Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №01 за 1960 год
Сержант намеревался остановить какую-нибудь машину, чтобы доставить задержанных в полицейское управление. Но его страшно раздражало, что неизвестные, шагая рядом, продолжают наводить свои черные коробочки на окружающие предметы. «Здесь пахнет подрывной деятельностью», — подумал он. Жестом Бобсон потребовал отдать подозрительные машинки.
Они были протянуты после некоторых колебаний. Но едва Бобсон сунул черные коробочки в карман, незнакомцы заволновались. Оба заговорили, знаками прося вернуть коробочки. При этом один из великанов тронул сержанта за плечо.
Бобсон почувствовал, что наступил решительный момент и надо действовать, не теряя ни секунды. Правда, сержанта несколько смущало, что каждый из неизвестных выше его чуть не на две головы и намного шире в плечах. Но дело происходило в нескольких шагах от шоссе, и он мог рассчитывать на помощь.
Мы не собираемся обсуждать вопрос, насколько правильными были действия сержанта. Вероятно, он вел бы себя иначе, если бы знал, с кем имеет дело. В данных же обстоятельствах Бобсон считал своим долгом любой ценой задержать неизвестных.
Его план основывался на том, что странные великаны довольно медленно соображают. Круто повернувшись к одному из незнакомцев, Бобсон сунул ему черные коробочки и рывком вытянул перед собой руки ладонями вниз, как бы предлагая парню сделать то же самое. Великан был явно озадачен, однако послушно протянул сержанту свои ручищи. Прежде чем он успел что-нибудь понять, наручники защелкнулись у него на запястьях.
Ободренный успехом, сержант отскочил в сторону и, выхватив кольт, наставил его на второго детину. Но великан, словно не замечая угрозы, бросился к товарищу. В одно мгновение он сорвал с него наручники и, что-то резко крикнув, швырнул их в лицо Бобсоиу. В ответ раздался выпрел. Левая рука неизвестного повисла плетью. Это было последнее, что помнит сержант.
Как известно, отряд полисменов, прибывший через девять с половиной минут, обнаружил сержанта Бобсона лежащим на земле без всяких признаков жизни. Однако врачебный осмотр показал, что сержант жив и находится в состоянии глубокого паралича. Дыхание и пульс почти не ощущались, как при полной летаргии. Никаких повреждений на теле пострадавшего не было.
Перепуганные хозяин кафетерия и негр-официант смогли сообщить лишь очень немногое, так как держались на приличном расстоянии от места происшествия. По их словам, в тот момент, когда сержант внезапно рухнул на землю, в руках у незнакомцев не было оружия. Но именно в этот миг оба они ощутили резкое болезненное покалывание, пробежавшее по нервам. Видимо, до них докатилась волна той неведомой силы, которая сразила сержанта.
Затем они увидели, как продолговатые ранцы на спинах незнакомцев раскрылись и из них выдвинулись какие-то сверкающие изогнутые раструбы. Таинственные люди стремительно поднялись в воздух и скрылись за грядою гор, окаймляющих шоссе с севера. Впоследствии лишь четверо из всех опрошенных пассажиров и водителей машин, проезжавших в эти минуты по шоссе, подтвердили, что видели двух людей, непонятным образом летевших по воздуху. Все остальные, как это ни странно, ничего не заметили, поглощенные рулем и собственными мыслями. Энергичные поиски, тотчас же предпринятые по всей округе, ничего не дали, хотя была поднята на ноги полиция и десятки полицейских геликоптеров кружили над хребтами и ущельями. Только на исходе дня, уже в густых сумерках, один из геликоптеров обстрелял каких-то подозрительных существ, летевших на север. Однако так и не удалось установить, были ли это люди или просто большие птицы.
Вечером 27 сентября, через 34 часа после происшествия, сержант Бобсон, находившийся в госпитале, открыл глаза и слабым голосом начал диктовать рапорт. Сообщенные им сведения, казалось, ничем не могут облегчить розыски. Однако 28 сентября, когда было разрешено опубликовать рапорт сержанта, всем жителям Поквилла бросилась в глаза несомненная связь между событиями в Олдорадо и странной историей, рассказанной Томом Пеммиканом. Стало очевидно, что охотники-индейцы и летучие беглецы — одни и те же лица. Немедленно организовали самые тщательные поиски в Айоминге. Однако драгоценное время было уже упущено.
Показания Тома Пеммикана были перепечатаны всеми газетами, но от этого ничего не прояснилось. Особенно непонятным казался стремительный прыжок неизвестных из одного штата в другой и их «переодевание» при этом. Выходило, что они за час с небольшим пролетели, сумев каким-то образом остаться незамеченными, триста с лишним миль с севера на юг.
Волнение и любопытство публики возрастали с каждым днем. Неудивительно, что в этой обстановке сообщение об исчезновении профессора Кеннеди промелькнуло в печати незамеченным. Впрочем, и в обычное время подобное известие не привлекло бы особого внимания репортеров, ибо Роберт У. Кеннеди не миллионер, не ученый-атомник. Он был лишь скромным профессором, не известным никому, кроме нескольких десятков студентов-филологов да горсточки языковедов, подобно ему занимающихся таким малоинтересным делом, как изучение индейских языков.
Однако вскоре произошло событие, возбудившее всеобщий интерес к скромной фигуре старого лингвиста. Утром 4 октября на маленьком лесном озере был найден прибитый к берегу термос. В нем находилось письмо, адресованное исчезнувшим профессором своему другу и коллеге доктору Джо Мак-Хиллу, сотруднику музея индейского быта в Нью-Тауне.
К сожалению, письмо несколько попорчено водой, попавшей в термос. Поэтому текст его приводится с невольными пропусками:
«Дорогой Джо!
Если это письмо в конце концов попадет к тебе в руки, не удивляйся, что оно послано в такой не совсем стандартной упаковке. Дело в том, что твой друг находится сейчас довольно далеко от почтового ящика. А времени у него в обрез, так как через три с половиной часа он вылетает на одно из небесных тел. К сожалению, пока неясно, состоится ли обратный рейс на Землю. То есть я лично уверен, что «Летящие к братьям» еще, вернутся, но гарантировать это, конечно, нельзя...
Успокойся, старина. Честное слово, твой Роб еще не совсем свихнулся. Наберись терпения — я постараюсь все объяснить.
Да, дружище, любопытно складывается жизнь. Ведь, в сущности, у меня не было б никаких шансов оказаться участником этой фантастической истории, если бы тридцать лет назад два студента-филолога по имени Джо Мак-Хилл и Роб Кеннеди не вбили себе в голову, что их призвание — лингвистика. И не вообще лингвистика, а изучение языков коренных обитателей этой страны.
Помнишь, что говорил нам тогда старик Дэвис, декан факультета?
«Глупая романтика, мальчики. Понимаю, вас привлекает, что индейские языки — это, так сказать, нехоженые тропы лингвистики... Но поймите же, черт возьми, потому здесь и осталось столько «белых пятен», что слишком мало охотников копаться в диалектах вымирающих племен.
...Или, может быть, вы собираетесь, кроме языков, заняться еще историей и рассказать, как от миллиона гордых и сильных людей, свободно живших в лесах и прериях, осталось едва четыреста тысяч бесправных нищих, загнанных в тесные резервации? В таком случае, ребята, синяки вам обеспечены...»
Что ж, в последнем старик оказался прав. Хотя, в сущности, мы с тобой, дружище, всегда весьма осторожно выступали в защиту краснокожих. И все же мне чертовски приятно знать, что сегодня во многих индейских селениях люди встречают Роберта Кеннеди как своего хорошего друга, когда он приезжает записывать их старинные предания или составлять словари...
Но ближе к делу. Так вот, Джо, началось все с небольшой статейки в местной газете, которая в то утро за завтраком попалась мне на глаза. Я приехал в этот сонный Файндейл дописывать «Очерки полузабытых диалектов». Конечно, я никогда не заинтересовался бы всерьез этой неправдоподобной историей, если бы вот уже двадцать с лишним лет мы с тобой не участвовали в нескончаемом споре о классификации индейских языков.
(Начало следующей страницы размыто водой.)... был убежден, что эта громоздкая и запутанная классификация — просто результат недостаточного знания самих языков. Лингвистических семей куда меньше, чем насчитывают Хант и его сторонники. Ведь мы с тобой выявили внутреннее родство многих... (неразборчиво).
...Ни древние гончары из «великих пуэбло», ни охотники на бизонов в бескрайных прериях не оставили памятников письменности. А наши белые предки, оттесняя краснокожих в пустыни и лесные дебри, меньше всего интересовались грамматическими тонкостями индейских языков. Сколько племен, быть может хранивших в своих наречиях черты языкового родства, вымерли или были истреблены, подобно могиканам... Каждый еще не изученный диалект, каждый след исчезнувших языков всегда был для нас находкой, помогающей заглянуть в бездну столетий. И вот сейчас я нашел еще один такой след...
