулер, сонинке, волоф, фула, бамана. Но также французским, так как Мавритания долгое время была колонией Франции. В тысяча девятьсот сорок шестом году получила статус заморской территории Франции, а в тысяча девятьсот пятьдесят восьмом году — статус автономной республики Французского Сообщества. Она находится в Западной Африке и омывается с запада Атлантическим океаном. Граничит с Западной Сахарой на северо-западе, с Сенегалом на юго-западе, с Алжиром на северо-востоке, с Мали на юге и востоке. В стране до нашего времени сохраняется рабство. Это то, что описывает Википедия. А на сайтах с туристической рекламой говорится: несмотря на то, что страна мусульманская, к женщинам здесь внимательное и уважительное отношение. В отличие от исконно арабских стран Ближнего востока. Это объясняло отчасти отношение ко мне Кернилса. Он ни разу не позволил себе даже попытаться меня поцеловать или распустить руки. Как он сказал — по их обычаям до свадьбы не может быть близости между мужчиной и женщиной. Брак обязательно должны одобрить и благословить родители жениха и невесты, а так как я иностранка, то достаточно будет только решения его матери и отца. Эта информация настроила меня на позитивный лад, я отбросила все нехорошие мысли. Мы с Кернилсом сели в самолёт уже до Нуакшота, лететь ещё десять часов! От нечего делать опять сморил сон.
Столица Мавритании встретила нас сильным ветром, во рту сразу почувствовался противный привкус песка, правда, было не жарко. Я даже накинула ветровку. Мы спустились по трапу, не сразу поняли, куда идти за багажом, после любезный молодой человек обратился к моему спутнику, показывая куда-то в сторону выцветшего от солнца забора, старого, поросшего какими-то колючками.
Кернилс потянул меня за руку, мы завернули за эту ограду, там под огромным навесом были свалены в кучу сумки и чемоданы. В этой куче рылись наши попутчики, кое-как нам удалось найти наш багаж.
Мы двинулись в зал прилёта. От всей этой суматохи у меня разболелась голова, и мы зашли в аптеку. Тут мой измученный мозг ожидал очередной «сюрприз» — в аптеке работали арабы. А сама аптека была больше похожа на обычный магазин. Очень чистое помещение, специфические запахи отсутствовали. Это была первая странность для меня.
Что здесь происходит? Не поняли мы юмора.
И если спросить, как у нас: «Дайте что-то от головной боли или посоветуйте, что лучше», тебе толком не ответят. Мол, «вот, покупают это средство — может, и поможет, так как его часто берут». Продают лекарства не фармацевты, а продавцы лекарств, которые к фармацевтике ни сном, ни духом. Общаться пришлось через Кернилса и онлайн переводчик. Наверное, это был первый шок: купить обезболивающее оказалось сложнее, чем у нас на вьетнамском рынке — более-менее приличную куртку.
Нас ждёт картина маслом.
В зале прилёта никто и не встречал, Кернилс сказал, что нас ждут у машины. Пока перемещались к парковке, обратила внимание, что женщины здесь одеваются в яркие ткани, используют множество разных украшений, и все, как на подбор, пышнотелые.
Как только мы вышли из здания аэропорта, нас окружили три женщины, две очень полные, явно в возрасте, они держались, я бы сказала, величественно, словно каравеллы на волнах. Очень похожие между собой (а по мне, так все на одно лицо).
О, песенка что-то опять пришла на ум: она прошла, как каравелла по волнам. После жаркого дня. О, какая любовь. Они ко всем так? Или это мне такая честь.
Меня кинулась тискать одна из них: сбитая, невысокого роста, темнокожая, на голове непонятная какая-то чалма. В ярко-зелёной «обёртке» — так тогда про себя называла эту странную одежду. Я думала, что это мама Кернилса, а оказалось, его тётя Бинта — добрейшая, очень приветливая женщина. Вторая женщина тоже полноватая, в такой же одежде, но другого цвета. Стояла, молча рассматривала меня. Я заметила её неодобрительное покачивание головой, укорительный взгляд в сторону моего спутника. И всё же она тоже подошла, крепко обняла, взяв меня за руки, развела их в стороны. Что-то сочувственно сказав второй женщине, опять покачала головой. Посмотрела после на Кернилса и начала очень быстро что-то говорить на французском. Он смущённо поник.
А после ко мне подошла третья женщина. Нет, не так, ей оказалась
