Жнецы Страданий - Алёна Артёмовна Харитонова
— Столь сильный Дар? — подался вперед Нэд.
— Да, — последовал твердый ответ. — Дар велик. Поболе моего будет. Да и умения кое-какие у девочки есть, знахарка деревенская ее научила всему, что знала сама.
— Стало быть, через пять весен взрастим нового креффа от целителей, — удовлетворенно сказал Глава.
— Если не сгорит или не наблудит, — заметила из своего угла Бьерга.
— Эта не наблудит, — негромко произнес Ихтор. — Слишком застенчива.
— Ой, да сколько их таких было, — отмахнулась от него колдунья. — Ладно, то мелочи. Главное, чтобы выдержки девке хватило. Не все свою судьбу могут принять, — глядя в глаза Майрико, твердо произнесла колдунья.
Крефф целителей кивнула, соглашаясь.
— Клесх, что у тебя? — тем временем повернулся Нэд к наставнику Лесаны.
Тот стоял, прислонившись плечом к стене.
— Девка, из деревенских. Дар есть, но в ход она его пускала всего дважды, да и сама не поняла, что к чему. Выйдет из нее толк или нет, говорить пока рано, — равнодушно подытожил он.
— Девка? Парней-то что — не было? — подал голос Донатос.
— По силе равных ей — не встретил, — спокойно отозвался Клесх.
Глава перевел взгляд на колдуна. Тот, не поднимаясь, буркнул:
— Один. Парень. На что годен — потом узнаю.
— Бьерга?
— Никого, — отозвалась со вздохом колдунья.
— Второй год порожняком возвращаешься. Умения подрастеряла? — растянул бескровные губы в усмешке Донатос.
— Так лучше никого на убой не волочь, чем все дерьмо подбирать. Видела я порося, которого ты привез. Дай Хранители ему до зимы дожить, — от души пожелала Бьерга.
— И все же, почему ты опять ни с чем? — поддержал колдуна Глава.
Женщина устало прикрыла глаза. Несколько мгновений помолчала, а потом встала и, глядя поверх головы Нэда, отчеканила:
— Потому что с каждым годом рождающихся с Даром все меньше и меньше, а про то, какой этот Дар слабенький, ты и так знаешь. Знаешь и как дается наука, и сколькие из послушников доживают до пятой весны. А еще знаешь, что вот уже четыре года никто так и не стал креффом. Да, на нас на всех по ушату крови и живых, и мертвых, но я не хочу тащить на верную смерть ни на что не годных детей. Получается, мы сеем боль, чтобы пожинать страдания. Это тупик. В Цитадели должны учить, а не убивать!
Нэд, слушая эту гневную речь, ни на миг не изменился в лице и напомнил, едва собеседница смолкла:
— А ты не забыла, сколько стало Ходящих? Не забыла, как растет их сила и кто теперь среди них? А у нас каждый год послушников — кот наплакал. Скоро не деревни, города целые сжирать начнут, и что ты скажешь тем, кто выживет? Что под старость стала жалостлива и милосердна?
— Не скажу, — ровно отозвалась колдунья. — Бесталанные дураки делу не помогут. Мы теперь самых сильных отбирать должны! Вон, как Майрико нашла. Что за слабость у вас тащить в Цитадель боевое мясо, которое поляжет, едва за стены выйдет без защиты ратоборца!
— И что ты предлагаешь? — вскинулся Ихтор. — Пять лет — и ни одного креффа! Посмотри, Клесх из всех — последний! И самый молодой! Раньше не допускали в креффат таких зеленых, а он начал учить с двадцати весен. Сейчас ему двадцать восемь, то есть по-хорошему он должен был бы начать заниматься наставничеством только через семь лет. А он уже выпустил несколько поколений ратников! Нам нужны все, даже те, в ком Дар едва теплится!
— Я не согласен, — подал голос Клесх. — Какой смысл тащить сюда десятки дурней, если их все одно некому учить и если они сгибнут без толку и пользы?
Целитель повернулся к обережнику:
— Если их сюда не тащить, то очень скоро мы останемся тут в одиночестве. А люди за стенами — без защиты.
— Ладно, будет уже вам. Раскудахтались, спасители мира, — досадливо поморщилась Бьерга. — Что ни говори, Нэд, но надо шевелиться. Если и дальше так пойдет, лет через семь из Цитадели не выйдет ни одного опоясанного, только каменоломни мертвечиной завалим.
Креффы замолчали. Колдунья была права, а с правотой сложно спорить, особенно, когда ты ее признаешь и понимаешь. С каждым годом все меньше удавалось отыскать детей с сильным Даром, как будто прогорел костер той Силы, что питала людские души. Словно захватили остывающее кострище мертвяки и тянули теперь жадные лапищи к тому, что должно принадлежать живым людям.
От слов креффов у Нэда заныло сердце. Прошлый год всего четыре полные тройки вышли из стен Цитадели, да еще пять не самых сильных ратников и два колдуна. Зато новых Гнезд появилось — не сосчитать!
А что самое страшное — есть среди Ходящих такие, о каких если народ узнает, на вилы всех обережников поднимет, за то, что не доглядели и замолчали. И как теперь сказать простому люду то, что креффы даже выученикам до поры не говорят? Как бороться с напастью, которую Осененные сами же и проглядели?
Муторно стало на душе смотрителя, и совестно делалось оттого, что завтра суровую науку начнут постигать те, кто в былые годы так и остались бы в отчем доме. Но в сотни раз будет хуже, если наставники начнут жалеть послушников. Вот тогда точно некому станет держать в страхе Ходящих. Пусть хоть слабые сражаются, чем совсем под нечисть лечь и обречь людской род на посмертные страдания. А про тайну… про тайну молчать надо. Молчать и думать, как выпутаться. Иначе не миновать смуты.
Коротким взмахом руки Нэд отпустил креффов. Первым не спеша направился прочь наставник Тамира, он уже занес руку, чтобы взяться за дверную ручку, когда в спину раздалось:
— Ответь-ка мне, голубь сизокрылый, отчего это почти у стен Цитадели погост поднялся, а? Поведай дуре старой, чему ты своих щеглов учишь, что покойники чуть не белым днем по дороге разгуливают? Ты им науку-то в головы вкладываешь или только кнутовища о спины ломаешь?
Колдун напрягся, а рука сама собой легла на рукоять ножа, висевшего у пояса. От прикосновения к гладкому теплому дереву гнев слегка отступил, мужчина совладал
