Невероятные приключения циников в Скайриме - Юлия Пасынкова
— Ну же! Проклятье, глотай!
— Глотать? Полегче, парень… Мы… только познакомились… — выдавила смешок из себя вместе с кашлем, — а ты уже…кха-кх!.. Просишь глотать…
— Пей, во имя Девятерых! — на губы полилась терпкая жидкость, а я невольно усмехнулась.
— Не… волнуйся. Скоро увидимся… — глаза закрылись сами собой, а я облегченно откинулась навзничь, радуясь, что боль скоро пройдет. Интересно, где я пробужусь в этот раз…
***
Сердце защемило так, что не шелохнуться, не вздохнуть. Схватившись за грудь, я осторожно открыла глаза и едва не выругалась: надо мной нависал всё тот же деревянный потолок дозорной башни, рядом, привалившись к стене, спал Бишоп, а в бойницах показалось чистое ночное небо — буря уже улеглась. Я медленно вздохнула, и боль прошла так же неожиданно, как появилась. В темноте при тусклом свете тлеющих углей сложно было что-то разглядеть, но на ощупь доспех оказался цел, как и моя грудная клетка. Я тяжело вздохнула.
Ну вот! Значит всякий раз, когда я буду умирать, мне придется воскрешаться в месте последней ночевки? Отлично, я — феникс-бомж, прикрепленный к спальнику. А теперь еще снова переться к Ветреному пику и сражаться с разбойниками, святые нейроны… Кстати, почему нейроны? Откуда это выражение в моем лексиконе? Надо подумать об этом позже — есть более насущные дела. Например, не забыть сохраниться — тьфу! — поспать перед тем, как зайти в саму гробницу, а то начинать в четвертый раз порядком надоевший день уже сил нет.
— Рота подъем! Война!!! — заорала я, глядя, как Бишоп вскакивает, мгновенно выхватывая кинжал.
— Даэдр-р-ра тебя забер-ри, — прорычал рейнджер, — какого…
— Долго спишь, пора выдвигаться к Ветреному пику, — я выбралась из мешка.
Бишоп грубо выругался, кинул кинжал в ножны, взглянул на меня исподлобья:
— Запомни, женщина, я сам буду решать, когда и куда мне выдвигаться. Ни один мужик или, тем более девка, не указывали мне, что делать, а те, кто указывал, сейчас кормят червей…
Он раздраженно повел плечами, разминая затекшие мышцы, поднял с пола колчан со стрелами и со злостью закинул его на спину. У меня вырвался смешок (осознание собственной живучести подарило просто безрассудную наглость):
— У-у, кто-то спросонья еще злее, чем я. Смотри, буря улеглась, — я ткнула пальцем в окно, — рассвет еще не скоро, а в это время в сон клонит даже самых стойких. У нас будет фора…
Не уверена, что дословно повторила его слова с «прошлого» сегодняшнего утра, но хоть так. Интересно, как рейнджер теперь будет возражать сам себе?
— …часовых ты тихо снимешь, а с остальными будет проще разобраться, когда те сонные. Но, если мистер «Всё люблю держать под контролем», всё любит держать под контролем, то… что будем делать?
Бишоп едва сдержался, чтобы не отвесить какой-нибудь едко-пошлый комментарий, но вдруг подозрительно сощурился и впился в меня изучающим взглядом, словно искал ответ на незаданный вопрос.
— Бред… — наконец, заключил рейнджер сам себе и тряхнул головой, словно пес, — у меня такое чувство, что всё это я уже видел… Приснилось?
Рейнджер что-то задумчиво пробубнил и вышел из башни умываться снегом, а я торопливо достала свой дневник. Неужели у Бишопа остаются воспоминания о предыдущем развитии событий? Это надо записать. Я пролистала дневник, но пометок, сделанных до моей смерти от стрелы в грудь, естественно не было… Проклятье! Надо постараться меньше умирать, а то наверстывать упущенное слишком затратно по времени… Я снова вытащила перо с чернильницей, принялась строчить в дневнике, стараясь упорядочить рой мыслей, клубящийся в голове. Надо записать, все что со мной приключилось в предыдущие варианты развития событий.
В проходе снова появился Бишоп, неся с собой холод и свежесть. Я пересеклась с ним взглядом, ожидая удивленной реплики, мол «неужели, малышка, ты знаешь с какой стороны браться за перо», но Бишоп молчал. Только нахмуренные брови и поджатые губы выдавали его озадаченность.
— Знаешь, я почему-то не удивлен, что ты умеешь писать…
Я пожала плечами:
— Многие умеют.
— Да, но… Я почти уверен, что знал это и до сегодняшнего утра.
«До какого из них» — хотела спросить, но прикусила язык, и уже вслух добавила, — может быть это твое чутье?
Рейнджер задумчиво почесал подбородок, наконец, пожал плечами и бросил мне сумку под ноги.
— Может быть, но время поджимает. Выдвигаемся.
В этот раз мы вышли гораздо раньше. Дорога до Ветреного пика показалась дольше, но когда все-таки добрались до самой гробницы, я не сплоховала. Указав Бишопу расположение разбойников, забралась на камень повыше и уже оттуда тренировалась в стрельбе. В этот раз фаталити сделать не удалось, но одному разбойнику я попала в колено. Надеюсь, он не пойдет потом в стражники? А, нет, не пойдет — Бишоп добил.
Когда площадка перед входом в гробницу была зачищена, я слезла с валуна и направилась к дверям, ведущим в гробницу. Уверенно перешагнув через лежащий на земле пустой шлем, остановилась, дожидаясь рейнджера. Бишоп подбежал спустя несколько минут. Закончив потрошить чужие карманы, он удовлетворенно подбросил на ладони маленький кожаный кошель.
— У одного из этих нашлось, — пояснил рейнджер, выравнивая дыхание сбитое после схватки.
— Неплохо, — я протянула ладонь, — сколько там?
— Там ровно «всё принадлежит Бишопу», — рейнджер припрятал кошель, — считай это моим авансом за то, что нянчусь с тобой.
Я пожала плечами:
— Ну и ладно, не очень то и хотелось, — переведя взгляд на старые массивные двери, ведущие в гробницу, покрепче сжала лук, — идем?
Бишоп кивнул, обошел меня и положил руки на потемневший от времени металл:
— Надеюсь, в этой гробнице будет чем поживиться.
— Наверно, только как откроешь двери, откатывайся в сторону.
Рейнджер изогнул бровь, ожидая объяснений.
— Крысы, что засели внутри, будут держать дверь под прицелом, — хмуро пояснила я, невольно коснувшись места, куда в прошлый раз угодила стрела.
— Понял, — кивнул рейнджер, и его губы растянула улыбка, искрящаяся злым весельем, — слушай, а от тебя
