Дорога без возврата - Татьяна Николаевна Зубачева
Смеющиеся лица Жени и Алисы, залитая золотистым светом спальня… Эркин проморгался, протёр глаза кулаками.
– Женя…
– С днём Рождения! – приплясывала перед ним Алиса.
– С днём рождения, милый, – улыбалась Женя.
Эркин всё ещё удивлённо хлопал глазами и ничего не мог понять, когда на его колени легли пушистый серый джемпер в пакете и второй пакет, длинный и узкий, с галстуком.
– Эт-то что? – наконец смог он выдавить.
– Это подарки, – авторитетно заявила Алиса, сбрасывая тапочки и залезая на кровать.
– Подарки? – тупо переспросил Эркин. – Мне?! Почему? Женя?
– У тебя день рождения, – Алиса удачно перекувыркнулась. – А на день рождения дарят подарки, вот!
– Ну да, – Женя с улыбкой смотрела на Эркина. – Ты что, забыл? Эркин, сегодня первое января, тебе исполнилось двадцать шесть лет, ну?
Двадцать шесть… но это… это же… Эркин судорожно хватал открытым ртом воздух.
– Ну вот, – Алиса снова кувыркнулась. – От мамы джемпер, а от меня галстук. Вот! Тебе нравится?
Женя, видя, что Эркину не по себе и он вот-вот заплачет, сдёрнула Алису с кровати и отправила умываться и наводить порядок в своей комнате, а, когда та вышла, погладила Эркину по плечу.
– Всё хорошо, Эркин. Вставай, и начнём день.
– Да, – смог он выдохнуть. – Да, Женя, я сейчас…
– Пойду завтрак приготовлю.
Оставшись один, Эркин с силой потёр лицо ладонями, проморгался, удержав слёзы. День рождения… двадцать шесть лет… – и заставил себя улыбнуться: опять он не как все. Первый спальник, что до двадцати шести дожил. И дальше жить собирается. Он бережно взял пакет с джемпером, раскрыл его, и на его руки скользнуло мягкое пушистое тепло. Это же… это ж с ума сойти какие деньги… Эркин приложил джемпер к груди и посмотрел в зеркало. А… а ничего-о…
– А трусы ты надевать не будешь?
Эркин вздрогнул и только тут сообразил, что, разглядывая себя, встал во весь рост на кровати.
– Ой, Женя, я сейчас.
Женя счастливо засмеялась.
– Я мигом.
Он бережно положил джемпер на пуф у кровати и побежал к комоду. Мгновенно – Женя и глазам моргнуть не успела – натянул трусы, джинсы, и вот он уже застёгивает и заправляет ковбойку. Женя кивнула.
– А на обед переоденешься, у тебя сегодня праздник. И у меня с Алисой.
– Да, Женя, – Эркин подошёл к ней, обнял, коснулся губами виска. – Спасибо тебе, Женя. Я… я не знаю… у меня не было такого.
Женя ответно поцеловала его в щёку и легонько подтолкнула к двери.
– Понял, – улыбнулся Эркин и повторил: – Я мигом.
А после завтрака из блинчиков и остатков новогоднего пиршества они все вместе пошли гулять. К оврагу и за овраг в берёзовую рощу. Было так тихо, будто деревья тоже праздновали и теперь отсыпались. Сонная тёплая, несмотря на лежащий повсюду снег, тишина. И безлюдье. Они покатались на санках в овраге, а потом ещё Эркин бегом катал их по утоптанной дороге и, к полному удовольствию Алисы, они дважды побывали в сугробе, побродили среди деревьев. Небо было затянуто белой плотной дымкой, солнце даже пятном не просвечивало.
Для праздничного обеда стол опять перетащили в большую комнату к ёлке. Женя переодела Алису в матроску, переоделась сама, и Эркин вышел к столу во всём новом. Но без галстука: завязывать галстук ни он, ни Женя не умели. Обед был вкусный, но… но не то что обычный, а без особых выкрутасов. Зато в конце… Женя с Алисой унесли грязную посуду, велев Эркину за ними не ходить и не подсматривать. Алиса гордо помогла накрыть стол для сладкого и… и Женя внесла большой торт с двадцатью шестью горящими свечками! И Эркин должен был их погасить одним выдохом…
…Эркин шёл и улыбался. Праздничные, сумасшедшие дни…
… А второго января, Загорье проспалось и высыпало на улицы. И по всему городу носились увешанные бубенцами и лентами кони, запряжённые в сани, а люди танцевали, и пели прямо на улицах. А после обеда разбирали ёлку, каждую игрушку заворачивали в тонкую – Женя называла её папиросной – бумагу и укладывали в большую коробку из-под проигрывателя, перекладывая ватой. А в другую коробку – бумажные игрушки, флажки и цепи. Конечно, уже без ваты, но тоже не навалом, а аккуратно, чтоб не мялись и не рвались. Обе коробки и крестовину Эркин убрал в кладовку в дальний угол, до следующего Рождества, а ёлку вынес, накинув куртку, к мусорным бакам и положил к остальным, таким же ободранным и полуобломанным… А запах хвои всё ещё держался в большой комнате.
Без ёлки большая комната стала очень просторной.
– Ничего, – решительно сказала Женя. – Будем делать гостиную. И столовую сразу. Ты как, Эркин?
– Конечно, – сразу согласился он.
И Женя рассмеялась.
– Ты всегда на всё согласен.
– Что ты скажешь, да, – он даже пожал плечами, настолько это само собой разумелось…
…А третьего января утром в темноте Эркин шёл в общей толпе, перекликаясь и перешучиваясь с новыми и старыми знакомыми. Оставленная на праздники в шкафчике рабочая одежда показалась чужой и непривычной.
– Что? – понимающе хмыкнул переодевавшийся рядом Миняй. – Отвык от работы?
– Работа не смерть, привыкнуть недолго, – улыбнулся Эркин.
– Да уж, человек ко всему привыкает, – кивнул Тихон.
– И к смерти? – ухмыльнулся Петря.
– А что?! – сразу подал голос Колька. – Помирать, братцы, только в первый раз тяжело, а потом… как по-писаному.
– На себе пробовал? – поинтересовался Геныч.
– А то! Три раза! – но бравада в голосе Кольки была невесёлой.
– Кончай трёп, мужики, – Медведев запер свой шкафчик и пошёл к двери. – Пора. Ряхов! – и выразительным кивком показал направление. – На выход.
Бледный до голубизны и словно ещё уменьшившийся за праздники Ряха не огрызнулся, а молча побрёл со всеми.
Двор был просторен, как комната, откуда вынесли ёлку, но Эркин уже видел подталкиваемые паровозом к складам вагоны. Ну, правильно: перед праздниками всё вывезли, так теперь завозят.
Мешки, ящики, коробки… контейнеров не было. Уже ничего. На ящиках было что-то написано, но Эркин, узнавая отдельные буквы, сложить их в слова не успевал. Работали не цепью, а каждый сам за себя. Болтать и глазеть по сторонам было некогда, да и после праздников же, кто с похмелья, кто с роздыха, надо ещё разгон набрать. Так что до обеда вагоны не закончили, и злой как чёрт Медведев отпустил бригаду на обед.
В столовой Эркин сел за стол с Колькой, и Миняем, а потом к ним пристроился и Ряха. Вместо обеда у Ряхи была только тарелка щей. Жижи
