Когда загораются звезды - Анастасия Волжская
К счастью, удалось избавиться хотя бы от звездного кубка - вместо нас его несла Риики. Изначально Оле сразу же после торжественной речи вручил его Ансельму, тот передал мне, а я сунула вовремя подвернувшейся подруге - удерживать одной рукой тяжелый трофей было ужасно неудобно, а выбор в пользу крепких объятий был очевиден.
Лэр крепко прижимал меня к себе, моя щека касалась его плеча. Даже шарф у нас снова был один на двоих - заметив, как Ансельм поднимал воротник, пытаясь укрыться от разыгравшегося ветра, я перебросила один конец шарфа ему на шею, а он рассмеялся и пошутил, что я и без того привязала его к себе крепче некуда. Но возражать не стал - только поймал мою руку, коснулся губами центра ладони, а потом не выпускал из своих горячих пальцев так долго, что я от волнения забыла обо всем на свете.
Пришлось признаться самой себе: всего за один праздничный вечер я, кажется, умудрилась непоправимо влюбиться в Ансельма Ноура. В ласковое тепло его рук, в яркую и открытую улыбку, от которой сладко сжималось сердце, в невероятную пронзительную синеву свейландских глаз. Меня восхищала легкость, с которой он общался с людьми, и непоколебимая уверенность, что он может - и хочет - решить любую мою проблему. Рядом с ним я чувствовала себя защищенной - совсем как дома - и это покоряло меня.
Теперь, вспоминая найденное в Зимнем кексе колечко, я готова была поверить в магию самой долгой ночи в году.
Словно подслушав мои мысли, Ансельм повернулся. Хитро блеснули синие глаза, на губах заиграла улыбка. Вдруг подумалось, что сейчас он наклонится и снова поцелует меня, но вместо этого лэр, сунув руку в карман, достал оттуда небольшую металлическую звездочку, покрытую желтой глазурью, и осторожно опустил на мою раскрытую ладонь.
- Это тебе, - тихо проговорил он. - Досталась нам в котле среди прочих сокровищ после триумфального запуска нашего дракона. Конечно, эту звездочку я отыскал не в куске маминого фирменного кекса и даже не за столиком людной кофейни, - я фыркнула, оценив шутку. - Но все равно решил взять как сувенир. На память о сегодняшней ночи. Знаешь, по старинному ньеландскому обычаю такие талисманы, запеченные внутри брусничного Зимнего кекса, определяют судьбу человека на будущий год. Звездочка означает удачу. И пусть эта волшебная ночь Зимнего Солнцестояния еще в самом разгаре, - теплая ладонь, ощутимая даже сквозь плотную ткань пальто, скользнула по моему плечу, - свою порцию удачи я уже получил, когда случайно подсел не за тот столик. Так что пусть теперь эта звезда служит тебе.
- У меня уже есть свой талисман из Зимнего кекса, - вырвалось вдруг неожиданное признание.
Ансельм удивленно изогнул бровь.
- И мне-то казалось, что до сегодняшней ночи ты и понятия не имела о ньеландских зимних традициях.
- Так и есть, - кивнула я. - Но официантка в кафе принесла мне кусочек их фирменного кекса как раз перед самым твоим приходом.
- И что же тебе попалось? - полюбопытствовал лэр. - Если, конечно, не секрет.
«Ты», - чуть было не ответила я, но сдержалась.
Зажав в кулаке теплую звездочку, нагревшуюся от рук Ансельма, я вынула свой талисман. На стеклянной грани синего камня сверкнул яркий блик от фонаря, освещавшего полутемную дорожку парка - и точно такой же огонь вспыхнул во взгляде моего лэра.
Ансельм взглянул на меня так, что щеки немедленно обожгло румянцем.
- Эс, милая, - жарко выдохнул он. - Ты же знаешь, что означает этот твой талисман?
Новый кивок.
На большее меня не хватило - я была сама не своя от охватившего меня смятения. Сердце в груди стучало как безумное, от руки Ансельма, лежащей на плече, по телу расходились волны тепла, словно от заряженного рунического камня, и мысли путались и сбивались, а взгляд замер на его губах, нежных, манящих.
- И… - Ансельм замялся. Неловко взъерошил лохматую темную шевелюру, стряхивая белые хлопья снега - и вдруг подался ко мне еще ближе, накрыл мои дрожащие руки, переплел наши пальцы, сжимая в соединенных ладонях звезду и колечко. - Эстери… я что хотел сказать… ты мне нравишься. Очень.
- Значит, мое предсказание сбылось.
Мой сбивчивый шепот был едва слышен, но Ансельм разобрал каждое слово - даже те, что не были произнесены вслух.
И исполнил мое желание в точности.
Второй поцелуй вышел еще лучше первого. Тогда мы стояли у всех на виду посреди людной площади, и охвативший нас страстный порыв был щедро приправлен смущением и неловкостью из-за обжигающих затылок любопытных взглядов. Теперь же мы были одни - развеселая студенческая компания успела уйти далеко вперед, а густой кустарник, обрамлявший аллею, надежно скрывал нас. И в легкой пелене кружащихся снежинок мои страхи, нерешительность, заученные с детства правила приличия и надуманные условности растворились без следа. Внутри плескалось счастье - чистое, как выпавший снег, яркое, как огни фейерверка, и теплое, как руки и губы моего лэра.
Остаток дороги мы проделали в молчании, не тягостном, а волшебно-легком, когда прикосновения и взгляды говорили куда больше слов. Хотелось, чтобы дорога до кампуса длилась вечно или хотя бы еще несколько часов - несколько волнующих часов тихой близости с Ансельмом - но с непривычки я ужасно устала, и глаза против моего желания слипались, а скрывать предательскую зевоту становилось все сложнее. Положив голову на плечо лэра, я расслабилась и, безоговорочно доверившись Ансельму, позволила вести себя вперед, переставляя ноги, словно в полусне. Чудесном, волшебном, где было место необыкновенным небесным огням, пушистому снегу и обжигающе теплым пальцам, лежавшим на моем предплечье…
Кованые ворота кампуса Хелльфастского полимагического университета выплыли из снежной мглы совершенно внезапно. Ансельм остановился, и я замерла вместе с ним, выныривая из сладкой грезы. Ровно сияли магические светильники, освещая дорожку, за толстым стеклом будки охранника перемигивались желтыми огоньками семь свечей в резном зимнем подсвечнике. Вдалеке, едва различимые из-за снегопада,